Страница 29 из 43
Чжан почувствовал, что не может ни на кого опереться. Ему не было другого выхода, как продолжать игру.
— Что же ты поставишь? — спросил он.
— А вот увидишь, — отвечал Сяо-эр, крепко прижимая отрезанный кусок мяса к ране, чтобы задержать кровотечение.
Чжан медленно поставил бао-хэ-цзы на стол. Тогда Сяо-эр снова отнял мясо от раны и бросил его на диагональ между цифрами 1 и 4.
— Как так? — воскликнул недоумевающе Чжан.
— А так, — спокойно, но зловеще ответил Сяо-эр, — мы теперь квиты и вот моя ставка; ты не имеешь права отказаться!
— Верно, верно, Сяо-эр говорит правду, — раздались со всех сторон голоса.
У Чжана в первый момент захватило дух. Но он не мог «потерять лица»; деланно усмехнувшись, он поднял крышку…
«Красное» смотрело на цифру 1.
Воцарилось гробовое молчание. Все смотрели на помертвевшего Чжана.
— Плати! — сказал Сяо-эр.
— Может быть… — начал Чжан.
— Плати этим! — уже раздраженно крикнул Сяо-эр, показывая на свое мясо.
— Плати, ничего не поделаешь — плати, — кричала толпа, — мясо за мясо! Умел брать, умей и отдавать!
Чжан знал, что если он не заплатит, то толпа сейчас же повалит его на землю и сама «возьмет» проигрыш — таковы «священные» законы игры… Он быстро распустил пояс, схватил нож и с пеной у рта крикнул:
— Проклятый лань-бань-дэн! Так вот же тебе!
И, по примеру своего врага, отхватив кусок мяса от своего живота и приподнявшись со скамейки, он хотел бросить его в противника. Но Сяо-эр его предупредил: в тот же миг кусок мяса Сяо-эра, брошенный его рукой, с противным хлюпающим звуком с такою силою ударился в лицо Чжана, что тот откинулся назад на скамью.
Шум, крики, восклицания со всех сторон заглушили на один момент крики Чжана, который, запачканный кровью, не помнил себя от ярости. Он что-то кричал, брызгал слюною и грозил кулаками Сяо-эру, не будучи в состоянии броситься на него: оба противника были прижаты толпой к разъединявшему их столу.
— Цзюань-янь-цы, — бросил Сяо-эр своему врагу.
— Голову, голову, — кричал Чжан, — игра еще не кончена!
— Идет, идет, — отвечал Сяо-эр, — идем на улицу!
— На улицу, на двор, — подхватили гости, большинство которых не понимало, в чем дело, но которые все принимали самое горячее участие в совершавшейся перед ними трагедии.
Все высыпали на двор.
— Вот, — крикнул Сяо-эр, показывая на растущее сбоку усадьбы за забором дерево, к которому был привязан отстаивающийся после работы осел, — вот как раз то, что нам нужно! Идем туда!
Оба врага, зажимая раны, а за ними и вся толпа, двинулись к дереву. Осла отвязали и прогнали.
— Пояс, дай пояс, хозяин, — сказал Чжан, — он у тебя длиннее!
Хозяин снял с себя пояс, в несколько раз обмотанный вокруг тела, и передал его Чжану.
— А, проклятый, — хрипел Чжан, дрожащими от бешенства руками делая мертвую петлю на конце пояса, — вот посмотрим, как ты тут выиграешь!
— Перестань, гоу-сун, злиться, — насмешливо кинул ему Сяо-эр, — а то петли завязать не сможешь!
Чжан бросил Сяо-эру пояс с одной, сделанной для него, петлей, а Сяо-эр спокойно и деловито сделал петлю на другом конце.
Пояс перебросили через сук на дереве, который был на такой высоте, что обе петли как раз доходили до плеч врагов.
— Вяжите руки, — сказал Сяо-эр.
Кто-то из окружавшей толпы связал сзади руки обеим противникам разрезанной пополам оставшейся после осла веревкой; затем на шеи врагов были надеты петли, причем петля Чжана была надета на Сяо-эра, а петля, сделанная последним, на Чжана.
— Хорошенько, хорошенько затяните, — говорил деловито Сяо-эр, как будто дело шло о запряжке лошади.
— Ну, готово, — сказал кто-то.
В то же мгновение Сяо-эр подогнул ноги и повис на поясе, стараясь подтянуть кверху Чжана.
