В тишине (ЛП)

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Дрю идет за ним, но только когда он покинул паб и отдалился, идя по узкой мощенной улочке в неизвестном направлении, Дрю наконец-то окликнул его.

Он обернулся и посмотрел на полного мужчину, беспомощного переминающегося с ноги на ногу в дверях паба.

— Что?

Несколько метров между ними казались слишком длинными, чтобы пересечь их, и Дрю, должно быть, почувствовал это, так как поколебался, стоит ли подходить.

— Мне жаль. Честно. Я идиот, — руки у него дрожали, когда он говорил. — Мне жаль, — он повторил мягче, словно только сейчас понял, насколько Бен был раздражен.

— Тебе всегда жаль. Но это не останавливает тебя от следующего раза.

— Давай сходим выпить в другое место. Я буду идеальным, обещаю.

Бен смотрел на землю, а не на Дрю. Взгляни он в щенячьи глазки своего партнера, начал бы чувствовать себя виноватым, что разозлился и это бы еще больше его взбесило. Он вздохнул. Он просто хотел побыть один полтора часика.

— Возвращайся в отель, — наконец произнес он. — Встретимся там через час или около того, — отвернувшись, он зашагал прочь.

— Бен!

Не оборачиваясь, Бен поднял руку и несмело махнул на прощание, а потом засунул руки глубоко в карманы и слегка стиснул, чтобы согреть их. Наконец дождь перешел в легкую морось, щекочущую кожу. Он распрямился немного, наслаждаясь свежим воздухом, заполняющим легкие, упражнения помогали отогнать напряжение, сдавившее внутренности.

Неожиданно узкая дорога переходила в современный бульвар с четкими сблокированными домами 1930-х годов по одну сторону, и просторным парком по другую. В свете уличных фонарей с жилой части улицы вблизи от траура он увидел детскую площадку. Улыбаясь, он пошел вдоль зеленого железного забора ко входу и ступил внутрь. Минуту он внимательно всматривался в сторону качелей. Качели выделялись серой тенью во тьме, слегка раскачиваясь вперед-назад на ветру, цепи скрипели, как старые суставы. Вокруг была полная тишина. Никого поблизости, ни пьяниц, ни наркоманов, ожидающих несчастных прохожих, чтобы пристать или избить.

Он был один.

Земля под ним не издавала ни звука, он подошел к качелям и сел в серединку, оставляя крайние сиденья пустыми для призраков играющих здесь детей. Цепи сдавливали бедра, но он не возражал. Его колени немного согнулись, затем он оттолкнулся от земли и задрал ноги, чтобы не мешать качелям выполнять то, для чего они были предназначены.

Раскачиваясь вперед и назад, он всматривался в чернильную темноту парка. Медленные движения помогали расслабить напряжение в плечах. Он закрыл глаза и позволил сырому воздуху заполнять и покидать его легкие. Каждый вдох длился длиннее предыдущего. Где-то вдалеке гукнула сова, в темноте хрустнула ветка.

Когда легкие полностью расслабились, Бен запел.

Глава тринадцатая

Гвен лежала в скомканном беспорядке своей постели — ноги тонули в теплых простынях, которые только что покинул Рис — и улыбалась во сне. Ее ноги были сжаты, словно продолжая обнимать мужа. Она была по-настоящему везучей девушкой. Она даже поверить не могла, что ей потребовалось так много времени, чтобы понять это.

Чашка кофе рядом с ней остывала, и она слышала, как в ванной, чистя зубы, чудовищно напевает Рис. Гвен хихикнула. Она даже не различала мотив из-за шума воды и действий с зубной щеткой, но это не маскировало того факта, что Рису на ухо наступил огромнейший медведь. Беспокоиться о том, что его навестит и вскроет пришелец из-за голосовых связок, точно не приходилось.

Так легкомысленно подумав об этом, она нахмурилась. Она не хотела думать о вчерашних смертях. Было всего семь утра. До появления в Хабе был еще час. Еще один час относительной нормальности.

— Эй! — Рис прервал свои далекие от мелодичности рулады, позвав ее сквозь открытую дверь ванной, открывая воду из душа на полный ход. — Говорят, нас ждут ограничения. Как насчет того, чтобы сэкономить на воде тем, что запрыгнешь ко мне сюда?

