Страница 16 из 23
…Иван послал к хану гонца с челобитьем, предлагал деньги, писал, что готов отдать ему Астрахань, только просил отсрочки; он хотел как-нибудь хитростью и проволочкою времени оттянуть обещаемую уступку земель. Это ему и удалось. Ни Казани, ни Астрахани не пришлось отдать; на следующий год хан, понявши, что Иван Васильевич волочит дело, опять пошёл на Москву, но был отбит на берегу Лопасни князем Михайлом Воротынским. Эта победа не могла, однако, загладить бедствия, нанесённые в 1571 году. Русская земля потеряла огромную часть своего народонаселения, а столица помнила посещение Девлет-Гирея так долго, что даже в XVII веке, после новых бедствий Смутного времени, это событие не стёрлось из памяти потомства…
…В эти годы в Польше и Литве совершались события чрезвычайной важности по своим последствиям. В июле 1572 года скончался король Сигизмунд-Август, и с ним прекратилась мужеская линия Ягеллонов. Незадолго до своей смерти, в 1569 году, этот король с большим трудом устроил вечное соединение великого княжества Литовского с польским королевством в одно федеративное государство. Много было препятствий, которые приходилось преодолеть. Много их ещё оставалось для того, чтобы это дело вполне окрепло. Литовско-русские паны, ещё в то время сохранявшие и православную веру, и русский язык (хотя уже начинавший значительно видоизменяться от влияния польского), боялись за свою народность, как равно и за свои владетельские права; они, хотя согласились на соединение, но всё ещё не доверяли полякам и хотели держаться особо. В самом акте соединения великому княжеству Литовскому оставлялось устройство вполне самобытного государства и даже особое войско. Правда, всякое упорство литовско-русского высшего сословия в охранении своей веры и народности, по неизбежному стечению обстоятельств, никак не могло быть продолжительным, так как превосходство польской цивилизации пред русской неизбежно должно было тянуть к себе русско-литовский высший класс и смешать его с польским, что и сделалось впоследствии. Но во времена Ивана стремление к удержанию своей особности было ещё сильно. Предстояло выбрать нового государя. Русско-литовские паны находили выгодным для своих стремлений избрать государя из московского дома преемником последнему из дома Ягеллонов. С этим соединялись и другие виды: кроме православных, естественно желавших иметь государя своей веры, в Польше было много протестантов, которые боялись посадить католика на престол. Люди с широким политическим взглядом видели, что избрание короля из московского дома повлекло бы впоследствии к такому же сближению, а впоследствии и к такому соединению московской Руси с Польшею, какое последовало уже с литовскою Русью, вследствие воцарения династии Ягеллонов. Наконец, паны были падки на деньги и подарки, а московского государя считали богачом. Иван Васильевич сам очень желал этого, но, как увидим, не сумел достигнуть цели своих желаний и воспользоваться обстоятельствами…”
Из “Курса русской истории” В.О. Ключевского (Т.2, ч. 11, лекция ХХХ. – М.: “Мысль”, 1988. – С.186):
“ЗНАЧЕНИЕ ЦАРЯ ИВАНА. Таким образом, положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее, чем оно шло при нём и после него: важнейшие политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были им подготовлены. Важнее отрицательное значение этого царствования. Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй, даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направление его политической мысли при его нервной возбуждённости лишило его практического такта, политического глазомера, чутья действительности, и, успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для самого себя кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка. Карамзин преувеличил очень немного, поставив царствование Ивана – одно из прекраснейших по началу – по конечным его результатам наряду с монгольским игом и бедствиями удельного времени. Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и государственным флагом. Его можно сравнить с тем ветхозаветным слепым богатырём, который, чтобы погубить своих врагов, на самого себя повалил здание, на крыше которого эти враги сидели”.
После необходимых по ходу изложения отступлений вернёмся к жизнеописанию Царя Ивана Грозного в соответствии с фундаментальным трудом историка Н.И. Костомарова (С.498). Отметим при этом, что от разных жён Царь имел трёх сыновей: старшего Ивана, среднего Федора и младшего Димитрия, жившего в Угличе.
“…Вскоре после смерти Сигизмунда-Августа Феодор Зенкевич-Воропай приехал в Москву и объявил, что польско-литовская рада (совет) желает иметь королём сына Иванова Фёдора. Это Ивану не полюбилось: ему хотелось, чтобы избрали не сына, а его самого… Предложение московского царя не понравилось многим панам, особенно польским. Те, которые готовы были избрать царевича Фёдора, совсем неохотно мирились с мыслью избрать в короли свободного народа государя, который так ославился своим тиранством. Горячих католиков соблазняло и то, что царь исповедует греческую веру, хотя, впрочем, в этом отношении многие ласкали себя надеждою, что царь соединит греческую веру с латинскою. Прошло шесть месяцев. В Польше не остановились ни на каком выборе. Литовско-русские паны начали уже отчасти склоняться к выбору отдельного государя от Польши и хотели его искать непременно в единоверной Москве. Папский легат и вся католическая партия видели с этой стороны большую опасность. Но Московский царь, так сказать, и пальцем не шевельнул в пользу дела, которого исполнения он прежде так добивался. Литовско-русские паны в феврале 1573 года отправили в Москву из своей среды пана Михайла Гарабурду изъявить царю желание выбрать по воле самого Ивана или его, или его сына, но с тем, чтобы царь уступил Литве Смоленск, Полоцк, Усвят и Озерище, а если он отпустит в короли сына, то пусть даст ему несколько волостей… Гарабурда, видя, что Ивану самому хочется быть королём, сказал ему, что паны и всё шляхетство склонны к тому, чтобы выбрать его на престол великого княжества Литовского, но пусть он покажет средства, как сделать это. Иван требовал Ливонии, отдавал Полоцк, просил Киева, говоря при этом, что он добивается его только ради имени (А чего добивается сегодняшняя киевская власть? Единой унитарной Украины, ради которой уничтожаются непокорные славянские города Донецк, Луганск и другие? – А. Г.); хотел, чтобы в титуле Москва стояла выше Польши и Литвы, чтобы венчал его на королевство православный митрополит, и в то же время делал странные замечания, противоречившие одно другому… Такое колебание было причиною, что партия, желавшая избрания короля из московского дома, совершенно исчезла. Одни паны хотели эрцгерцога Эрнста, другие – седмиградского князя Стефана Батория. Большинство осталось за последним. В апреле 1576 года избранный Стефан Баторий прибыл в Краков и получил польскую корону на условиях, явно враждебных московскому государству – отнять всё, что в последнее время было захвачено царём. Таким образом, вместо желанного соединения и мира, Ивану Васильевичу со стороны Польши и Литвы угрожала упорная, решительная война, тем более опасная, что теперь в соседней стране власть сосредоточилась не в руках вялого и слабого телом и душою Сигизмунда-Августа, а в руках воинственного, деятельного и умного Стефана-Батория…
…Прошла зима и весна в приготовлениях, и только 16 июня 1580 года Баторий выступил с войском из Вильны. Московские послы являлись одни за другими. Их не слушали; над ними ругались. Баторий требовал Новгорода, Пскова и Великих Лук со всеми их землями, само собою разумеется, не ожидая удовлетворительного ответа на свой запрос. Поход Батория был успешен, как нельзя более… С наступлением осени Баторий уехал в Польшу, но партизанская война продолжалась и зимою. Литовцы взяли Холм и Старую Руссу, а запорожские казаки с своим гетманом Оришевским врывались в южные пределы московского государства и опустошали их (выделено мною – А. Г.).