Родословная ашкенази

Рис. 16. О, как она была любима.

Конечно, я позвонил на следующий день, повел ее на концерт блестящего танцора Махмуда Эсамбаева. Потом мы стали часто встречаться, вскоре дело дошло до поцелуев, обниманий, она невероятно сильно меня возбуждала, и я умирал от желания…

Надо признаться, это был период пика моей половой активности. Все мое тело, каждая его клеточка, казалось, была переполнена бурлящей, кипящей, рвущейся наружу спермой. Я готов был задрать юбку каждой прохожей уличной красотке, попутчице в лифте, соседке по подьезду, сотруднице своей конторы, врачихе поликлиники или даже продавщице ближайшего продмага. Я мотался по командировкам, и счет моих случайных связей быстро достигал рекордных чисел. Бывало (хотя не слишком уж часто) я сливался в кого попало чуть ли не по два раза в сутки.

Но все же я не был таким уж конченным повесой и прислушивался к голосу разума, озвученному, в частности, моей мудрой бабушкой. Застав меня как-то с очередной пассией, она пробурчала сердито: «Прекратил бы уже зря болтаться, пора и детей заводить, а то семя несвежее будет». И, вняв этому призыву, я неустанно стал подыскивать подходящий вариант, причем некоторых потенциальных невест «пробовал на зуб».

Иза сразу же показалась мне вполне подходящей кандидатурой. Особенно всерьез я стал подумывать об этом, когда понаблюдал за ней на вечеринке празднования нового, 1961-го, года. В отличие от большинства девиц, с ножкой на ножке погруженных в светский трёп, Иза вместе с еще двумя активистками споро крутила салаты, нарезала колбасу, расставляла на столе тарелки и ставила стаканы. «Хозяйственная девочка, не белоручка», – подумал я.

Нравилось мне и то, что по отзывчивости и заботливости о ближних моя новая подруга выгодно отличалась от многих своих самовлюбленных сверстниц. Ну, взять хотя бы такой мелкий, но характерный пример. Где бы Изу какой-нибудь вкуснятиной не угостили, она обязательно делилась ею со мной. И каждую подаренную ей мною коробку конфет или даже простую шоколадку она тут же распечатывала и мне отдавала добрую половину.

Мы много c Изой катались на лыжах, а когда наступило лето, стали ходить в турпоходы. Мы познакомились в ноябре, а августе я сделал ей предложение. 15-го числа мы зарегистрировались, и не в каком-то там задрипанном ЗАГС’е, а в только что открывшемся тогда новом и единственном в Москве специальном «Дворце бракосочетаний» у метро Кировская. Свадьба была скромной, застолье прошло в доме изиных родителей (комната в коммунальной квартире).

Мы прожили с ней много длинных и разных лет, счастливых и не очень, спокойных и буйных, мирных и тревожных. За это долгое время наши логико-математические Эйлеровые кольца, то любовно и крепко сливались в один круг, то, глубоко или мелко пересекались своими окружностями, а иногда, только касались ими в одной точке, и даже катились по жизни только рядом. Но, бывало, и отдалялись друг от друга на приличное расстояние.

Но что это я, зачем ворчу и почему упоминаю какой-то негатив? Неужели наша несправедливая память тянет из прошлого детали плохого куда сильнее, чем многие частности хорошего? Или это только у меня такого до нелепости обидчивого?

Теперь, обсуждая сам с собой прошедшие годы, я думаю, что идилию моей в общем-то счастливой семейной жизни с Изой портили оба наши характеры – ее нервный, взрывной, истеричный и мой обидчивый, неотходчивый, злопамятный. Уже в первые дни свадебного отпуска (в Архипо-Осиповке, на Черноморском побережьи Кавказа) Иза стала налетать на меня по всяким пустякам. То она злилась, что мы куда-то опаздываем, а я медленно собираюсь, то психовала, когда я по ее мнению слишком долго застаивался у лотка с местными сувенирами. Сначала она, как бы извиняясь, объясняла свои взрывы естественной причиной: перестройкой организма в результате потери девственности и резкого скачка в судьбе, который по ее словам не мог пройти просто так.

