Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 23



Текущая дата отстала более чем на две тысячи лет до того, как он, Калдор Драйго, стал Серым Рыцарем. Его ум пошатнулся от это осознания, но он продолжил сражаться с плотью вокруг него, ибо остановиться на секунду означало погибнуть. Отдельные факты сложились вместе — взгляды древних воинов Капитула, смотревших, когда он повышался в ранге, смех и издевательства со стороны демонов, с которыми ему доводилось сражаться. С самого начала капитул знал, что судьба занесёт его на это оживший инфернальный мир.

Долг поддерживал в нём жизнь. Долг позволял ему идти вперёд даже после того, как он узнал. что его рок был предопределён до его рождения. Это не имело значения — важнее было то, что ещё были враги Императора, которых следовало уничтожить. Даже если он будет заключён на этой планете навечно, то пускай так и будет. Если надо, он будет сражаться до конца существования, ибо этого от него требовал Император.

А затем планета заговорила вокруг него сотнями разных голосов, громовым эхом, отдающимся в его голове, произнося три слова снова и снова.

«МЫ… ЕСТЬ… ЗЛОБА.»

Едва вопль утих, планета исчезла, будучи поглощённой Варпом. Потребовалось много лет, чтобы подавить все эффекты, созданные первым воплем Живого Мира, ибо зона воздействия составила сотни световых годов. Братства Серых Рыцарей сражались бок о бок с воинами и провидцами из Тысячи Сынов, и масштабы усилий Империума сравнились с Крестовым Походом. Но в официальных архивах про Войну с Живым Миром ничего не найти — о ней знают лишь Серые Рыцари, Инквизиция и участвовавшие Легионы Астартес.

В ходе войны Серых Рыцарей ожидало поразительное открытие — тот неизвестный воин, который выручил братство в отчаянной вылазке на планету, действительно был из их Капитула, но он родится лишь через две тысячи лет, и звать его будут Калдор Драйго. В пренебрежении Варпа к принципу причинности и линейному ходу времени этот Серый Рыцарь ещё будет завербован в капитул, поднимется по иерархии званий и затем исчезнет в Море Душ в сорок первом тысячелетии, чтобы оказаться в прошлом и прийти на помощь братству, сражающемуся с порождениями Ворона. С тех пор судьба Калдора Драйго стала связанной с Живым Миром.

С тех пор Живой Мир или, как входящие в его состав души называют себя, Злоба сделался возобновляющейся угрозой для Империума. Эта разумная планета выходит из Эмпириев в непредсказуемые моменты в любой точке Галактики, принося сумасшествие и мутации на миры, которые попадут под её губительный взгляд. Когда это происходит, Драйго тоже возникает на поражённых планетах и сражается со слугами Злобы, показывая всю силу и убеждённость, ожидаемую от Серого Рыцаря, прежде чем его засасывает обратно на поверхность Живого Мира, когда тот возвращается в Варп. Там он продолжает биться с ней, и, согласно легендам секретного Капитула, так будет продолжаться вечно.

Даже находясь в Варпе, Злоба посылает видения по всей Галактике, изменяя умы несчастных, что их услышали, и превращая их в прокажённых культистов, которые неустанно трудятся над тем, чтобы определить день, в который «звёзды займут правильное положение» и призвать своего страшного «бога» из глубин Моря Душ. Эти смертные агенты называют себя Сынами и Дочерьми Злобы и выделяются тем, что могут преобразить свою плоть с лёгкостью, превращаясь из обычных людей в чудовищ за секунды. Какое «положение звёзд» требуется культистам, сказать невозможно, но они стремятся распределить свои жуткие «дары» как можно шире, разрабатывая заразы, вызывающие мутации плоти и, похоже, притягивающие Живой Мир ближе. Также Дети Злобы — непримиримые противники Культа Ворона и всех, кто связан с Девятнадцатым Легионом, ибо Живой Мир испытывает только ненависть к своим творцам. Из-за этого Коракс запретил своим культистам проводить скрещивание отдельных генетических линий Детей Ворона, чтобы подобную угрозу своим планам больше не создавать.

