Страница 9 из 26
Потом, едва придя в себя, напившись воды, сквозь дым, гарь и копоть от подожженных ее товарищами дома и мукомолки продиралась Антонина к месту расстрела. Совсем маленький мальчик, лет трех, остался жив и просто без чувств лежал рядом с трупами родителей. Видимо, очередь не достала его по росту – он был ниже пулемета. Она погрузила его в машину и отвезла в детский дом. А тем же вечером – не разочарованная, а убитая поступком Сашки, который просто перестал для нее существовать как личность – нашла утешения в объятиях Бронислава.
Бронислав говорил ей, что собирается остаться.
– А ты не останешься?
– Но ведь здесь будут гитлеровцы!
– И что? Кто тебе сказал, что при них жизнь будет хуже нынешней?
– Да что ты такое говоришь?! Разве ты газет не читаешь, радио не слушаешь?
– В том– то и дело, что читаю и слушаю. Читаю то, что пишет Сталин, и слушают то, что он говорит. А кто тебе конкретно сказал, что он говорит правду? Разве маузер, которым ты давеча так ловко воспользовалась?
Тоня отвернулась, не желая продолжать разговор. Тогда Бронислав решил все объяснить подробнее.
– Ты не обижайся, а послушай. 20 лет назад Советская власть обещала всем свободу, равенство и братство – я как человек старший это помню. Что дала? Ничего. Только маузер и всеобщее равенство в колхозе или у стенки. Ни о каком братстве и свободе речи не идет. Людей обманули – обещали одно, дали другое. Сама видишь, как не хотят они отсюда уходить, а те, что когда– то ушли, то есть были изгнаны «абсолютно справедливым» строем, возвращаются в надежде на лучшее. А знаешь, откуда у людей такая надежда? Потому что хуже некуда. Самое темное время перед рассветом, а за ночью непременно наступает день. 20 лет мы живем тут хуже крыс. Нас заставляют убивать и сажать друг друга, а почему? Почему ты накануне так поступила? Потому что иначе не могла. Разве эта несчастная семья производила внутри тебя впечатление врагов Советской власти? Нет. Ты за свою жизнь боялась, потому и стреляла. Так же и на фронте. Солдаты десятками переходят на сторону врага, только нам об этом не говорят. А сражаются только тогда, когда оказываются в такой же ситуации, как и ты – когда позади них идут заградотряды с пистолетами и пулеметами. И ты этого всего не видишь только потому, что упрямо закрываешь глаза… Ладно я, но родителей своих послушай.
– Они старые, что их слушать…
– Старые, а значит, опытные. Опытнее тебя. И что, они лгать станут? Почему уходить не хотят?
– Говорить стыдно. Хозяйства пожалели. Совсем как мещане горьковские себя ведут…
– И ты в это веришь?
– А зачем им мне врать?
– А затем, что ты пришла в форме НКВД, и с тобой еще один такой же.
Суровая правда его слов раскрыла глаза Антонине. Она повернулась к нему и посмотрела ему в глаза. До нее начала доходить отвратительная и жестокая реальность его слов.
– Ты правда так думаешь?
– А что тут думать? Что они еще могут сказать? Гражданскую прошли с большевиками, а тут хозяйства пожалели. Они бы не пожалели, если бы знали, что завтра вернутся и наживут новое. А тут – мало того, что едут, неизвестно куда и в какие условия, так еще и без ничего. А вернутся ли? А если Советская власть навсегда уйдет вместе с ними с их родины? А если уйдет она вскоре и оттуда, куда им предлагают отправиться? Может такое быть?
– Может… – прошептала Антонина. Голос сел – но не от страха, а от внезапного потрясения.
– Так вот и решай, Антонина. Пойдешь в неизвестность с тем, кто едва тебя саму к стенке не прислонил, или останешься здесь, со мной.
Она посмотрела в его глаза. Он снова мало говорил о своих чувствах и о своем отношении к ней, но по глазам опять читалось куда больше. Подумав немного, она обняла Бронислава что было сил – и это значило ее окончательное решение.
Лето 1978 года, Москва
Андропов в тот вечер внимательно выслушал рассказ старика, а наутро пригласил в гости, в кабинет на Лубянку старого товарища – ветерана МВД и бывшего депутата Верховного Совета СССР Александра Сабурова.