А потом в момент раздражения однажды заявила, что у нас вообще психологическая несовместимость, и надо подумать, не разбежаться ли сразу. Но я ее успокаивал, говорил, что все обойдется, надо не нервничать, надо постараться проглотить эту ложку дёгтя – она, наверно, неизбежна и бывает у всех новобрачных. А сам про себя копил обиду, дулся, и думал, может быть, и правда, надо с ней расстаться. Но тут же себя останавливал, рассуждая «вот столько выбирал-выбирал, наконец нашел, чего ж теперь…».

Вскоре вопрос сам собой рассосался – несмотря на все наши неуклюжие старания предохраняться, противные толстые баковские презервативы не выдержали напора молодой страсти и порвались. Моя жена подзалетела и 4 июня 1962 года родила дочку Лену.

Наша совместная жизнь в целом была вполне счастливой. Мы растили дочь, вели нелегкий советский быт, ходили в гости к родственникам, бывали в театрах, кино. В общем, жили вполне полноценно, во всяком случае, не хуже других.

Но, увы, нередко наша жизнь обидно омрачалась разными нелепыми ссорами. Склоки возникали из-за изиных нервных взбрыкиваний и моих совершенно неадекватных ответных вспышек гнева. Вместо того, чтобы очередную размолвку не осложнять, представлять простым недоразумением и отшучиваться, я начинал злиться, усугублял конфликт, и тоже орал по базарному.

В результате какой-то пустяковый повод становился причиной целого скандала. Вслед за этим я обычно поворачивался и уходил ночевать к маме. Если бы не она, скорее всего, я, озлобясь, ушел бы совсем в другую сторону, развелся и переселился к какой-нибудь очередной своей пассии. А куда еще мне оставалось бы исчезать? Так что, зря Иза валила на свекровь свои беды – та, наоборот, на многие годы сохранила нашу семью. А к ней моя жена то-ли по ревности, то-ли по недомыслию относилась совершенно безобразно, нередко почем зря ругая ее зачем-то за глаза.

Наиболее широкая расщелина прорезала нашу семейную равнину в канун 1971 года, когда я почти на 2 недели застрял в родительском доме на Суворовской. Хотя со своей Леночкой я видеться не переставал, забирал ее после школы, приводил к бабушке. И как-то моя 9-тилетняя дочь, опустив глаза и поджав губы, тихим голосом произнесла:

– Пап, давай опять женись на маме.

Ну, как тут было не растрогаться… Я вернулся к Изе, мы снова зажили нашей обычной семейной рутиной с заботами о покупке нового холодильника, лечении простудившегося ребенка, квашении капусты и закручивании банок компота на зиму. Происшедший перерыв в наших отношениях сильно раскочегарил мою сексуальную активность, Иза тут же снова забеременела, и 16 августа 1972-го у нас образовалась вторая моя дочь – Инночка.

Мы прожили вместе 30, 5 лет. Почему такая точность после запятой? А потому, что наше супружество оборвалось в тот день, когда я проводил в Шереметьеве Изу с Инночкой на ПМЖ (постоянное место жительства) в Лос Анджелес.

Там с 1990 года уже находилась старшая дочь со своим мужем и моим внуком.

Уезжали они непросто. Все было на нервах. Особенно Иза волновалась при продаже нашей общей кооперативной квартиры – как я понимал, она очень боялась, что я буду оттяпывать свою долю. А она, естественно, была велика, так как ипотечная ссуда выплачивалась в основном из моей зарплаты, которая была вдвое больше изиной. Но мне и в голову не приходило на что-либо претендовать. Наоборот, я всячески старался Изу успокаивать: ходил с ней к нотариусу оформлять продажу квартиры, а затем и совместно нажитого добра (мебели, пианино, телевизора, книг, посуды и прочего).

Потом они какое-то время до отьезда жили у моей мамы. Я помогал собирать вещи, упаковывал чемоданы и баулы, доводил их «до ума», взвешивая и меняя размеры, чтобы им было благополучнее пройти бандитский тогда таможенный досмотр. И я очень гордился, например, тем, что сообразил, как обмануть рентгеновские лучи, вложив «матрешкой» кастрюлю в кастрюлю, а в самой маленькой спрятав семейную реликвию – старинную серебрянную сахарницу с именным клеймом царского времени. Ой, как Иза беспокоилась, что ее не пропустят и отберут.