Праведники

— Уилл, смотрите сюда!

Палец Рассела едва не погрузился во вскрытое чрево покойника. Уилл наклонился и увидел тонкую полоску, пробегавшую по бугристой бледной плоти.

— Что вы видите?

— Шрам… как будто. Здесь была вторая почка?

— Точно.

— И вы хотите сказать, что шрам давнишний?

— Ему как минимум год.

Рассел резко закрыл тело покойника зеленой простыней, вышел из-за шторки и принялся тщательно мыть руки под краном. Он, очевидно, получал удовольствие от этого занятия.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Как я уже сказал, этому шраму как минимум год. А то и два.

Сердце у Уилла упало.

— Значит, его убили не из-за почки. Значит, убийцы не изымали у него эту чертову почку…

— Боюсь, вы правы. У вас такое расстроенное лицо. Прошу прощения, Уилл, если испортил вам статью. Я не хотел.

«Ты не хотел, но, дьявол тебя побери, испортил! Значит, все эти рыскания по владениям лесных „милиционеров“ были впустую. И вся командировка псу под хвост!»

Он вдруг вспомнил вчерашний разговоре Бет.

— А у вас есть медицинская карта Бакстера?

Рассел тут же прочел ему целую лекцию о врачебной тайне и доверительных отношениях, возникающих между докторами и их пациентами. Но Уилл был настойчив, и Алан вскоре уступил. Вернувшись в кабинет, он вновь сел за свой компьютер и спросил:

— Итак, что мы ищем?

— Упоминание об операции по удалению почки.

Рассел погрузился в молчание и лишь щелкал компьютерной мышью. Наконец он поднял глаза на Уилла.

— Очень и очень странно. Такого упоминания здесь нет.

В глазах Уилла блеснул азартный огонек.

— Может быть, что-нибудь связанное с почечной недостаточностью? С диализом?

Рассел вновь надолго замолчал, а потом громко хмыкнул.

— Еще одно очко в вашу пользу, Уилл. Тут нет ни одной подобной записи.

В эту минуту Уилл готов был расцеловать доктора Алана. Тот наконец разделил его интерес к делу об убийстве Пэта Бакстера.

— А чем он вообще болел?

— Так, всякая чепуха. Разрыв связок на лодыжке был, кое-какие царапины с Вьетнама остались… Да и, собственно, все. Честно признаюсь, Уилл, еще пять минут назад я готов был биться об заклад, что наш покойный друг страдал тяжелым недугом, и почка была удалена у него по медицинским показаниям. И врач обязан был оставить об этом подробный отчет в истории болезни. А тут… я не нахожу ничего даже отдаленно похожего. Черт бы меня побрал, если мой неизвестный коллега не поставил меня этим в тупик.

В дверь легонько постучали, и Рассел крикнул, чтобы вошли. Порог кабинета переступила миниатюрная женщина, которую доктор представил как специалиста по связям с общественностью.

— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, Алан. Но у меня телефон раскалился от звонков с вопросами о Бакстере. Насколько мне удалось узнать, кто-то из друзей покойного только что выступил по радио и заявил, что Пэт Бакстер стал жертвой похитителей человеческих органов…

«Боб Хилл, кто же еще, — машинально отметил про себя Уилл. — Стало быть, мое эксклюзивное расследование утратило всю свою эксклюзивность. Вот ведь мерзавец…»

— Я забегу к вам через минуту, — пообещал ей доктор Рассел, переглянувшись с Уиллом. На лице его впервые промелькнула растерянность.

Когда дверь за женщиной закрылась, Уилл поинтересовался у доктора, что именно тот собирается заявить прессе.

— Как ни прискорбно, но мы не можем опровергнуть только что прозвучавшую версию, — развел Рассел руками. — У нас нет никаких данных, подтверждающих, что у покойного были больные почки. Нет, в самом деле дьявольщина какая-то… Ну ничего, что-нибудь придумаем.

Проклинавший все на свете, и в первую очередь Боба Хилла, Уилл как раз выруливал с территории лаборатории судмедэкспертизы, как вдруг кто-то ожесточенно забарабанил в боковое окно его машины. Уилл заглушил мотор и опустил стекло. Это был Рассел — без галстука, с распахнутым воротом рубахи и явно запыхавшийся.

— Она мне только что позвонила. Хочет поговорить с вами насчет Бакстера.

