Контракт стервы

Может быть, если бы он не вел себя настолько властно, словно у меня нет третьего варианта выбора вообще, то я бы обдумала ответ. Но я настолько устала от хозяев, которые указывали мне, как жить, что я взбунтовалась и расстроилась одновременно. Разозлилась, в общем.

– Делаю тебе встречное предложение, – таким же холодным тоном ответила я; без понятия, откуда во мне взялся этот тон. – Либо ты веришь мне на слово, либо уходи.

– Один?

– Да, один. Я не пойду с тобой, потому что я не собака. Как вообще после того, чем мы только что… после того, как мы… Да кто ты такой, чтобы судить меня?!

– Действительно, я ведь бабник, беспринципная мразь.

– О, прошу! Не строй из себя оскорбленное достоинство. Радуйся! Соблазнил глупышку Фрэнки, раструби теперь об этом на всю Москву. Получишь «Константу» в подарок на Новый год, чем не награда?

Я все еще сидела на коленях у Максима, между нами все еще витал дух страсти, я ощущала, насколько Макс возбужден… А мы спорили. Мне хотелось умолять его о прощении – и одновременно послать на все четыре стороны. От этого противоречия мне было плохо.

Максим встряхнул меня за плечи.

– Ты в своем уме?! Ты же не думаешь всерьез, что твой отец откажется от корпорации? Как ты вообще могла хоть на секунду в это поверить? Да он скорее сожжет все. Ты это понимаешь?

Нет, я не понимала.

Не понимала, почему снова и снова позволяла другим людям растаптывать себя. Я искренне верила в то, что отец вычеркнет меня из бизнеса и лишит привычной жизни, если не добуду для него «Дол». Мой отец был параноиком, способным на всё.

А на что был способен Максим?

Ради него я не просто нарушила важное условие контракта, а поставила себя в шаткое положение. Я сделала это ради него – человека, которого ненавидела всю жизнь и который ничего мне не обещал.

– Зачем я тебе? – в лоб спросила я, и он дрогнул. – Ты ожидаешь, что я ради тебя предам семью, уйду из Тары, брошу брата здесь одного. А на что ты готов ради меня?

Максим опустил взгляд и промолчал… потому что не думал об этом, конечно же. Он хотел меня, временную игрушку, чтобы поразвлечься и выставить вон, когда надоест. И плевать, что ей уже некуда будет возвращаться.

Я горько усмехнулась и спросила, чтобы убедиться в этом:

– Ты меня любишь?

Он резко отвел взгляд и хмыкнул, разом растеряв весь пыл, и неуверенно произнес, как обманщик, припертый к стенке:

– Что за детский вопрос.

Воцарилось тяжелое молчание. Я не могла подобрать слов и избавиться от тисков, сдавивших сердце. А Максим погладил меня ладонью по щеке, запустил пальцы в волосы у виска, зачесывая их назад, и тихо спросил:

– Хотя, у меня тоже есть один наивный вопрос. Кто все-таки был у тебя первым – я или этот парень, Сайгон, твоя первая любовь?

Я отшатнулась от него, как от огня, раненная, повергнутая в шок глубиной его сомнений. Это было настолько неожиданно, что вместо ответа я влепила Максиму пощечину и рванула за ручку двери, буквально вываливаясь из салона во двор.

– Ты бредишь?! – вырвался отчаянный вопрос.

Я понеслась на крыльцо, которое представляло собой крытую террасу с белыми колоннами, но Максим догнал меня. Утащил в дальний угол и прижал спиной к холодной стене, закрывая собой и согревая мои щеки паром горячего дыхания.

У меня в глазах стояли слезы.

– Нет, Фрэнки, я не брежу, а сомневаюсь. Видишь ли, я тебе не верю. Мы с тобой вроде как в тупике, и просвета не видно. О чем, например, ты сегодня говорила с Борисом Денных? Какие такие важные дела?

 – Я тебе в январе расскажу.

– Это твой окончательный ответ?

– Да.

Максим оттолкнулся ладонями от стены и отошел в сторону. Сунул руки в карманы брюк и посмотрел в даль, на пасмурное темное небо.

– Твоя сделка с моей матерью сорвалась. Можешь даже не пытаться.

Шок кирпичом упал на голову. Как?! Откуда он знает?!

Макс пожал плечами:

– У тебя свои секреты, у меня свои. Одно могу сказать наверняка: рейдерского захвата «Дола» не будет. Я проверю всех своих, кто продал вам акции, и учиню расправу. Потому что единственная вещь, которую я не способен понять, – это предательство.

– Я тебя не предавала! – Я ступила к Максиму, но он послал мне до того ледяной предупреждающий взгляд, что я застыла на месте.

– А как это тогда называется?

– Я хотела тебе помочь. Акции у твоей матери я собиралась купить, чтобы…

Максим подлетел ко мне и, обхватив одной рукой затылок, второй зажал мне рот.

– Замолчи. Просто… замолчи, – процедил он. – Пять минут назад мне было бы интересно тебя выслушать, а сейчас тошно. – Он убрал ладонь от моего рта и поцеловал с расчетливой жестокостью, будто одурманенный, и никак не мог разорвать объятия, сжимая в кулаке ткань моего черного платья. Он цеплялся за меня, а я – за него.