Страница 21 из 24
Кроме научного знания есть еще религиозное. Считается, что последнее на 100 % формируется на основе веры. Ведь нет никаких приборов, которые могли бы, например, доказать или опровергнуть существование ангельского мира. И уж тем более доказать или опровергнуть существование Бога. На основании такой логики доказывается, что научное знание надежнее, чем религиозное. На первый взгляд, с таким заключением можно согласиться. С ним без колебаний согласится человек, далекий от религии. Таких людей обычно называют атеистами или агностиками; первые отрицают существование Бога; вторые заявляют, что существование Бога нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Но для человека религиозного, находящегося в Церкви, подобная логика неприемлема. Дело в том, что религия – не только учение, не только набор информации о видимом и невидимом мире. Это практика. Практика молитвы, участия в богослужениях, практика таинств, практика аскетической жизни и т. д. Что это означает? – Это означает, что человек религиозный, принимая на веру многие религиозные аксиомы, убеждается в том, что эти «аксиомы» «работают». Они подтверждаются опытом религиозной жизни[106].
Даже если информация, относящаяся к категории религиозного знания, является вторичной, она, как правило, вызывает у человека больше доверия, чем вторичная информация, относящаяся к категории научного знания. Почему? – Тут срабатывает психологический момент: человек получает такую информацию, как правило, от своих родителей, родственников, друзей, иных людей, которые вызывают у него уважение и доверие. Вторичная информация религиозного характера передавалась внутри семьи из поколения в поколение. Впрочем, любая вторичная информация, хранившаяся в малых социумах, обладала большей надежностью, поскольку базировалась на жизненном опыте, а не на фантазиях философов и ученых. Это было эмпирическое знание.
Впрочем, за последний век мощь СМИ и других институтов ретрансляции вторичного знания (причем не базирующегося на эмпирическом опыте) неуклонно растет. И эти институты все более заглушают ту вторичную информацию, которую человек получает в семье и других малых социумах (община, церковный приход, артель и др.). Эта информация малых социумов – клеточек общества – является памятью, в которой содержится цивилизационный код нации. Сегодня СМИ, школа, университеты, научные организации в нашей стране в значительной степени выступают в качестве ретрансляторов такого вторичного знания, которое разрушает код русской цивилизации.
Научное знание как религиозная секта
На тему, обозначенную в данном подзаголовке, мне уже приходилось писать раньше. В частности, в книге «Русская социологическая мысль на рубеже XIX–XX веков», где я рассматриваю творчество таких выдающихся русских мыслителей, как Л. А. Тихомиров, К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, С. Ф. Шарапов[107]. Все они в той или иной мере оценивали современную им науку, особенно социальную, как разновидность религиозного сознания. Особенно страстно науку как объект религиозного поклонения развенчивал К. Н. Леонтьев. В этой связи воспроизведу фрагмент моей книги с высказываниями указанного мыслителя:
«Чтобы было понятно отношение Леонтьева к этой “ученой публике”, приведу обширную выдержку из работы Константина Николаевича, которая называется “О всемирной любви. Речь Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике” (1880): “Итак, испытавши все возможное, даже и горечь социалистического устройства, передовое человечество должно будет неизбежно впасть в глубочайшее разочарование; политическое же состояние обществ всегда отзывается и на высшей философии, и на общем, полусознательном, в воздухе бродящем миросозерцании; а философия высшая и философия инстинкта равно отзываются рано или поздно и на самой науке.
Наука поэтому должна будет неизбежно принять тогда более разочарованный, пессимистический, как я сказал, характер. И вот где ее примирение с положительной религией, вот где ее теоретический триумф: в сознании своего практического бессилия, в мужественном покаянии и смирении перед могуществом и правотою сердечной мистики и веры.