– Ты Дударева Николая помнишь? – спросил Андропов, предлагая ветерану кофе с коньяком.
– Как не помнить? Наш старый ветеран, герой войны. Я же еще когда депутатствовал, устроил его к вам вахтером. Мужик– то он неплохой, только крепко выпить любит… Как ему там служится? Небось, совсем старый стал?
Андропов как будто не слышал своего собеседника:
– Ты знаешь, он на днях рассказал мне занимательную историю. Про то, что в Локоте – где вы вместе служили во время войны – осталась проживать некая мадам по фамилии Никитина… Антонина, которая у немцев, когда они там стояли, палачом служила!
Сабуров чуть не подавился принесенным напитком.
– Что за сказки? Как такое может быть?
– Вот сам засомневался.
– Да ты нашел, кого слушать!.. – всплеснул руками Сабуров, неожиданно засмеявшись во весь голос. – Говорю же, старик совсем из ума выжил.
Он никак не мог признаться своему старому товарищу, что просто затаил обиду на свою бывшую возлюбленную и по пьянке, вспомнив о ней, разболтал старому сослуживцу выдуманную им самим историю. Тот же воспринял ее как данность, сопоставил с некоторыми моментами из своей собственной памяти, додумал кое– что, основываясь на прочитанном в любимых газетах и журналах и сформировал образ демонической женщины. Дударев, рассказывая Андропову эту утку, наделся только лишь развеселить вечно унылого жильца охраняемого им дома, и никак не надеялся на то, что следователи КГБ уже через неделю вызовут его, чтобы опознать того самого Васю Меренкова, о котором он как нельзя кстати вспомнит. При этом толком Дударев сам ничего не знал и полагался на правдивость рассказанной Сабуровым истории. Последний же точно знал, что вся она – от начала и до конца выдумка, – и теперь озаботился тем, как нивелировать последствия своей пьяной болтовни.
– Да ты что? – саркастически улыбнулся Андропов. – Так уж и пьяный?! Не думаю. Был бы пьяный, не нашел бы для нас ее жертву.
– Какую жертву?
– Она его не дострелила тогда, в Локоте. Некий… Вася Меренков. Он дал нам показания, мы составили фоторобот, провели колоссальную работу в Брянске и вышли на след одной дамы по фамилии Гинзбург, проживающий ныне в Серпухове. Она оказалась как две капли воды похожей на ту, что мы ищем.
– Но ведь этого же недостаточно!
– Согласен. Но мы никуда и не торопимся. Пока надо на какое– то время оставить ее в покое, чтобы как следует последить за ней и собрать, по возможности, все доказательства. Контакты ее проверить, удостовериться в личности. Но чутье мне все же подсказывает, что мы вышли на верный след…
Сабуров ничего не ответил старому другу. А тот, вернувшись вечером домой, не обнаружил вахтера Дударева – сменщик сказал, что тот приболел, и взял отпуск за свой счет на три дня. Сам же Дударев в это время ехал в поезде в Серпухов, где ему предстояло встретиться с Антониной. Правдивость истории, рассказанной Сабуровым, все больше и больше порождала в его душе сомнения, и он решил, встретившись с человеком лицом к лицу, сам отсеять их.
Следующим же утром ему посчастливилось встретить Антонину возле продмага. Возраст сказался, она, конечно, изменилась, но видавший виды старик – ветеран НКВД – смог все же узнать бывшую коллегу.
– Антонина, – еле слышно бросил он, проходя мимо нее. Она обернулась. – Не узнаешь?
– Нет, – абсолютно не скрываясь, спокойно ответила пожилая женщина.
– Я Дударев.
– Какой Дударев?
– Николай. 41– й год, эвакуацию мельницы и председателя колхоза Меренкова помнишь в Брянске?
– А, – она слегка хлопнула себя по лбу, но встрече, казалось, была не очень рада. – Как дела?
– Нормально. Привет тебе от Сани Сабурова.
– Где он сейчас?
– В Москве, совет ветеранов МВД возглавляет, большой человек, друг Андропова.
– Ты тоже там?
– Да. А ты тут?
– Как видишь.