Страница 38 из 39
Козулин на миг потерял равновесие, в глазах потемнело. Он оттолкнулся от стены, и одновременно перекинул нож из одной руки в другую. Палец осназовца тянулся к спусковому крючку, но капитан успел первым — нож прочертил алую полосу на шее бойца. Фарафутдинов отпрянул, его рот открывался и закрывался, он пытался что-то сказать, но до слуха капитана донеслось лишь булькающее хрипение.
Боец пошатнулся и начал медленно заваливаться на спину. Молнией метнувшийся командир перехватил тяжелеющее тело осназовца и медленно опустил на пол.
— Ну, чего ты, Ринат — уговаривал он. — Ложись. Сейчас боль пройдет…
Упокоив бойца, Козулин осторожно высвободил винтовку из костенеющих пальцев. Всунул дуло между направляющей лестницы и стеной, с силой надавил, ломая. Винтовка жалобно скрипнула, превращаясь в бесполезную игрушку. Обойму капитан предусмотрительно сунул в карман.
Подкрался к лестнице — заглянул вниз. Перекладины ржавели в прохладной сырости подземелья. Перекинув свою винтовку через плечо, капитан ухватился за ржавый металл, и ловко передирая руками начал спускаться.
Как найти крысу в многоэтажном лабиринте? Очень просто, нужно стать такой же крысой. Козулин точно угадал уровень, на котором скрывался сукин сын. Тем более кровавые отметины на погнутом листе металла подтверждали его догадку.
Козулин спрыгнул с лестницы. Постоял, прислушиваясь. Где же ты, недруг?
— Панюшин… — осторожно позвал он.
Игнатенко остановился в двух шагах от лестницы. Следовавший за ним Поляков чуть не впечатался в крупную фигуру осназовца.
— Ты чего Мишка?
Осназовец не ответил. Обернулся, прошелся взглядом по усыпанному бетонной крошкой полу. Взглянул на стену.
— Чего? — машинально повторил Поляков.
Зашуршала рация на поясе. Боец поднес к уху миниатюрный прибор.
— Игнатенко… Да… понял.
Он медленно опустил рацию, и впервые посмотрел на напарника.
— Код девять. Командование спецоперацией беру на себя. Возвращаемся обратно. В случае обнаружения, все живые объекты подлежат санации.
— А как же…
Игнатенко сплюнул.
— Повторить приказ?
Поляков качнул головой и попятился.
— Не ссы Игорек. Живы будем, не помрем. С Козявкой сам разберусь…
Труп Фарафутдинова они обнаружили сразу же, как только спустились на исходный уровень. Козулин прятался в контейнере, выцеливая ставшие вдруг неподвижными фигуры бойцов. Рацию капитан предусмотрительно отключил. Под ногами поблескивали разбросанные сегменты — узнав правду, Козулин меньше всего беспокоился о выполнении приказов.
— Ну, давайте, проваливайте уже — сейчас капитану хотелось только одного. Убраться отсюда как можно быстрее, и по возможности здоровым и невредимым.
Как только осназовцы начали спуск, Козулин, осторожно опустил винтовку. Выждав пару минут, подкрался к лестнице. Никого…
Наверх бывший командир спецотряда «Челябинск» взлетел большой встревоженной птицей. Оказавшись в туалете, прикрыл за собой дверь. Подумав немного, вытащил из кармана гранату.
— А это гостинец вам, ребятки, на долгую-долгую память.
Заминировав дверь, капитан подошел к дыре. Оттуда дохнуло свободой — неприятный такой запашок, но сейчас для Козявки он был невыносимо сладок. Оглянувшись напоследок, капитан нырнул в лаз, и выбравшись в хмурое, осеннее утро Славянска, действительно жил потом долго и счастливо, как и предполагал Юрка Панюшин — то ли друг, то ли враг, а быть может просто обиженный судьбой бедолага, оказавшийся однажды не в том месте где следовало бы. Впрочем, судьба… она не спрашивает, как поступить.
Панюшин полз по мостику, ломая ногти. При каждом движении, огненные стрелы начинали пронзать ноги, превращая тело в горящий кокон.
— Суки!!! Какие же вы суки! — Юрий протяжно подвывал, стараясь вырваться вперед. До воды было рукой подать, еще совсем немного, и придется принять освежающую ванну.
