Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 108

Фрэнки

– Роберт, как ты мог?! Что с тобой происходит в последнее время? Ты ведешь себя, как… как…

– Как мудак?

Брат развязно улыбнулся, небрежно скрестив руки на груди. Я опешила. Не бывало еще такого, чтобы у Роберта период агрессивного неприятия действительности затягивался дольше, чем на сутки.

Я хмуро посмотрела на перчатку-щетку, которой гладила бок Ацтека, и нехотя ответила:

– Именно как мудак.

– Может, я наконец решил вписаться в уровень семьи? Ты ведь строишь из себя стерву. Почему бы и мне не походить на Сатану?

– Ну, знаешь… не такими же методами. Боря просил передать, что, если ты еще раз посмотришь на Юлю, он тебя живьем препарирует. А если выложишь снимки в интернет, то Боря сделает лоботомию заодно и твоим сообщникам… если у них мозги есть, конечно.

В конюшне горел искусственный свет, потому что давно стемнело, и Роберт выглядел изможденным в тусклом освещении. Он вытер руки об испачканный защитный передник и прислонился к деревянной перекладине загона.

– Слушай, я со своими делами сам разберусь. А к ней… с ней я тоже решу вопрос.

– Тебе сказано не приближаться к Юле!

– А ты не повышай на меня голос! Ты моя сестра, а не судья! – со злостью перебил Роберт. – О тебя кто попало ноги вытирал годами, и мне нельзя было даже пикнуть. Ты хоть представляешь, что это такое для брата – не иметь права заступиться? Стоило мне вмешаться, ты читала мне морали о том, что я оскорбил постороннего человека. Ты же ничего о Юле не знаешь, она тебе чужая! Но ты сразу кинулась ее защищать. Ты можешь хоть раз встать на мою сторону?!

У меня выступили слезы на глазах, и я утерла лоб свободной рукой: в конюшне было зябко, но от стресса вспотела. Я стащила перчатку и, встав на стульчик, набросила на Ацтека стеганую коричневую попону. Вышла из загона к брату и вздохнула.

– Я на твоей стороне, просто… меня дрессировали не терять лицо, угождать, вежливо улыбаться, даже если кошки на душе скребут. Мне очень… – злые слезы полились по щекам, – очень трудно избавиться от шлака, которым меня пичкали всю жизнь под видом золота.

– Фрэнки, ну ты что… – Брат не выносил моих слез и сразу выпадал из реальности.

– Сначала меня ломали годами, а теперь требуют по мановению волшебной палочки стать железной леди, потому что папа так захотел. – Я всхлипнула и утерла глаза. – Да, я понимаю, что своей головой нужно думать, но когда тебя дрессируют с детства, то очень сложно избавиться от приобретенных рефлексов. Я как соба-а-а-ка.

Роберт выругался и подошел, чтобы обнять, и я уткнулась лбом в грязный передник, который пах железом и сажей. У брата были крепкие руки; пальцы загрубели от гитарных струн.

– Давай уедем, – предложил он.

Это у нас было общее: мы любили метаться из крайности в крайность.

Я покачала головой.

– Нет. Я не могу сбежать. Особенно сейчас.





– А что сейчас особенного?

Я грустно улыбнулась.

– Влюбилась.

– Я тоже. – Хриплый ответ брата прозвучал на выдохе, как будто случайно проговорился, под воздействием момента.

– В Юлю?

– В кого же еще.

– Зачем тогда ты с ней поступил по-свински?

– Потому что я мудак.

– Не верю.

– Я действительно поспорил на Юлю. Она… в общем, она очень пренебрежительно относилась к моей группе, я два года терпел от нее ехидные подколки. В итоге пацаны захотели сбить с нее спесь и поспорили, кто первый ее получит, я тоже согласился, за компанию, но я не собирался за ней ухаживать, мне бы гордость не позволила... А потом объявили этот долбанный конкурс: консерватория предоставляет победителю музыкальную стипендию. Участвуют соло или группа. Ну и…

– Юля победила?

– В том и дело, что нет.

Я отстранилась, чтобы заглянуть в лицо брату, и возликовала:

– Ты?!

– Да. Только моих ребят не взяли. Сказали, что меня одного хотят, потому что я и гитара, и голос, и композитор.

– Ты теперь поешь?!

– Мой фронтмен, Влад, не вытягивал последние композиции, пришлось на конкурсе самому спеть. Влад, естественно, психанул, мы поссорились, потом помирились… это в конце ноября было. Юлю я не трогал вообще, она сама ко мне подошла в лицее, на следующий день после того ужина, когда ты официанта обозвала нищебродом… Она сказала, что я хорошо пою и она считает мою победу в конкурсе заслуженной. Первые добрые слова от нее за все годы. Ну я и… пригласил ее на репетицию. А там одно за другое… Как-то я и сам не ожидал. Но я без понятия был, что Влад нас заснял. Честно. Он просто насолить мне хотел, знал, что я на нее запал.

– Почему же ты молчал?! И о конкурсе, и о Юле?

– Не хотел на тебя вешаться грузом. Ты и так как белка в колесе.

У меня сжалось сердце. То есть, на чужих людей время нашлось. А на родного человека, который нуждался в поддержке, лишней минуты не оказалось.