Страница 85 из 108
Зоя спала, как прежде, укрывшись одеялом до самых глаз.
Стараясь не разбудить ее, я лег на второй половине кровати поверх одеяла и, поморщившись, медленно, через грудную боль, выдохнул.
Я никогда не засыпал без снотворного, но сегодня мне было так плохо, что я провалился в сон сразу, ощущая непривычное умиротворение от знакомого аромата духов.
Фрэнки
Я проснулась от крика матери и решила, что в доме – очередная ссора. Ноги затекли от проведенных в кресле часов, а руку заломило от боли при первом же движении. Мне нужно было принять обезболивающее.
Но крик насторожил. Я глянула в окно: светало. Рань такая… Мама никогда бы в субботу на рассвете не проснулась.
Заспанные Роберт с Юлей тоже начали озираться, но я сказала, чтобы не беспокоились. Набросив теплый халат поверх джинсов и майки, я торопливо пошла в сторону маминой комнаты. Там суетилась домработница, она протяжно голосила. Сердце упало.
– Мама?!
Но та не отреагировала, продолжая кричать в телефонную трубку. Она звонила в «скорую», чтобы срочно прислали вертолет. Но зачем? Кому плохо? И тут взгляд упал на кровать.
– Папа! О Господи, что с ним?!
– У него приступ, – всхлипнула домработница, и у меня ноги подкосились.
– Сказали, пятнадцать минут, – выдохнула мама и бросила трубку на пол. – Скотина! Даже умирать пришел ко мне, чтобы с собой забрать!
Мама подошла к кровати и, опустившись на колени, погладила папу по голове. Он не шевелился.
– Он меня разбудил минут пять назад. Открываю глаза, а он говорит: «Зоя, мне плохо». Посмотрел на меня и потерял сознание. Но дышит… он же дышит? Фрэнки, проверь.
Я зажала рот рукой, а потом подошла и нащупала у отца слабый пульс.
…Так начались два бесконечных выходных дня, которые я провела в реанимации, в коридоре с мамой. Роберт остался в Таре, к нему врач приехал, осмотрел. Сказал, что все хорошо. Госпожа Столетова не ошиблась по поводу ран.
В воскресенье утром папу перевели в отдельную реанимационную палату, а ближе к вечеру он позвал меня к себе. Видеть Сатану настолько беспомощным оказалось неприятно. Он был бледный, с синюшными губами; лежал под капельницей, на экране ползла кардиограмма, подтверждая, что у Константина Уварова все-таки есть сердце. И от этого сердца ему в жизни, увы, одни проблемы.
– Фрэнки…
– Я здесь, папа.
– Нам нужен «Дол», – сказал он и очень медленно вдохнул.
В этом весь отец: он и на смертном одре о торговой войне с Езерскими будет печься.
– Если расскажешь мне о своей проблеме, то через пару дней акции будут у нас.
– Не смей…
– Расскажи. Иначе соберу чемодан и уеду. Ты меня больше никогда не увидишь.
Он молчал минут пять. Я думала, уснул. Но вот он посмотрел на меня своими черными, мутными сейчас глазами, и сипло произнес:
– Я сдавал склады «Константы» для незаконного хранения оружия.
Что-о?!
– На Совете в новогодний вечер я буду вынужден отдать наш бизнес шантажисту, который давит на меня. Чтобы спасти наши деньги, я переведу их в «Дол». Но на этот шаг я пойду, только если «Дол» будет моим…
От потрясения мой бедный мозг вошел в режим нон-стоп, в нем активировались такие бешеные нейронные связи, о существовании которых я даже не подозревала. Я судорожно пыталась придумать, как заставить папу уйти на покой и при этом спасти компанию Максима. И на меня снизошло озарение.
– Не волнуйся, я все сделаю. Но будет лучше, если ты назначишь меня исполняющей обязанности президента «Константы» до января. Тебе нельзя в таком состоянии на работу.
В глазах отца блеснула сталь, он попробовал приподняться, но я не отступила, продолжая блефовать.
– Тш-ш-ш… Не делай резких движений, пап. Максим вляпался в какие-то проблемы, он сейчас вне зоны доступа, но я оформлю сделку через Екатерину, она считает меня ангелом милосердия, который ради ее сына готов на всё. Таких идиотов в жизни не встречала.
– Хорошо. Когда?
– Завтра. Завтра она встречается со своим юристом. Считай, акции у меня. – Я подвинулась ближе к папе и предложила: – Если ты передашь мне те сорок процентов, которые скупил, то я стану новым президентом «Дола» и прослежу за работой, пока ты будешь лечиться и приходить в себя.
– Ты не справишься, – прохрипел он, и я возразила, подоткнув край одеяла ему под бок:
– Я уже справилась. Ты хотел завершишь войну с Езерскими до Нового года. Всё, ты завершил. Осталось подписать.
Отец сомневался, но он был очень слаб. Он остался один. Никто не мог его защитить от врагов, потому что у него не было друзей. Только я. Последняя надежда. Он обдумывал ответ не дольше минуты, а затем прикрыл глаза и кивнул.
– Прикажи моему юристу прийти ко мне утром.
Я на негнущихся ногам выбралась из палаты, мелко дрожа, и вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Во мне бурлил адреналин, как на гонках. В пятницу я слетела с трассы, а сейчас выиграла. Правда, я при этом морально истязала больного человека и мне было стыдно, но я поняла, что сделаю это: я разрублю гордиев узел, который душил два семейства долгие годы.