Началась безобразная сцена страшной борьбы двух людей, которые с вышедшими из орбит глазами и искаженными багровыми лицами, изрыгая пену, бешено извивались и прыгали, стараясь перетянуть друг друга… Капли крови с обоих падали вниз и тотчас впитывались землей, разрыхленной ослиными копытами…
— Да-цзя-хо-эр (все), — сказал хозяин, — пойдем домой и не будем мешать последней игре.
Толпа тотчас отошла от места «игры» и все молча вошли в фанзу и сели на каны.
— Жалко Сяо-эра, — сказал хозяин, — он проиграет!
Все вопросительно посмотрели на хозяина, но промолчали.
— Не пора ли? — сказал кто-то через четверть часа.
— Нет, рано, — ответил хозяин.
Протянулись томительные полчаса.
— Ну, теперь пора, — сказал хозяин, выглянув в дверь.
Толпа, подгоняемая присущим всем азиатам страстью к зрелищам, особенно жестоким, стремилась броситься вперед, но, признавая авторитет хозяина, медленно направлявшегося к дереву, сдержала себя и пошла за ним.
На дереве висели два неподвижных тела. Одно из них, с поджатыми коленями, касалось ими земли; другое, вытянутое, было на четверть аршина над землей.
— Оба? — опасливо произнес голос в толпе.
— Нет, — ответил хозяин, — один будет жив…
Когда подошли ближе, то увидели, что на коленях стоит Чжан, а висел Сяо-эр. Кто-то хотел развязать пояс.
— Нет, режьте, да скорей, — распорядился хозяин.
Пояс перерезали, и оба тела мешками упали на землю. Петли распустили и сняли.
— Несите Чжана в фанзу, а Сяо-эра — в сарай, — приказал хозяин. Толпа подняла обоих «игроков» и понесла их.
— Оботрите, да посильнее, Чжана холодной водой, — продолжал хозяин, — он скоро придет в себя. Ты, Лю, — обратился он к кому-то в толпе, — ведь хороший плотник; сделай из тех досок, что лежат за сараем, хороший гроб для Сяо-эра, да не забудьте в него положить его мясо… Хороший был парень, жаль его!
— Хозяин, почему вы знали, что Сяо-эр проиграет? — спросил кто-то, — что, у него жизни было меньше, что ли?
— Жизни у Сяо-эра было больше, чем у другого, — грустно ответил старик, — но проиграть он должен был потому, что ему было только 20 лет с небольшим; и хоть был он силен, да в тело еще не вошел… А Чжану было за сорок; он, может быть, был и слабее, да тяжелее. Эта игра была фальшивая, потому что шансы были неравны. А мне ничего нельзя было сказать — они делали все верно, по правилам…
VII
Счастливый игрок
(Шанхайские силуэты)
В портах Среднего и Южного Китая, особенно в Шанхае, вы на каждом шагу встретите джентльменов, одетых в изысканные европейские костюмы, но у которых почти всегда к этой изысканности примешивается что-то кричащее, или нечто утрированное: слишком большая и высоко поднятая складка брюк над лаковыми ботинками, чрезмерно большой или яркий галстух, высочайший крахмальный воротничок, шляпа последней моды, но несезонная и т. п. Все они — непременно брюнеты.
Если вы внимательно всмотритесь в лицо этих, большей частью молодых джентльменов, то вас удивит необычайный среди европейцев желтоватый, матовый, без кровинки, цвет кожи; иногда — своеобразная постановка глаза с припухлостью внутреннего верхнего века глаз, и нечто неуловимое, ненаблюдаемое на лице европейца; с одной стороны — напыщенная павлинья гордость, а с другой — искательство, готовность на все, без исключения, услуги…
Это — так называемые half caste, «полукровки», — помесь европейцев с туземцами или вообще с азиатскими народностями.
Все они всегда владеют китайским и каким-либо европейским, а иногда и несколькими языками, и поэтому часто бывают переводчиками; они отличаются практическими способностями, но вместе с тем и хитростью, беззастенчивостью и беспринципностью. Они пролезут куда угодно, узнают и сделают, что вы хотите (конечно, если это сулит им солидную выгоду), нисколько не считаясь с требованиями нравственности или закона.
Как посредники между европейским и туземным населениями, они являются, конечно, весьма полезным, а иногда и необходимым элементом, но несмотря на это, положение их между европейцами весьма тяжело: их услугами пользуются, но их самих презирают и никогда в европейское общество не допускают. Они деклассированы.