Зона

— То есть?

— Я помню, как шла на вокзал, хотела уехать к бабушке. Было часов девять вечера, уже темно. Фонарь не горел. И тут вдруг я просыпаюсь в больнице. Понять ничего не могу. Рядом родители, какая-то суматоха. Меня, как оказалось, сбили. Но! Я этого реально не помню. Ни боли, ничего не было. Уже дома мама говорит, что в школу могу не ходить.

— Счастлива была?

— А то! Но как-то быстро дома надоело сидеть. Развлечения толком не было. Родители, представь, начали понимать, что у меня тоже, оказывается, есть своё мнение.

— Тебя это напрягло?

— Изначально — нет. А потом как-то лыжи перестали ехать. Я потерялась в днях от безделья, начала думать про поступление в колледж, с родителями поделилась. А они мне: а зачем тебе эта учёба? Ну, я задумалась. Покрасила волосы, сделал пирсинг, начала общаться с другими ребятами. В общем, была собой, как-то тогда не придала значение. А потом спросила у одного парня, какой сейчас день. И знаешь? Мне никто не смог ответить на этот вопрос. И я поняла, что что-то здесь не так. И не знаю, я в коме после той аварии или что происходит…

— Я не знаю, как тебе описать то, где мы, — Бернард задумался и всё-таки закурил.

Вдыхая и выпуская табачный дым, он даже прикрыл от удовольствия глаза. Кира внимательно рассматривала мужчину, немного поморщившись, когда никотиновый запах дошёл до её носика. Томпсон продолжал ещё некоторое время молчать. Лишь когда сигарета превратилась в совсем небольшой окурок, который после полетел в воду, Бернард вновь заговорил. Он рассказал новой знакомой про Зону, про свою работу, про остальных пропавших, о судьбе которых ничего неизвестно, а также о том, что самой девушки в этих списках он не помнит. Томпсон сказал про Оливию, которую сюда провёл, но умолчал про их отношения. Кира лишь усмехнулась, ведь всё сама прекрасно понимала.

Когда начало темнеть, Бернард повёл девушку в свой номер, желая познакомить их с Оливией и не терять друг друга в этом странном мире. Мужчина не был до сих пор до конца уверен, что Кира — реальная персона, а не какой-то болванчик, которого ему подсунула аномалия. Сама же Кира размышляла в подобном ключе, периодически даже не откидывая мысль о том, что Зона, рассказав о себе, захочет её уничтожить. Девушка была к смерти готова: она чётко отдавала себе отчёт в том, что такая жизнь ей не по душе.

Однако в номере их ждал не самый приятный сюрприз: вместо Оливии была лишь записка, а сама она куда-то ушла. Мисс Вонг смогла лишь пожать плечами, осознавая, что если Оливия пропала, то вероятность её найти крайне мала. Кира как никто другой понимала, что Зона хитра и способна менять мир внутри себя по щелчку. Бернард об этом лишь догадывался, но мысль эта ему совсем не нравилась.

К следующему утру Оливия так и не объявилась, зато никуда не исчезла мисс Вонг. За завтраком она продолжила отвечать на вопросы мужчины. Каждое слово новой знакомой заставляло душу Томпсона сжиматься, ведь теперь в его голове засел один лишь факт: сбежать отсюда было невозможно, ведь девчонка сидит тут явно не первый год.

Но сдавать он не собирался. И уходить в гордом одиночестве тоже.

========== Одиннадцать. Маленький ад ==========

«А ведь она совсем ещё ребёнок», — в какой-то момент задумался Бернард, но не придал этой мысли особого значения. Он изучал взглядом Киру, пока та что-то рассказывала или была отвлечена; ни разу девушка не поймала Томпсона за его не самым приличным занятием.

Несмотря на свой возраст, мисс Вонг была умна и не стремилась бунтовать против всех мирских устоев. Она плыла по течению, ведь знала, что Зона нарушителей не любит. Да, иногда Кира пыталась привлечь внимание, как в случае с Бернардом, но это скорее были моменты отчаяния: тяжело жить в мире, где ты — единственный живой человек. Долго и упорно девушка искала такого же бедолагу, как она сама, когда поняла, что жизнь — всего лишь фикция. Томпсон оказался очень вовремя рядом, о чём Кира прямо ему и сказала, ведь вскоре Зона сломала бы её.

