Страница 5 из 19
Ещё дальше к северо-северо-востоку далеко вдавался в океан сильно вытянутый по горизонтали прямоугольник – плато Железнодорожного. Разумеется, ни о каких реальных рельсах на Камчатке ни ныне, ни присно, ни в проектах века и речи не велось; просто с расстояния в сто километров и более – все второстепенные подробности этого довольно гористого и изрезанного полуострова настолько обобщались и сглаживались, что он, в самом деле, напоминал этакую строго параллельную поверхности океанических вод, ровнёхонько отсыпанную железнодорожную насыпь.
Кстати, при всей своей замечательной – издаля! – сглаженности именно плато Железнодорожное считалось полюсом относительной недоступности для всего заповедника в целом. Поскольку, во-первых, принадлежало к самому северному, а значит, маломощному и немноголюдному из четырёх заповедных лесничеств. Во-вторых, от накатанной внутризаповедницкой магистрали – прибойки – как раз этот полуостров отъединялся быстротекущими и полноводными, а следовательно, не проходимыми ни вброд, ни по льду реками. И наконец, его возвышенное и одновременно изрезанное крутобокими долинками небольших речек плато раз за разом оказывалось не по зубам массированным, с применением самоходной техники заповедным десантам.
Так что молодому и по-своему честолюбивому Ростиславу Груздеву очень легко было вообразить себя в передовом отряде отважных исследователей – с лёгкой десантной надувной лодкой в рюкзаке и в связке с выросшим и окрепшим Нукером, – закрывающими вот это, одно из последних выпавших на их долю «белых пятен». Такое предприятие казалось ему тем более осуществимым, что ту же «долину смерти» – расположенную всего лишь в двух часах ходьбы от самого посещаемого заповедного кордона! – совершенно случайно открыли обыкновенные туристы и сделали это буквально лет за пять до его появления здесь.
Планы и мечты о грядущих свершениях вновь настроили нашего путника на деловой лад. И не без усилия оторвав свой взор от манящих далей, Груздев перевёл его вниз: отблёскивая серебром, океан неспешно ворочался, мирно вздыхал мёртвой зыбью у него под ногами, неизменно оставляя не затопляемой узкую полоску валунно-песчаного пляжа у самого основания обрыва – отлив! Что ж, первые семь километров предстоящего им на сегодня пути по Косе дадутся им с Нукером сравнительно легко.
Г л а в а Ч Е Т В Ё Р Т А Я
Покончив с обзором, Груздев тем не менее прилаживать лыжи к сапогам-бродням пока не спешил. Хотя окрест, куда ни глянь, повсюду лежали неистребимые камчатские снега. Но первые метров пятьсот их сегодняшнего пути на север проходили по самому взлобку прибрежного увала. И на этом участке их ожидали несколько протяжённых проталин, образованных не за скуповатый счёт ранневесеннего солнышка, а ещё зимними штормовыми выдувами. Достигнув первой из них, Груздев выпустил на проталину щенка. При этом изрядно забитые утренним заморозочком запахи – уже пробующей оттаивать на полуденном припёке земли, прелой растительной ветоши и перебродивших ягод – явственно достигли обоняния наклонившегося к ним человека. Псишку же они по ноздрям просто… – ударили! Ведь доселе в его небогатом жизненном опыте присутствовали: тёплый и духовитый материнский бок в наглухо заваленной снегами родильной конуре да миска с кашей на поклацивающем под коготками полу в хозяйской избе. Замерев, как был поставлен на полусогнутых, щенок быстро-быстро гонял чёрным подрагивающим пятачком пахучий, волшебный, невообразимый воздух.
Но через минуту-другую предприимчивая породная любознательность взяла верх над понуждающей к затаиванию щенячьей робостью. Нукер переступил шаг, второй и вот уже, как заправская охотничья собака, прихватив путеводную струю одному ему ведомого запаха, потянул строго повдоль проталины – в нужном им направлении. А Груздев, знай себе, неспешно вышагивал следом и констатировал: что отныне в ихней маршрутной паре поприбавилось – и на уникальный собачий нюх, и на незаурядный лаячий слух, да и на лишнюю пару глаз.