Мостик он соорудил, набросав в воду полуразбитые коробки. Сейчас он вряд ли бы смог переплыть чертову яму с водой. Очередью перебило кости, повырывало куски мяса — Юрка старался не смотреть, но боль говорила сама: тебе крышка, дружок. Хотя… может, так и задумывалось с самого начала?
Одна из коробок вдруг сдвинулась с места, не выдержав вес, и Юрка провалился по пояс, умирая в огненной вспышке. Божечка, за что так?
Встать на ноги, Юрка не смог бы при всем желании, но и плыть получалось не очень — он нелепо загребал руками, подвывая при каждом движении. Бетонный берег приближался медленно, словно издеваясь — ну-ка, дружок, достаточно ли у тебя сил, чтобы выбраться наверх?
Рука ухватилась за край ямы. Панюшин заскрипел зубами, подтягиваясь.
Больно.
Интересно, за что ему такая мука? Разве десяток загубленных старух стоит этой бесконечной пытки?
Юрка выбирался из воды, собрав волю в железный кулак. Заставил себя не обращать внимания на боль, но злая гостья упиралась, напоминала о себе при каждой возможности.
Эх, Юрка, а ведь немного уже осталось…
Автомат с газировкой стоял на нижнем уровне — в прошлый раз Панюшин прошел мимо, озаботившись поисками установок энергопитания. Хозяйка-боль напомнила о главном — теперь, когда до цели оставалось всего ничего, нужно добраться до автомата. Еще одно озарение, простое такое. Почему главное вспоминается тогда, когда сожжены мосты, а ноги всего лишь две бесполезные конечности? Не иначе проделки судьбы-злодейки.
Сейчас Панюшин полз навстречу ей. Зубы сводило от нетерпения, взгляд отмечал пятна грязи на отсыревшей штукатурке. Гул генераторов стал громче, требовательнее.
Скоро!
Как только осназовцы появились в поле зрения, палец Панюшина нажал на крючок. Винтовка вздрогнула в руках, и выплюнула короткую очередь.
Один из бойцов перегнулся пополам и завалился вбок. Второй тенью метнулся за угол.
— Игорек… — Игнатенко осторожно подтащил умирающего к себе, в укрытие. — Живой?
— Мишка — осназовец хрипел, на губах пузырилась кровь. — Завали эту суку, слышишь? Чтоб не напрасно все…
Поляков дернулся и затих. Игнатенко выругался, и выпустил из-за угла длинную очередь.
Панюшин поспешно нырнул в контейнер. Пули пробивали толстую сталь, плюхаясь о противоположную стену. Юрий распластался на полу, стараясь вжаться в холодное железо. Сродниться с ним, стать самому железным, чтобы…
Юрка замер. Осназовец покинул укрытие и быстро приближался. Черт! Панюшин попробовал заглянуть в темноту, но только охнул от накатившей боли. В животе заурчало — в темноте организм требовал в десятки раз больше энергии. Вспышка гнева в лабораториях опустошила тело и разум.
Он выскочил из контейнера, комком звериной ярости. Игнатенко материализовался рядом, как раз вовремя, чтобы выпустить в Юрку остаток обоймы. Панюшин услышал выстрелы, и падая, успел огрызнуться парой одиночных. Боль ворвалась в тело одновременно со стоном осназовца.
Нож выскочил из ножен — Юрка змеей проскользнул к раненому. В глазах Игнатенко, Панюшин успел заметить странное равнодушие. Осназовец хотел что-то сказать, но Юрка не дал ему на это времени — воткнул лезвие чуть ниже подбородка. Игнатенко всхлипнул и умер.
И только тогда, Юрка почувствовал, что с ногами неладно. Отползая от тела врага, он попытался привстать, но только охнул, когда боль прошлась от кончиков пальцев, набирая силы, чтобы взорваться чуть выше колен обжигающим пламенем. Тогда же, он вспомнил об автомате с газировкой.
На нижний уровень, Панюшин попал, уже почти ничего не соображая от боли. Организм терял кровь. Панюшин как мог, перетянул бедра выше колен лямками комбинезона, но с таким же успехом можно было бы наложить жгут на шею, чтобы остановить кровь из носа.
На поясе заработала рация — ее Панюшин снял с мертвого осназовца. На всякий случай.
— Игнатенко?
— Я за него — прохрипел Панюшин, ухмыляясь разбитым ртом.
В рации ненадолго замолчали, видимо собираясь с мыслями.