Мощь Живого Мира притянула к себе горстку Колдунов Хаоса (далеко не всех из них являются Гвардейцами Ворона или принадлежат к разным людским расам), стремящихся привязать планету к своей воле. Они верят, что Злоба перемещается по Варпу в соответствии с определённым маршрутом, как видно из действий культистов, и что раскрытие этой тайны даст ключ для реализации их тёмных амбиций. Даже группа Инквизиторов стала жертвой пустых обещаний Живого Мира. Рассеянные по Галактике, эти радикалы верят, что Злобу можно сделать союзником в борьбе с Архиврагом. Но их попытки тщетны, ибо все Инквизиторы становятся жертвами сумасшествия Злобы, входящие в состав которого бесчисленные души борются между собой за господство.





Если Живой Мир является самым страшным творением Гвардии Ворона, о котором точно известно, это далеко не единственное учинённое ими злодеяние. В глубине архивов Инквизиции можно найти такие истории, как «Крестовый Поход Чудовищ», «Опийский Ужас», «Царь-Упырь с Ханнедры-2» и прочие. Но ни в одной из них не присутствовал Коракс. Согласно признаниям пленников, Владыка Воронов до сих пор пытает киаварских техновладык, без конца убивая их и воскрешая нечестивым колдовством. Но даже самые умелые его апотекарии и колдуны в какой-то момент не могут вернуть кого-то из изуродованных созданий обратно к жизни, и их число убывает с каждым тысячелетием. Этот отсчёт беспокоит Инквизицию, ибо неизвестно, что будет делать Коракс, когда последний его мучитель окончательно испустит дух.

Даже когда удар твари отбросил его в сторону, и он ударился в стену, острые инстинкты Эйзенхорна позволили ему заметить черты врага. Удлинённые клыки, бледное, вытянутое лицо, аура, мерцающая касанием Варпа — всё это были знаки Девятого Легиона, Кровавых Ангелов. Это было в новинку. Всевозможные еретики были притянуты к Санкоуру в течение последних лет, и большинство из них не знали, от чего. Это лишь показывало, почему его работа здесь была столь важна.

«Шип вызывает Когтя,» — произнёс он негромко, отправив попутно психический сигнал. Урод позади него наклонил голову в удивлении, пытаясь понять слова. Это его отвлекло на достаточное время. Мощнейший телекинетический удар разорвал Астартес-предателя в клочья. Кровь падшего ангела забрызгала стены, но так и не попала на Грегора, Позади, со стороны, где Космодесантник Хаоса прежде стоял, двигалась цилиндрическая форма парящего кресла Гидеона Рейвенора.

…Когда первые признаки проявились, они подумали, что Гидеона кто-то из врагов заразил. Но затем Рейвенор начал страдать от кошмаров, и было поздно отрицать истину. Грегор сражался с приспешниками Хаоса достаточно долго, чтобы разобраться в симптомах. Его ученик умолял убить его — он сам пытался застрелиться и, к своему ужасу, не смог, потому что палец отказался спускать крючок. Но Грегор потерял слишком много друзей, и не хотел терять очередного из-за махинаций Архиврага. И потому решение нашлось в виде этого стула.

Иногда Грегор Эйзенхорн спрашивал себя, как он мог быть таким глупым. Рейвенор, так? Что, Девятнадцатый Легион не мог быть более очевидным? Но, тем не менее, он этого не обнаружил, пока не стало слишком поздно. Гидеон, во всяком случае, был счастливчиком. Метка ненавидящего ворона поразила его тела, но мозг был не затронутым — ученик страдал лишь от кошмаров, вызванных слишком сильным псайкерским потенциалом. Всё, что потребовалось Грегору, это организовать инцидент, и обеспечить, чтобы доктора, проводившие операцию, молчали о случившемся. И теперь Гидеон был не более чем мозгом, заточённым в этот летающий стул с системами жизнеобеспечения. Он не сможет больше стать Инквизитором — официально от ран, но они оба знали, что это было слишком рискованно и опасно. Кошмары пока что прекратились после операции, но нельзя было сказать, насколько долго это будет продолжаться. Даже позволить Гидеону жить было актом радикализма, по мнению Грегора, и он не собирался рискнуть и позволить Дитя Ворона стать Инквизитором.

— Господин, — Гидеон отправил пси-послание. — С вами всё в порядке?

Грегор поднялся на ноги, подавив тяжелый вздох, когда боль пронеслась по всем сочленениям тела. С возрастом становилось всё тяжелее переносить травмы, и целая жизнь службы Императору не была благосклонна к его телу. Но он должен был двигаться. На кону было слишком много — всегда было слишком много.