Страница 19 из 23
БОРИС НА ПРЕСТОЛЕ. Борис и на престоле правил так же умно и осторожно, как прежде, стоя у престола при царе Фёдоре. По своему происхождению он принадлежал к большому, хотя и не первостепенному боярству. Годуновы – младшая ветвь старинного и важного боярского рода, шедшего от выехавшего из Орды в Москву при Калите мурзы Чета. Старшая ветвь того же рода, Сабуровы, занимала очень видное место в московском боярстве; но Годуновы поднялись лишь недавно, в царствование Грозного, и опричнина, кажется, много помогла их возвышению. Борис был посаженным отцом на одной из многочисленных свадеб царя Ивана во время опричнины, притом он стал зятем Малюты Скуратова-Бельского, шефа опричников, а женитьба царевича Фёдора на сестре Бориса ещё более укрепила его положение при дворе… Борис начал царствование с большим успехом, даже с блеском, и первыми действиями на престоле вызвал всеобщее одобрение… Но, признавая, что он наружностью и умом всех людей превосходил и много похвального учинил в государстве, был светлодушен, милостив и нищелюбив, хотя и неискусен в военном деле, находили в нём и некоторые недостатки: он цвёл добродетелями и мог бы древним царям уподобиться, если бы зависть и злоба не омрачили этих добродетелей. Его упрекали в ненасытном властолюбии и в наклонности доверчиво слушать наушников и преследовать без разбора оболганных людей, за что и воспринял он возмездие. Считая себя малоспособным к ратному делу и не доверяя своим воеводам, царь Борис вёл нерешительную, двусмысленную внешнюю политику, не воспользовался ожесточённой враждой Польши со Швецией, что давало ему возможность союзом с королём шведским приобрести от Польши Ливонию… Царь крепко заботился о бедных и нищих, расточал им милости, но жестоко преследовал злых людей и такими мерами приобрёл огромную популярность, “всем любезен бысть”. В устроении внутреннего государственного порядка он даже обнаруживал необычную отвагу… Борис готов был на меру, имевшую упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевладельцев. Это – закон, на который не решалось русское правительство до самого освобождения крепостных крестьян.
ТОЛКИ И СЛУХИ ПРО БОРИСА. Так начал царствовать Борис. Однако, несмотря на многолетнюю правительственную опытность, на милости, которые он щедро расточал по воцарении всем классам, на правительственные способности, которым в нём удивлялись, популярность его была непрочна, Борис принадлежал к числу тех злосчастных людей, которые и привлекали к себе, и отталкивали от себя, – привлекали видимыми качествами ума и таланта, отталкивали незримыми, но чуемыми недостатками сердца и совести. Он умел вызывать удивление и признательность, но никому не внушал доверия; его всегда подозревали в двуличии и коварстве и считали на всё способным. Несомненно, страшная школа Грозного, которую прошёл Годунов, положила на него неизгладимый печальный отпечаток. Ещё при царе Фёдоре у многих составился взгляд на Бориса, как на человека умного и деловитого, но на всё способного, не останавливающегося ни перед каким нравственным затруднением… Б. Годунов стал излюбленной жертвой всевозможной политической клеветы. Кому же, как не ему, убить и царевича Димитрия?..
Наконец, в 1604 г. пошёл самый страшный слух. Года три уже в Москве шептали про неведомого человека, называвшего себя царевичем Димитрием. Теперь разнеслась громкая весть, что агенты Годунова промахнулись в Угличе, зарезали подставного ребёнка, а настоящий царевич жив и идёт из Литвы добывать прародительский престол. Замутились при этих слухах умы у русских людей, и пошла Смута. Царь Борис умер весной 1605 г., потрясённый успехами самозванца, который, воцарившись в Москве, вскоре был убит.
