Страница 1 из 13
Глава первая
Кадушкин рассказывал.
Берут подозреваемого и везут на Старомышль. Там кратер от наземного взрыва нейтронной «кобальтовой» бомбы и, соответственно, зона оцеплена по периметру. Оцепление – просто флажки каждые тридцать метров, и местами натянута бечёвка, с какими-то красными повязками. Зона никак не охраняется, да и зачем? Так вот, вблизи кратера – остатки железной дороги. Метров триста путей разворочено взрывом: рельсы со шпалами подняты над землёй. «Радим1» здесь не просто трещит, а вопит!
Сами дознаватели и опера надевают на себя, конечно, «комбезы2» и «ресы3», а вот подозреваемого везут в одних трусах. Ежели женщина, что тоже случается, то и на ней из одежды оставляют минимум, но уже там, на месте. Исключительно из заботы о несчастных, потому что от тряпья после этой процедуры лучше избавиться. Некоторые опера – возможно, в приливе прозорливого сострадания – вообще раздевают догола своих подопечных.
Наручниками пристёгивают подозреваемого к рельсу, поблизости оставляют радим с подсаженными аккумуляторами: с подсаженными – чтобы быстрее выдохся… это ох как стимулирует дачу показаний. Прибор-то списать надо давно – он фонит как кусок радия, – но его хранят (для таких инсценировок) в специальном месте и обращаются с ним осторожно. Кладут радим возле подозреваемого так, чтобы тот не дотянулся, включают – и уезжают за периметр.
Остаться наедине с вопящим радиометром в паре сотен метров от кратера – испытание серьёзное. Иногда приходится спустя двадцать-тридцать минут возвращаться, чтобы проверить готовность задержанного к общению, но чаще при первых же сигналах радима человек начинает умолять вывезти его из зоны и соглашается поведать о самых сокровенных тайнах. Обычно прямо на месте и начинается дача показаний, только успевай запоминать и записывать. Опера не спешат, дают выговориться.
Благодаря беспримерной словоохотливости Кадушкина приём с радиометром стал широко применяться в Новосибирском районе, а некоторые другие методы дознания (типа, долгих мучительных допросов) теряли былую популярность. Причём пленных и подозреваемых в диверсионной деятельности возили к одному из кратеров, оставшихся от воздушного взрыва. Радиация в нём повышенная, но не смертельная – хоть месяц там торчи, – однако знают об этом только местные. А вот подсаженные аккумуляторы – изуверство чистой воды. Радим настраивают так, чтобы трещал на фоновый мизер во всю мощь, и когда он, растягивая звук, издыхает через двадцать минут… Ну, кому охота сгнить заживо?
Кадушкин Денис Вадимович был ныне в звании младшего лейтенанта, а в последние дни прошлой жизни – тянул чиновничью лямку (работал в многофункциональном центре на должности операциониста отдела оформления загранпаспортов). В той же жизни имел два увлечения: историческая реконструкция и выживание. Оба увлечения, в разной мере, помогли ему, когда началась война. Услышав сигнал тревожного оповещения, он ни на мгновение не засомневался, что всё серьёзно. Первый удар переждал в соседнем квартале в подвальном бомбоубежище, о котором даже из местных мало кто знал. Прихватил кота Бориса, громадную рыжую скотину девяти лет с разноцветными глазами – и бегом, бегом!
Из-за кота, между прочим, натерпелся от окружающих. В маленькое старое бомбоубежище умирающего завода набежало столько людей, что просто сказать «много» – значит, сильно преуменьшить масштабы столпотворения. Кто-то был с кошкой, кто-то – с собакой, а двое граждан пенсионного возраста (муж с женой) притащили клетку с канарейками. Эти двое сразу же стали распространять слух о том, что птицы чувствуют радиацию. На вопрос, в чём это выражается (уж не поют ли?!), птичники отвечали расплывчато: мол, «птица нервничает». А канарейки уже нервничали – ожесточённо метались внутри клетки из-за смены обстановки. Как хозяин отличит текущую нервозность от радиационной, оставалось неясным, и народ с тревогой посматривал на птичек.
