Святой Грааль

Это я знал. Имел счастье убедиться на примере своих ирландских батальонов. Тесть между тем продолжал:

— Если б он туда отца твоего отправил, или другого твоего дядю, хоть какого — Ирландия бы в крови утонула. И был бы от того толк или нет — не знаю. Но Джон… он же тогда совсем молодой был… А вот гляди же: ирландцев замирил, к себе расположил и вообще… Даром что ли они под Скарборо с нами сражались? Не-е-ет, это они пришли за своего господина вступаться. Так ведь и до сих пор у нас ирландцев — еле-еле на один полк наскребли. Вот валлийцы, йомены, вилланы, да хоть сервы — все к тебе идут за милую душу. А ирландцы — те никак. Потому что добро помнят…

Он говорил и говорил, а я слушал и думал. Джон, оказывается, был очень неплохим королем. Ну, то, что лучше, чем мой невинно убиенный "папенька" Ричард Львиное Сердце — это понятно. Худшим-то быть больно уж тяжело. Сильно напрягаться пришлось бы. Но Джон был хорош даже на фоне всех других: старался как мог облегчить положение простого народа, развивал торговлю и ремесла, отчаянно пытался стабилизировать экономику и вел политику мирного сосуществования со всеми остальными державами. Короче, если бы не папенька и не я — мог бы получиться очень приличный король. М-да уж, здорово ему Вальтер Скотт подгадил! Интересно, за что?..

— Слушай-ка, тесть мой дорогой, — прервал я его панегирик. — А скажи-ка ты мне вот что: Джон, он, как — честный человек, или?..

Ральф Мурдах снова замолк, размышляя. Я терпеливо ждал…

— Знаешь, царственный зять, я тебе так скажу: он, ясно — не мёд. И солгать, понятно, может. А так как умён — солжёт умно. Не сразу и поймёшь, что обманули. Но лгать-то особо и не любит. Вот перехитрить, правды всей не сказать, да за это на чужих плечах через болото переехать — это он с превеликим удовольствием! Умный потому что… — тут он замолк и внимательно посмотрел на меня.

Намёк был ясен и прозрачен. Я выложил тестю всё, что вычитал в письме и рассказал, как оно попало и ко мне, и в Англию вообще. Великий Сенешаль выслушал всё молча, не перебивая, затем задумчиво покачал головой:

— То, что этой войны он не хочет — правда. Как перед Господом нашим Иисусом Христом — правда, — он перекрестился. — А вот то, что помочь он тебе, государь, хочет…

Он замолчал и молчал очень долго. Очень-очень долго. А когда заговорил, казалось, что каждое слово он выталкивает из себя с огромным трудом:

— Хотеть помочь, он, может быть, и хочет, да только помощи от него немного. Там всем Волчица Аквитанская заправляет, а у принца власти нет. Совсем. Совершенно. Он у них — как вывеска на таверне. Вот законный король, вот мы ему помогаем… Единственно, чем он мог бы тебе помочь, — тут он сделал какое-то странное движение рукой, — это исчезнуть. Или умереть…

Умере-е-еть? Хм-м-м… Ну-у-у, вообще-то… Прокрутить с Джоном тоже самое, что с Ричардом? Не так уж это и сложно… Хотя… В принципе, ничего плохого он мне не сделал, так за что ж его исполнять? И если тесть считает, что дядька не врёт… Как он там писал? "Я бы хотел быть теперь рядом с вами, а не здесь"? А что если?.. Блин, попробовать, что ли?..

— Джон! Ну-ка, собирай свой взвод! У нас тут срочное дело нарисовалось…

… Подготовка к Акции продолжалась уже четвертый день. На этот раз надо обойтись без неучтённых фигур на поле, а потому были собраны все, кто принимал участие в предыдущем танце. Плюс несколько старших командиров…

— … Вот, племянник, это тот самый рыцарь, о котором я тебе говорил, — дядя Вилли выпихивает вперед смущенного ширококостного детину с огромными руками, которые он явно не знает, куда деть. — Амори де Керсоньяк, владетель Бобиньи. Его замок находится рядом с Шербуром, буквально в десятке лиг.

— Да, ваше величество, — мнется покрасневший де Керсоньяк. — Там бухта ещё такая есть… можно причалить… и не заметит никто. Три корабля там помещаются… помещались… вот.

Он протянул мне лист с тщательно начерченным планом. Ну-с, посмотрим, полюбопытствуем…

— Простите, мой дорогой Керсоньяк, но у меня складывается странное ощущение… Только не обижайтесь: ваши предки шалили на море?