САМОЗВАНСТВО. Так подготовлялась и началась Смута. Как вы видите, она была вызвана двумя поводами: насильственным и таинственным пресечением старой династии и потом искусственным её воскрешением в лице первого самозванца. Насильственное и таинственное пресечение династии было первым толчком к Смуте. Пресечение династии есть, конечно, несчастье в истории монархического государства; нигде, однако, оно не сопровождалось такими разрушительными последствиями, как у нас. Погаснет династия, выберут другую, и порядок восстанавливается; при этом обыкновенно не появляются самозванцы, или на появившихся не обращают внимания, и они исчезают сами собой. А у нас с лёгкой руки первого Лжедмитрия самозванство стало хронической болезнью государства: с тех пор чуть ли не до конца XVIII в. редкое царствование проходило без самозванства, а при Петре за недостатком такового народная молва настоящего царя превратила в самозванца. Итак, ни пресечение династии, ни появление самозванца не могли бы сами по себе послужить достаточными причинами Смуты; были какие-либо другие условия, которые сообщили этим событиям такую разрушительную силу. Этих настоящих причин Смуты надобно искать под внешними поводами, её вызвавшими”…
А вот что пишет по поводу украинских корней самозванства Н.И. Костомаров (Т.1, вып.3, гл.24. Названый Димитрий. – С.609):
“Первое появление личности, игравшей такую важную роль под именем царя Димитрия, и оставшейся в нашей истории с именем первого самозванца, остается до сих пор тёмным. Есть много разноречивых сведений в источниках того времени, но нельзя остановиться ни на одном из них с полной уверенностью. Необходимо иметь в виду то обстоятельство, что перед тем в польской Украйне казаки, вместе с польскими удальцами, помогали уже нескольким самозванцам, стремившимся овладеть молдавским престолом. Так, в 1561 году некто грек Василид, с острова Крита, выдававший себя за племянника Самосского герцога Гераклида, с помощью украинской вольницы изгнал из Молдавии тирана Александра, овладел молдавским престолом, два года был признаваем за того, за кого себя выдавал, и погиб от возмущения, вспыхнувшего впоследствии за то, что он хотел вводить в Молдавии европейские обычаи и жениться на дочери одного польского пана, ревностного протестанта, что для молдаван казалось оскорблением религии. В 1574 году казаки помогали другому самозванцу Ивонии, который назвался сыном молдавского господаря Стефана VII; а в 1577 году те же казаки выставили третьего самозванца, Подкову, называвшегося братом Ивонии. Оба эти самозванца имели успех, но только на короткое время. В 1591 году у казаков явился четвёртый самозванец, которого они, однако, выдали полякам. В самом конце XVI века казаки стекались под знамёна одного сербского искателя приключений Михаила, овладевшего Молдавией. Украинские удальцы постоянно искали личность, около которой могли собраться; давать приют самозванцам и вообще помогать смелым искателям приключений у казаков сделалось как бы обычаем. Король Сигизмунд III для обуздания казацких своевольств, наложил на казаков обязательство не принимать к себе разных “господарчиков”. Когда в московской земле стал ходить слух, что царевич Димитрий жив, и этот слух дошёл в Украйну, ничего не могло быть естественнее, как явиться такому Димитрию. Представился удобный случай перенести в московскую землю украинское своевольство под тем знаменем, под которым оно привыкло разгуливать по молдавской земле (не оттуда ли исходит популярный сегодня на Украине лозунг: “Бей жидов и москалей!” – А. Г.).
Современные известия рассказывают, что молодой человек, назвавшийся впоследствии Димитрием, явился сначала в Киев, в монашеской одежде, а потом жил и учился в Гоще, на Волыни. Были там тогда два пана, Гавриил и Роман Гойские (отец и сын)… Здесь молодой человек успел кое-чему научиться и нахвататься вершков польского либерального воспитания; пребывание в этой школе свободомыслия наложило на него печать того религиозного индифферентизма, который не могли стереть с него даже иезуиты. Отсюда, в 1603 и 1604 годах, этот молодой человек поступил в “оршак” (придворная челядь) князя Адама Вишневецкого, объявил о себе, что он царевич Димитрий, приехал потом к брату Адама, князю Константину Вишневецкому, который привёз его к тестю своему Юрию Мнишеку, воеводе сендомирскому, где молодой человек страстно влюбился в одну из дочерей его, Марину…