Кот же смотрел на них, не сводя глаз и не скрывая охотничьего азарта. Он потерял покой, напрягся и стремился подкрасться ближе к лимонно-пёстрым датчикам радиоактивности. Так продолжалось, пока пенсионер не сжалился над пернатыми и не накрыл клетку платком.
Позже, когда коту пришло время сходить в туалет, это стало целой проблемой. Впрочем, она касалась всех «животноводов»… или почти всех, если учесть, что с рыбками и хомяками никого замечено не было, – в выигрышной ситуации находились хозяева карликовых глазастых восточноазиатских собачек, чьи питомцы могут справлять нужду не только подозрительно редко, но и достаточно незаметно.
По прошествии нескольких дней, когда массированные ядерные атаки прекратились и война перешла в фазу ультиматумов и точечных бомбардировок, а население стало как-то организовываться, трудности с котом не закончились. Защитить густую шерсть животного от радиоактивной пыли было, может быть, и не самым сложным делом, но пошли разъезды, начавшиеся с того, что пришлось покинуть квартиру с вынесенными напрочь окнами, оставшуюся без воды, отопления, электричества. Вскоре кот потерялся. Так Кадушкин остался один. С женой расстался три года назад, родичи далеко и связь с ними оборвалась, а теперь и любимый котяра…
Тридцатиоднолетний Денис был среднего роста, круглолиц, склонен к полноте из-за ширококостности. Характером обладал общительным и лёгким, ввиду чего моментально сходился почти со всеми и в любой компании становился своим. Подобно солдату Швейку, чуть ли не ко всякому событию он находил рассказ-иллюстрацию. Бывало, что возникали сомнения в подлинности его воспоминаний или пересказа, но редко кто заострял на этом внимание.
В отдел Кадушкин был зачислен три месяца назад. Тогда на утренней планёрке капитан Сильвиоков объявил Ильясу:
– Рахматуллин, к тебе сегодня человек поступит, вместо Кабурмина. До нас доберется, скорее всего, к вечеру.
– Откуда?
– Из Тальменки. Он там с баба′ха в следственном4 работал, так что человек с опытом, хотя и с небольшим. Устроишь его в общажник наш на Тургенева.
«Бабахом» Сильвиоков, как и многие другие, называл начало войны, а «общажником» был деревянный двухэтажный дом на улице Тургенева, используемый ныне под совместное общежитие контрдиверсионного отдела (КДО), в котором Ильяс работал уже больше семи месяцев, и районного отдела полиции.
Покинув Новосибирск в эвакуационной колонне, вскоре он с семьёй оказался в лагере временного проживания на западе области. Лагерь был палаточный, располагался возле посёлка и железнодорожной станции. Беженцы сами ставили палатки, хозяйственные и санитарные постройки, несли дежурство. На первых порах топлива для мобильных генераторов хватало, но электричество подавалось лишь на объекты повышенной важности (медпункт, кухня). С водой особых проблем не ощущалось, однако еды недоставало.
Уже на вторые сутки долетели слухи, что ряд регионов не подвергался удару, и среди них Татария. В начале третьих суток, когда Ильяс пытался найти для жены и детей попутку, чтобы отправить их к родителям в Елабугу, по Новосибирску и позиционному району к северо-востоку от города снова был нанесён удар. Ближе к вечеру на запад ушёл пассажирский эшелон – в нём и уехала семья Ильяса. А он, как приписанный к временному военкоматному участку, остался ждать в лагере распределения.
Всеобщая мобилизация проваливалась. Настоящая паника началась примерно на третьи сутки, когда на Россию обрушилась новая мощная атака стратегическими ракетами и ракетами средней и малой дальности. Это вступили в бой подтянувшиеся к российским рубежам оперативные и оперативно-тактические соединения НАТО. После двух дней беспрерывного нервного напряжения, ухудшение ситуации приводило людей в ужас.
1
«Радим» – сленговое, обиходное название радиометра.
2
«Комбез» – ОЗК или иное обмундирование для защиты от радиации (новый сленг).
3
«Рес» – обобщённое название респираторов и противогазов (новый сленг).
4
Следственный комитет Российской Федерации.