Страница 7 из 13
Совет поторапливаться означал, что если военные спугнули разведчиков, а те зафиксировали межконтинентальные ракеты и успеют в ближайшее время передать информацию командованию, то возможен удар по квадрату базирования установок, не исключено – ядерный или бактериологический.
Район села Ярково Рахматуллин знал. Не раз приходилось выполнять задания поблизости, а кроме того из лагеря временного пребывания его отправили на ускоренные курсы полевой контрразведки как раз в подразделение, дислоцированное возле села. Там находится полигон и несколько учебных рот разведки, ракетчиков, связистов и мотопехоты. Прежде на том месте стоял батальон материального обеспечения танковой бригады, но теперь личный состав и техника были переброшены ближе к границам, на линию фронта. Только дивизионы ПВО дислоцировались на постоянной основе, для защиты учебки от воздушных налётов, да ещё рота материального обеспечения и усиленный взвод, несущие караульную службу вместе с курсантами.
Село Ярково с начала боевых действий было эвакуировано. В первый день войны сразу несколько ядерных взрывов произошли недалеко от него. Удар пришёлся по районам вблизи водохранилища, а радиоактивные облака ветер нёс на Новосибирск. Хотя центральные области следов легли мимо, довольно значительные осадки всё же накрыли и село. Людей переселили. Весной, после того как сошёл снег (и талые воды увлекли за собой значительную часть ещё не расщепившихся радионуклидов), была произведена дезактивация и жители стали возвращаться. Однако низинные места до сих пор оставались зоной радиоактивного заражения.
Рахматуллина занимал вопрос: успели ли диверсанты удостовериться, что «тополя» – настоящие? Просто увидеть издали тягачи с «трубой» под маскировочной сеткой и часовых вокруг – не значит зафиксировать наличие МБР. Это может быть имитация, а настоящие ракеты – километрах в десяти от квадрата наблюдения. Поэтому разведчики должны удостовериться. Это несколько суток радиоперехвата и наблюдений, в течение которых можно заметить несуразности, если противник подставляет под наблюдение «липу». Впрочем, иногда хватает нескольких часов, а то и первого осмотра, если имитацией занимаются халатно раздолбаи в военной форме.
Почерпнуть информацию можно и у местного населения. Всегда найдутся те, кто доверительно растрезвонит о секретах Родины, чтобы поднять свою значимость в обществе. Мол, «сам видел собственными глазами, но ты больше никому, я только тебе». Есть, правда, вероятность преувеличения, когда надувную дурилку могут выдать за настоящую ракету, но разведчики в тылу обязаны слушать и верить почти всему. И вообще перед ними могла быть поставлена задача попроще, например, установка приборов дистанционного наблюдения и записи радиосигналов.
А ещё убийство участкового. Связана ли его смерть с этими двумя неизвестными? Что там обнаружилось, если к ним отнеслись с такой серьёзностью? Погоня была сегодня, а участкового убили вчера.
В комнате, где располагалось отделение Рахматуллина, его ожидали Паркова и Кинулов – двое из трёх его подчинённых. Кадушкин оформлял задержанного в КПЗ и скоро должен был прийти.
Надя Паркова – невысокая плотная женщина двадцати девяти лет, из Новосибирска. Не одарённая красотой, с грубыми чертами лица, она была лыжницей-биатлонисткой и занимала пару раз призовые места на общенациональных соревнованиях. В последние несколько лет участвовала только в областных, работала тренером. Её муж погиб зимой на Дальнем Востоке. Он был призван по всеобщей мобилизации и определён в часть ПВО. Дивизион накрыло американским «томагавком» с нейтронным зарядом. Через полторы недели умер в госпитале от лучевой болезни и незаживающих переломов. Надя, имевшая бронь, как мать двух несовершеннолетних детей, оставила их свекрови и матери, теперь живших вместе в Боярке, в шестидесяти километрах к северу от Новосибирска, и подала заявление в военкомат. Так она и попала в отделение к Рахматуллину в качестве стрелка-снайпера.