Гвен засмеялась, отталкивая одеяло. Их вчерашнее свидание вышло просто замечательным, даже после всего, через что она прошла. Еда оказалась восхитительной, да и продолжение вечера тоже было выше всяких похвал. Несмотря на трудности, с которые возникли, когда она только устроилась в Торчвуд, после свадьбы они редко спорили. Может, это отчасти было связано со смертью Оуэна и Тош и пережитым страхом, что она потеряла самого Риса. Она бы не рискнула пережить всю эту боль снова. Ведь она до сих пор ощущала привкус вины, когда вспоминала о том, как предала Риса, изменив с Оуэном. Это было сумасшествием, она бы хотела, чтобы этого никогда не случалось, но теперь все было в прошлом. Ей следовало позволить этому уйти вместе с Оуэном.

— Уже иду.

Присев, она отпила кофе, потом откинула одеяло и поднялась. Потянувшись и почувствовав себя, кошкой, получившей сметану, Гвен подумала, что бывают способы начать день и похуже. Она сделала четыре шага в направлении ванной, когда раздалась трель мобильного, и метафорическая сметана тут же испарилась. В такое время утра ей могли звонить только по работе. Честно говоря, с того момента, как она поступила в Торчвуд, ей казалось, что ее мобильник звонит, только чтобы Рис уточнил, когда же она вернется домой, или чтобы Джек, Янто, Тош или Оуэн спросили, когда она притащит свой зад в Хаб. И теперь она колебалась пятьдесят на пятьдесят, Джек это был или Янто.

— Подожди. Телефон звонит! — крикнула она, надеясь, что муж услышит ее через шум воды и собственное скверное пение и двинулась обратно к кровати, чтобы ответить.

На дисплее высветилось имя Янто.

— Что случилось? — она инстинктивно знала ответ, еще даже до того как вопрос слетел с губ. Пришелец убил ночью еще одну жертву. Будь оно проклято. Живот скрутило, и воспоминание о чудесном вечере с Рисом было навсегда омрачено. Она должна была работать. Все должны были.

— Посмотри новости. И езжай в Хаб. Быстро.

— Выхожу.

Они повесили трубки резко, без всякой вежливости, принятой в обществе. Думая о том, что о душе можно забыть, Гвен включила телевизор и отыскала новостной канал. Было 7.15 утра. Шли начальные титры.

— Мария Бруно, покинувшая родной Уэльс в 17 лет, вернулась в Кардифф для участия в финале городского ежегодного Конкурса оперных певцов-любителей в составе судейского корпуса. На пике своей славы в 90-ые годы Бруно считалась одним из величайших сопрано в мире, регулярно исполняя партии с покойным Лучано Паваротти.

Влезая в свою футболку, Гвен смотрела на идеально причесанную телеведущую. Почему она сразу не переходит к делу?

— Ее неожиданная смерть стала большой потерей для родных и всех, кто ее знал. Она сильно скажется на мировом оперном искусстве, в которую Бруно привносила столько радости. Мы надеемся в скором времени переговорить с одним из ее коллег-судей, а прямо сейчас мы передаем прямую трансляцию из отеля Св. Давида в Кардиффе, где на месте событий находится Джуди Гловер.

Ведущая покрутилась на стуле, чтобы повернуться лицом к экрану позади себя со знакомыми видами Мэрмейд Куэй и молодой женщиной, отчаянно старающейся игнорировать бьющие по лицу капли дождя и серьезно смотрящей в камеру.

— Итак, Джуди, — продолжила ведущая из сухой теплоты студии. — Можешь ли ты пролить какой-нибудь свет на события вокруг смерти Марии Бруно?

Натягивающая джинсы Гвен замерла. Это было важно.

Рис показался из ванной с полотенцем вокруг бедер.

— Я думал, ты присоединишься…

Не смотря в его сторону, Гвен подняла руку, призывая к тишине. Ей нужно было услышать. Кроватные пружины скрипнули, когда он присел около нее.

— Да, я могу. — Репортер выглядела хмурой. — Полиция готовится сделать заявление, однако источник внутри отеля сообщил нам, что Мария Бруно поднялась в свой сюит примерно в 9 вечера. Около половины десятого ей принесли фруктовый салат. Ее муж и менеджер Мартин Мелой, снимающий соседний сюит на этаже, задержался в баре приблизительно до половины двенадцатого, прежде чем подняться к себе. Миссис Бруно была «жаворонком», и обычно ее завтрак доставлялся мистеру Мелою, который будил ее, принося завтрак. — Репортер остановилась. — Следуя этой традиции, он и обнаружил тело.