И, больше ничего не объясняя, Рассел передал Уиллу свой мобильный.

— Мистер Монро? Меня зовут Женевьева Хантли. Я хирург, работаю в шведском медицинском центре в Сиэтле. Только что увидела в новостях сюжет о мистере Бакстере. Алан уже передал мне, что вы думаете по этому поводу. Полагаю, я должна вам кое-что объяснить.

— Буду рад вас выслушать, — ответил Уилл, свободной рукой раскрывая на коленях блокнот.

— Но прежде, мистер Монро, я бы хотела взять с вас обещание… Нет, не молчать. Я с большим уважением отношусь к «Нью-Йорк таймс» и, как мне кажется, вправе рассчитывать на ответное уважение к тому, что сейчас расскажу. Сказать по правде, я не планировала распространяться об этом где бы то ни было, и меньше всего — через газету. Но обстоятельства складываются таким образом, что молчать только хуже. Уж не знаю, кто ввел в моду истории о похитителях человеческих органов, но они сейчас весьма популярны. Меня это огорчает, и я собираюсь внести свою лепту в опровержение досужих сказок.

— Понимаю вас.

— Допустим, хоть я и не уверена, что вы, журналист, понимаете меня, врача, до конца. Как бы то ни было… Я попрошу вас отнестись серьезно и с уважением ко всему, что я скажу. Ибо оно того стоит, мистер Монро, поверьте. Мне будет очень обидно и… стыдно за вашу газету, если я потом прочитаю в ней очередную «сенсационную историю», основанную на моей информации.

— Я постараюсь не обижать вас, мисс Хантли.

— Хорошо. Мистер Бакстер настаивал на полной конфиденциальности и, я бы даже сказала, анонимности. Это единственное, что он хотел получить в обмен, на то, что сделал.

Уилл весь превратился в слух.

— Около двух лет назад Пэт Бакстер обратился в наш медицинский центр с весьма странным предложением. Как мы потом выяснили, он ради этого приехал издалека. А когда появился на пороге приемного покоя, наши медсестры поначалу решили, что он пришел попросить еду и ночлег. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Откровенно говоря, ничем не отличался от обычного городского бездомного. Однако сам Пэт Бакстер заверил, что обладает отменным физическим здоровьем, и потребовал проводить его в отделение трансплантологии. Когда меня вызвали к нему, он заявил, что хотел бы пожертвовать свою почку…

Я спросила: кому она должна была предназначаться? Больной матери или жене? Или, может быть, ребенку? «Нет, — ответил он. — Я просто хочу пожертвовать свою почку тому, кто в ней нуждается». Мы с коллегами, чего уж там, решили было, что перед нами душевнобольной. В истории медицины почти не отмечено случаев, когда человек добровольно жертвовал свои органы во имя сохранения жизни и здоровья других, совершенно незнакомых ему людей. Во всяком случае, в практике нашего медцентра это был первый подобный случай.

Разумеется, я выставила мистера Бакстера за дверь. И на прощание посоветовала ему принять успокоительное. Но он вернулся. Я выгнала его снова. Он вернулся в третий раз, и тогда нам пришлось поговорить. Он рассказал, что с детства мечтал стать богатым. И знаете почему? Тогда у него была бы возможность ежедневно — это его слова — давать нуждающимся деньги. Много денег. Он сказал, что у него сжимается сердце всякий раз, когда он видит человека, страдающего от бедности. «Вы знаете, что означает слово „филантропия“, доктор? — спросил он меня. — Любовь к ближнему. Но почему лишь у богатых есть возможность и привилегия любить ближних? Я тоже хочу и всегда хотел быть филантропом». Он сказал, что долго и мучительно пытался придумать иной, не связанный с деньгами, способ оказания помощи людям. И в какой-то момент подумал о собственных внутренних органах.

Я не сразу во все это поверила, мистер Монро. Я человек трезвомыслящий и очень практичный. Я долго пыталась отыскать «двойное дно» во всех этих словесных излияниях мистера Бакстера. Но в какой-то момент вдруг поняла, что он говорит совершенно искренно. Мы обследовали его и увидели, что он сказал чистую правду и о своем здоровье. Он был в отменной форме. В конце концов я договорилась с коллегами, и мы устроили ему тщательную психиатрическую экспертизу. Он оказался более чем вменяемым, полностью способным принимать решения и отвечать за свои поступки.