Жизнь мисс Вонг была куда обширнее, чем повествовали её рассказы, о чём она не стеснялась повествовать своему спутнику со времени начала их внезапных скитаний. У неё были друзья, которых постепенно приходилось забывать, свои приключения, определённые чудеса. Помимо проблем с самовыражением и родительской опекой девушка достаточно рано столкнулась с таким гадким явлением, как лежачий больной. Бернард с особой грустью выслушивал, как периодически Кире приходилось сидеть с парализованной поле аварии тётей и вспоминал, как ему самому некогда приходилось выхаживать после не менее страшной аварии отца. Ситуации были идентичны до неприличия: обоим больным их положения нравилось, оба имели при этом благоприятные прогнозы.

Отец Томпсона, ровно как и тётка его новой знакомой, внимание любил и был до него крайне жадным. Так уж повелось, что при жизни их отношения не задались: мужчина ушёл из семьи, когда Бернард был совсем мал. Да, он исправно платил алименты, но это были жалкие гроши. Он пытался завоевать любовь сына воскресными чудесами, наподобие внезапного похода в кино или покупки любой желанной вещи в детском магазине, когда мать Бернарда подобного позволить не могла. Конечно, часть детства тогда ещё мальчишка отца за это едва ли не боготворил. Лишь войдя в сознательную жизнь Томпсон понял, что его отец — та ещё сволочь.

Одна поводов для ненависти у Бернарда не было. Он понял и принял тот факт, что лучшее оружие — равнодушие. Он поддерживал мать, но с отцом общался достаточно прохладно: не посвящал в свою личную жизнь, не рассказывал, как в детстве, про жизнь матери и финансовую составляющую их быта. Томпсон никогда не делился с отцом информацией о работе и зарплате, ничего не рассказывал про свои желания и потребности. Но, что не удивительно, периодически Бернарду приходилось слушать упрёки в свой адрес о том, что он проводит с отцом мало времени, что не разделяет его интересов, которые постепенно свелись к выпивке и футболу. Мужчина мог лишь пожать плечами и согласиться встретиться в какой-то из выходных, на которых (по невероятному стечению обстоятельств) времени на эти самые встречи не оставалось.

«Как же ты мог?» — не стеснялся каждый раз спрашивать Бернард у отца, когда от того бежала очередная сиделка. Мужчина стыдился мысли, что мечтает отобрать жизнь у человека, который когда-то давно подарил жизнь ему самому. Но он был невыносим. Внимание, вечное требование чёртового внимания. Попытки показать, что он чего-то стоит, доходящие до абсурда. Глупые слова о жажде суицида и поступки, этому противоречащие. Также Томпсон замечал, что отец словно высосать пытался время, которое он планировал посвятить не ему, а матери.

Как бы то ни было печально, но смерть отца Бернард воспринял с облегчением. Да, было грустно, когда вспоминались хорошие моменты. Но последние годы были настолько невыносимыми, что хотелось не только стереть их из памяти, но и вырезать из жизни.

Отношения Киры с тёткой, сестрой матери, складывались немного иначе — они всю жизнь девушки практически не контактировали. Она жила в другой части страны, иногда выходила на связь. В живую они виделись только раз, и то, маленькая мисс Вонг ту часть жизни практически не помнила. Когда произошла авария, тётка была не замужем, а детей у неё не было никогда. Пришлось забрать её сюда.

Мать предупреждала Киру, что у тётки довольно тяжёлый характер. Девушка могла лишь пожать плечами, но стоило ей пересечь порог дома… Кира готова была застрелиться. Этот человек буквально пожирал внимание. Если женщине что-то не нравилось — она не стеснялась пакостить и устраивать истерики. Некоторое время она разрабатывала парализованную ногу, но после поняла, что стань она «нормальной», то потеряет бесплатных рабов. Тётка пошла по пути деградации. Мисс Вонг была уверена, что ей повезло оказать в Зоне именно в тот момент, когда абсурдность всей ситуации постепенно выходила к своему апогею.

Зона почему-то ощущалась ограниченной локацией, отчего вариант найти её край не казался глупым. Отчего-то не ощущалась усталость, не было чувства голода, общее состояние казалось приемлемым.