Амори гордо выпрямился.

— А как же, ваше величество! Наш род из тех норманов, что пришли в Нормандию вместе с Роллоном. Море кормило нас. Море одевало нас. Мы жили морем. Мой отец выдержал восемь десятков морских стычек и три больших сражения. И во всех он одержал победу! Даже мне как-то, — тут он снова смутился, — довелось…

— Очень хорошо. А кто сейчас в вашем замке?

Он начал подробно перечислять, вспомнив всех, начиная от мажордома и кончая мальчиком-конюхом. На мой взгляд, гарнизон в замке был достаточен для того, чтобы выдержать серьезную осаду с парочкой хороших штурмов. А когда выяснилось, что прямо в замке имеется колодец, и запасов хватит на пару лет, я проникся уважением к этому оплоту пиратства.

— Скажите-ка, Амори, а в вашем родовом гнезде найдется еще местечко человек эдак для тридцати?

Де Керсоньяк горячо заверил меня, что там со всем возможным комфортом можно разместить и три десятка, и три сотни.

— Отлично. Значит, тогда так: дядя, я забираю у тебя этого славного рыцаря, и, если всё выгорит, думаю его можно будет поздравить бароном…

Владетель Бобиньи покраснел как помидор и принялся несколько сбивчиво, но пылко клясться, что ради баронства у него выгорит всё, а что с первого раза не догорит, то он лично проследит за повторным воспламенением. Пока он рассказывал мне свою теорию процесса горения, мы подошли к учебному полю.

— Сэр де Литль!

Джон тут же оставил в покое своего дядю Милвила, которого, кажется, пытался заколотить в землю, и подошел к нам:

— Слушаю, командир-король!

— Возьми вот этого благородного рыцаря по имени Амори де Керсоньк, владетель Бобиньи, и займись с ним лично. Только не вздумай покалечить в процессе обучения — он нам нужен живым и здоровым. Вопросы?

— Nikak нет! — Рявкнул гран сержант и с плотоядной ухмылкой повернулся к бедолаге нормандцу, — Пошли, dushara. Sluzhit" будем вместе…

Я проводил их взглядом. М-да, дорого де Керсоньяку обойдётся его баронство… Ладно, авось, жив будет — не помрёт…

… Бой на мечах с Энгельриком, бой на топорах с Чурыном, стрельба из лука в положениях стоя, сидя, лежа, на бегу, в кувырке… Я вползал в спальню напоминая выжатый досуха лимон и забывался тяжелым сном, похожим на обморок. А с утра всё повторялось сначала. За две недели наша диверсионная группа сократилась до приемлемой численности в сорок два человека — остальные выбыли по состоянию здоровья. Зато те, что остались, были хороши! Очень хороши, слово! С ними и в более поздние времена можно было бы чего замутить. Ну, пора…

Чтобы не беспокоить Марион такими пустяками, для неё сплели сказку о срочной проверке боеготовности гарнизонов и постов по побережью. Так что она отпустила меня, хоть и не без слез, но и без истерик. Беренгария же знала всё. Но и она отпустила меня спокойно. Только в самый последний момент крепко взяла меня за руку и, глядя мне прямо в глаза, тихо прошептала:

— Робер, обещайте, что вернётесь живым…

Я кивнул и так же тихо ответил:

— Не бойся, пожалуйста. Скоро мы все вернёмся. И принца с собой привезем. Куда он денется?

Она оценивающе посмотрела на стоящих позади меня диверсантов и усмехнулась:

— Куда ж ему деться, бедняжке? Никуда он не денется, даже если бы и очень захотел…

Факел треснул и уронил каплю горящей смолы на жаровню, что стояла под стеной. Та зашипела, зачадила и завоняла премерзостно. Вот также премерзостно было у меня на душе…

… Чуть больше трех месяцев тому назад я ликовал — нет! — я был просто счастлив! Наконец-то дьявол по прозвищу Львиное Сердце наскочил на достойного противника. Говорят, что этот Робер — самозванец, но я уверен, просто убеждён: это — порождение Ричарда! Та же звериная повадка, тот же неукротимый нрав, та же кровожадность… А уж для Алиеонор он и просто — отражение в зеркале. Разве что мужеского рода. Именно в обычаях Аквитанской Волчицы втихаря отправить противника на небеса, только она по своей дьявольской женской природе предпочитает яд, а её внучек — стрелу и клинок.