Но вот проталина закончилась, и вместо того, чтобы по узкой снеговой перемычке перебраться в соседнюю, «крепко взявший след» Нукер заложил крутой вираж вбок… Беззлобно чертыхнувшись, Ростислав снова подхватил его на руки, да так и донёс до самого конца выдувов. Отсюда отлогим и размашистым серпантином уходила вниз неплохо накатанная трасса, ведущая к Перевозу. Груздев быстро, одну за другой, приладил к сапогам лыжи на самодельных креплениях и неспешно заскользил вниз.
Отныне главными жизненными впечатлениями для двухмесячного несмышлёныша были: необозримая снеговая пустыня вокруг, торный путь под ногами и неотвратимо удаляющаяся спина хозяина. Призывно взвизгнув и… – не получив ровно никакого ответа! – щенок дробным неуклюжим галопцем поспешил вниз. Новая маршрутная пара – заработала!
Организованный ещё в далёкие тридцатые годы на краю земли Кроноцкий заповедник – при подобных-то просторах – был спланирован так, чтобы основные его контуры, по возможности, совпадали с естественными природными рубежами. Вот и южная с юго-западной его границы были проведены по руслу реки Семлячик. Не особенно протяжённый , километров на шестьдесят, но по-камчатски полноводный и быстрый Семлячик в нижнесреднем своём течении представлял собой серьёзную водную преграду. А перед самым впадением в большую солёную воду и вовсе размахнулся аж на целый лиман! Вообразите себе: полупресноводное озеро километровой ширины и не менее семи километров в длину. Благодаря своим всегда мутноватым и вечно неспокойным, из-за приливно-отливных течений, водам Семлячикский лиман снискал себе сомнительную славу акватории – непредсказуемой и по-настоящему коварной…
И дабы хоть как-то оградить своих сотрудников от связанного с переправой риска, а заодно и обеспечить надлежащий контроль за всеми в заповедник с юга входящими (равно и исходящими) при лиманном горле был учреждён круглогодичный пост – Перевоз. На протяжении многих лет Перевоз обслуживала семейная чета лесников Киселёвых – Николай Пименович и Прасковья Ильинична, а по-заповедницки просто тётя Паша. От конторы лесничества в Жупанове и до Перевоза клали три полных километра. И будучи уже на ближних подступах к лиману, Ростислав не переставал думать о том, что во всём предстоящем ему недельном маршруте самым узким местом является – Перевоз!
То есть, получив от лесничего «добро», Груздев тем самым приобретал и автоматическое право быть перевезённым туда-обратно. Да и изнывающий от апрельского простоя Пименович только рад будет – лишнему поводу! – запустить свою моторку. Просто личные груздевские взаимоотношения с многолетним заповедницким Хароном, мягко говоря, не сложились…
Пожалуй, виною всему оказалась охота. Старшего сына Ростислава снаряжали на Камчатку всем семейством – папа, мама и уже женатый брат Илья. Вопрос вопросов: брать или не брать с собой в столь легендарные угодья огнестрельное оружие – в смысле, можно ли охотиться, работая в заповеднике? А если брать, то какое? Дело в том, что Ростя с четырнадцати лет оказался счастливым обладателем семейной реликвии – немецкого охотничьего ружья «три кольца» фирмы «Зауэр», перешедшего к нему из рук в руки от дедушки. Но вот охотничий триумвират постановил, и мама Груздева своих мужчин единогласно поддержала: «Зауэром» на Камчатке лишний раз не рисковать! Но взамен выдать Ростиславу из внутрисемейного фонда сильно подержанную курковую «тулку»: ту самую, которую ещё дедушка во время Великой отечественной от немцев в донскую землю закапывал…
Само собой, ни о какой пальбе – в пределах заповедника! – и речи не велось. Но, принимая во внимание, что лесоохрана на местах снабжалась из центральной усадьбы круглый год исключительно консервами, мукой да крупами, в общем, и охоту и рыбалку заповедное начальство всячески поощряло и поддерживало, но при условии: соблюдения всех правил, сроков и в, так называемых, свободных угодьях. Кстати, само Жупаново посреди них и располагалось. Но для жителей посёлка тут же возникала заковыка: местная погранзастава требовала неукоснительного соблюдения двухкилометровой «зоны спокойствия» (без выстрелов!) повдоль государственной границы. А на Камчатке таковой являлась… вся береговая линия; нечего и говорить, что основная водоплавающая дичь только в её пределах и кучковалась. Конечно, можно было всякий раз перед утиной зорькой испрашивать личное разрешение у командира заставы. К сожалению, сей субъект очень часто руководствовался в выдаче таких вот разрешений пожеланиями…– своей левой пятки.