Контракт стервы

Фрэнки

Я не уехала в Тару из «Вонга». Осталась с Максимом в отеле, потому что было физически больно расставаться. В отдельный номер перебралась и Ланочка, душа наша: она была единственной из сотрудников «Дола», кто знал о том, что Максим жив. Даже родственники считали его пропавшим без вести – все, кроме матери.

Сайгон из-за присутствия Ланы стал агрессивным, начал огрызаться, стоило лишь спросить о ней. Оказалось, за неделю она накатала двенадцать жалоб на уровень сервиса и довела Диму до белого каления.

Никто не мог довести Диму до белого каления. От этого было вдвойне любопытно следить за развитием событий.

Сама я исправно наведывалась на работу в сопровождении охранника, уладила проблему с зачетами в универе и заблокировала номер Светы.

В один из дней я заехала в ресторан «Дакота» – оставила чаевые и открытку с подробными извинениями для официанта, которого назвала «нищебродом». А Боре я на работу в морг отправила букет черных роз. Ему понравилось.

Ацтека вместе с Афелием перевезли обратно в Тару. Дома за главного остались Роберт и Иосиф. Мама иногда навещала их, но в основном проводила дни рядом с папой, боясь нового приступа. Она не уехала в Нью-Йорк, как планировала, и больше об этом речь не заводила. Когда я навестила отца в конце недели, то нашла ее в комнате отдыха. Мама стояла у зеркала, задумчиво глядя на свое отражение. Казалось, она спит с открытыми глазами.

Я была выше матери. Обычно она расхаживала на шпильках, но сейчас стояла в тапках и казалась невероятно хрупкой. Отсутствие яркого макияжа убрало лет десять возраста, а волосы, выкрашенные в пепельный цвет, не были по обыкновению уложены – и мама выглядела молодой и ранимой женщиной, а не ведьмой сорока четырех лет.

Я обняла ее сзади и устроила подбородок у нее на плече.

– Мне пора, дела ждут. Звони, если что-нибудь понадобится.

Мама печально улыбнулась.

– И когда ты успела повзрослеть...

Я нахмурила брови и, подумав, ответила:

– Когда поняла, что стервой мне не стать, а выживать все-таки как-то надо.

…По сути, я начала жить самостоятельно. Никто не знал, где я, почему и как. Отцу докладывали, что я тщательно планирую встречу с казахской делегацией, подняв на уши всю «Константу», и папа тщетно просил меня сбавить обороты, чтобы сделку заключили быстро и без излишнего внимания. Но он был слишком слаб, чтобы сдерживать меня, – а может, это я стала сильнее. Поэтому к приему Джалиева готовились с помпой.

В переговорном зале «Константы» были установлены дополнительные, скрытые, видеокамеры, а еще «жучки»-наклейки. Отец позволил мне использовать свой кабинет, и систему блокировки дверей переписали на мой голос. Сложную кодовую систему внутри стола папы взломал Данила Летов, но это оказалось пустым делом. Внутри ничего полезного не хранилось, только пакет документов о передаче «Константы» Максиму.

Забавно. Когда-то при одном взгляде на эту пачку макулатуры я оцепенела. А теперь «Константа» не нужна никому, потому что ее испачкали грязным бизнесом. Основная часть денег уже была переведена на счета «Дола». Сотрудники все еще приходили на работу, но после Нового года их ждут новые назначения в новой компании. Только неоновая эмблема на крыше здания и будет напоминать о том, что здесь когда-то существовала «Константа» – потом и эмблему сломают. И так тоскливо стало, захотелось сохранить ее на память.

«Вызвать демонтеров, чтобы сняли U-образную штуку с крыши после Нового года», – записала я в задания для помощницы. Сегодня было уже 23 декабря, неделя до Нового года осталась.

Потом я прищурилась и дополнила список дел более насущным заданием: купить по дороге в «Вонг» пачку макарунов. Меня в последние дни страшно тянуло на сладкое.

И вот когда я вернулась в отель, села в баре и заказала кофе, открыв продолговатую упаковку, в которой длинным рядом были выложены разноцветные сладости – тут-то меня и прошибло немым вопросом:

А когда у меня «красные дни» должны наступить?

Что-то я совсем потерялась в этом сумасшедшем декабре.

Я открыла приложение на смартфоне и тяжело сглотнула: задержка пять дней. От неожиданности и необъятности этого открытия я не могла пошевелиться. Я таращилась на лимонный макарун, словно ждала от него конструктивной реакции, вроде подмигивания, а потом глянула в приложении, проверяя, когда у меня была овуляция.

Ох-ты-ж-Егерь! 4 декабря. Пятница. Тот день, когда я пряталась под столом в офисе Максима.

А потом мы... и он... и вообще.

Я все-таки съела лимонный макарун, пребывая в полнейшем смятении, и вздрогнула, когда завибрировал телефон.

Екатерина звонила.

– Алё? – в прострации выдохнула я.

– Фрэнки, привет, как ты, где ты, куда и зачем?

Я не знала, куда и зачем, поэтому пробормотала, как в бреду:

– Кажется, я беременна.

– Это я знаю, ты ведь мне говорила. Я из последних сил держусь, чтобы не рассказать Максиму. Когда ты уже расскажешь?

– На Новый год.