Кинулов – отдельная песчинка бесконечной в пространстве и времени серой человеческой массы, которая походя одобряет всё, что просит одобрить начальство, и так же походя критикует то, что принято здесь и сейчас критиковать. Он не вынашивает собственное мнение, а выхватывает его из общего настроя других таких же песчинок, выхватывает наиболее подходящее моменту. Сейчас Николай Вениаминович Кинулов, а в обиходе просто Витаминыч, усатый круглолицый мужичонка сорока годов, вальяжно вытянул ноги, растёкшись на скрипучем компьютерном стуле Кадушкина. Когда Рахматуллин вошёл, он подобрал ноги, сел прямее и, облокотившись на стол, спросил с вежливым интересом:
– Ну что там, Ильяс Галимович?
Рахматуллин сел за кабинетный стол, сдвинув кепи, почесал затылок. «Домой уже намылился», – подумал он и ответил:
– Едем в Ярково. Вернее, на Шиловский полигон.
На это Кинулов отреагировал смесью удивления и недовольства:
– В ночь?!
– Да, – Ильяс снял сумку с противогазом и положил её на угол стола. – Сейчас Кадушкин придёт – и поедем. У тебя как с бензином? Талоны не надо получить?
– Да я думал завтра… – исподлобья взглянул Николай на Рахматуллина.
– Сейчас. Давай, скорее.
Кинулов бросил взгляд на Паркову (та чистила свой «Винторез»), встал, не торопясь, и шагнул к двери.
За Кинуловым, как за штатным водителем отделения, был закреплён автомобиль УАЗ. Машин пока ещё хватало, и запчастей для них, но с топливом ситуация становилась всё хуже и хуже.
Чем только не занимался Николай Кинулов в мирное время. Но в армии не служил – были у него справки о наличии плоскостопия и ещё чего-то такого, что даже произносить вслух стрёмно. Но теперешний его военком оказался человеком шибко принципиальным и посоветовал Витаминычу использовать справки более интимным и нетрадиционным образом, чем предоставлять их должностным лицам, имеющим не только расстроенные нервы, но и табельное оружие. Не помогла и жена плоскостопому инвалиду-нежильцу, которая прилеплена была к нему, как этикетка к бутылке, и имела высокопоставленную родню. Правда, она всё-таки повлияла на принимающих решения товарищей, и муженёк не отправился к чёрту на рога, а оказался в подчинении лейтенанта Рахматуллина, совсем недалеко от дома, в родном районе.
Всю жизнь Кинулов пытался найти собственную золотую жилу, чтобы сидеть на ней до глубокой старости – только не срасталось. Однако после тридцати стали приносить дивиденды навыки борьбы за лишний рубль. Связи, умение договариваться, чутьё на деньгу, способность расположить к себе и втюхать товар дураку постепенно увеличивали его капитал. От таксования и мелкого посредничества в торговле щебёнкой он дошёл до заключения договоров с производителями, от которых гарантированно имел неплохой барыш.
Например, он покупал ножи у китайского мелкого дельца, в кооперативе которого практически за плошку риса работали родственники из деревни. Ручка ножа делалась из отходов леса, сбраконьеренного в России, металл – из отходов линии переплавки вторичного сырья. Покупал нож за тридцать рублей, а отдавал магазинам хозяйственных товаров – за семьдесят. Те продавали эти одноразовые (если судить по качеству) ножи за сто рублей, и люди, которые имели несчастье их купить, впоследствии очень нелицеприятно отзывались о Китае в целом и его промышленности в частности, но никто не догадывался о существовании Витаминыча, чья жена умело штамповала сертификаты качества для разнообразной хозяйственной мелочи.
Тем не менее, Кинулов мог быть полезен. Иногда надо сделать нечто такое, что возбраняется законом, но благоприятно для общества. Во всяком случае, общество не теряет ничего существенного и не опускается ниже, потому что оно и так теряет и опускается при существующих законах и понятиях. Лучше всего такое дело поручить Витаминычу. В стремлении удержаться на собственном месте да угодить начальнику, он выполнит всякую грязную (с точки зрения несовершенного законодательства) работу. А подвешенный язык и животное чутьё позволяли ему без видимых усилий добывать нужную информацию.