Вот о чем славянам не мешало бы позаботиться! Это не противоречит прогрессу; напротив, если понимать прогресс мысли не в духе непременно приятно-эгалитарном и любезно-демократическом, а в значении усовершенствования самой только мысли, то такое строгое и бесстрашное отношение науки к жизни земной должно быть признано за огромный шаг вперед… ‘Ищите утешения в чем хотите; я Бога не навязываю вам – это не мое дело, – я только говорю вам: не ищите утешения в моих прежних радикально-благотворительных претензиях, столь глупо волновавших прошедший XIX век. Я могу помогать вам только паллиативно’. Вот что бы должна говорить наука”.
Блестящая и очень остроумная характеристика той науки, которая преобладала в России. Особенно, конечно, оценки Леонтьева относятся к общественной науке, социологии. Почему-то, говоря о причинах “русских” революций начала прошлого века, вовлечения Российской империи в бойню Первой мировой войны, мы крайне редко вспоминаем о той российской социальной “науке”, которая внесла свой весомый вклад в эти трагические события. Впрочем, не без помощи системы образования, через которую идеи этой “науки” продвигались в народ (прошу прощения у читателя, не могу не ставить в данном контексте слово “наука” в кавычки).
И здесь Леонтьев в очередной раз подчеркивает, что современная ему наука имеет признаки религии. Точнее, это религиозная секта, обладающая большим разрушительным потенциалом. Как ей не быть религией, если она основана на вере “в разум собирательного человечества, долженствующий рано или поздно создать рай на земле”! Наука пришла на смену христианству, многие его адепты уповали на изменение человека в лучшую сторону. Предполагалось, что таким образом произойдет и улучшение самого общества. Рано или поздно наступит рай на земле. В истории Церкви это была ересь хилиазма (впрочем, почему была, эта ересь крайне распространена и сегодня). Однако царства Божия на земле еретики не дождались. И тогда люди свои надежды и взоры обратили в сторону науки. Номинальные члены Церкви отвернулись от христианства, потому что ожидали, что через него они обретут рай на земле. Эта страшная ересь закончилась безбожием, вернее сменой бога: вместо Христа люди стали поклоняться неведомому богу по имени “наука”.
Один из догматов безбожной социологии: наука призвана начать с изменения условий жизни людей. Тогда “сердца поневоле привыкнут к добру, когда зло невозможно будет делать”. Наука должна заботиться об изменении одновременно и физических условий жизни человека, и его социальной среды. Первую задачу решают естественные науки, вторую – общественные (социальные). Наука (чистый разум) страдает “утилитарной и оптимистической тенденциозностью, которая сквозит у большинства современных ученых”. В этом, по мнению Леонтьева, заключается крайне негативная, разрушительная роль науки, которая сеет в обществе опасные иллюзии»[108].
Часть II. Гносис, или лжеименное знание
Наше время – время всяких подделок и фальсификаций. Церковь подменена христианством; живая жизнь – отвлеченным учением. Стираются в сознании многих границы между православием и ересью, между истиной и заблуждением.
Знание как яд. Ересь гностицизма
Почему я об этом сегодня говорю? Потому что вижу, как культ гнозиса сегодня проникает даже внутрь церковной ограды. Происходит возрождение гностической ереси, которая возникла уже в начальные века христианства. Тогдашние гностики предлагали совмещать христианство с поклонением богу «знания», кое-где им это удалось. А затем началась вторая фаза натиска на христианство – полное и окончательное его вытеснение религией гностицизма (которая рядилась в тогу философии). Ересь гностицизма тогда с трудом, но была преодолена. В первую очередь благодаря бескомпромиссной позиции отцов Церкви.
106
См.: Иван Ильин. Аксиомы религиозного опыта // Интернет. Режим доступа: http://azbyka.ru/aksiomy-religioznogo-opyta.
107
Катасонов В. Русская социологическая мысль на рубеже XIX–XX веков. М.: Родная страна, 2015.
108
Катасонов В. Русская социологическая мысль на рубеже XIX–XX веков. М.: Родная страна, 2015. С. 96–98.
109
Священномученик архиепископ Иларион (Троицкий). Без Церкви нет спасения. М.: Сретенский монастырь, издательство «Знамение», 1999. С. 141.