Страница 70 из 84
Гадалка захлопнула свой талмуд, встала из-за стола и снова глубоко затянулась папиросой… Пепел упал на необъятную её грудь. Она смахнула его и говорит:
«Скажу только одно: не получится у тебя избежать знакомства с ней. Напротив, ты сам к ней очень стремишься. Образ её давно живет в твоем сердце, и оно, твое сердце, уже давно плачет по ней…. зовет её… Ты сразу же узнаешь её, когда Провидение подведет её к тебе. Сразу же поймешь, что нет для тебя ничего дороже, кроме неё. Да и она, Анна твоя, тебя тоже очень ждет. Это мощная программа, которую поставили вам потусторонние силы. Да что я говорю, ведь ты и сам прекрасно знаешь, что где-то есть та, которую не заменит тебе ни одна из женщин. Тебе о ней всё время твое сердце напоминает, когда чувства любви, нежности, восторга, хранимые им для Анны, ты бездумно и безрассудно раздариваешь чужим, не нужным тебе женщинам».
Я сидел и молчал…
«Ну? Чего молчишь?.. Есть такое?.. Ведь нравится тебе развлекаться с разными женщинами?!» – посмотрела она на меня так, будто бы уличила в нарушении каких-то обязательств непосредственно перед ней. Я не выдержал ее взгляда и опустил глаза к полу.
«Вот видишь… Права я… Все про тебя знаю. И знаю, что любил ты и ласкал немало разных женщин. Ох, как немало!.. И процессу этому отдавался с упоением. А потом драл себя на куски, зачем все они тебе нужны были… Права я или нет?..».
Я молчал и только отрешенно наблюдал за тем, как она ходит туда-сюда вдоль своего стола, выпуская изо рта клубы папиросного дыма, да еще за тем, как размеренно раскачивается из стороны в сторону ее длинная, обшитая разноцветными воланами юбка…
Походив так еще немного, она, наконец, грузно уселась за стол и снова открыла свою большую, старинную книгу. И снова что-то там читала, читала и над чем-то раздумывала…
«Сколько я проживу, сказать можете?» – неожиданно для себя самого, спросил я ее.
«О-хо-хо… – помрачнела она… – Лучше бы ты меня об этом не спрашивал… – затушила свою папиросу. – Не много ты проживёшь на этом свете, красавчик… Но и не мало… И умрешь ты не своей смертью… Примешь её от руки мужчины… Может, какому-то ревнивцу дорогу перейдешь?.. А может, и по другой причине… Кто ж его знает, красавчик?!.. А я знаю!.. Ох, как знаю!!! Но говорить мне тебе об этом не велено!..».
Я откланялся и пошел от нее прочь. На сердце тоска, хоть волком вой. В дверях окликает меня: «Михаил!»…
Я приостановился… Ноги в пол вросли. Даже не повернулся к ней лицом… Так и остался спиной стоять. А она и говорит мне в спину:
«Ладно… Помогу тебе… Был ты со мной щедр, и я с тобой буду щедра… Анну свою ты в богатом и красивом доме повстречаешь… Там, где задают большие пиры и много людей танцует… Так что, если хочешь избежать встречи с ней, сторонись подобных мест…» А потом вдруг, через небольшую паузу, добавила:
«Если, конечно, получится…» – и рассмеялась, как-то уж совсем страшно…
– Да-а-а… – только и произнёс Станислав, и, жадно затянувшись последний раз сигаретой, откинул её недокуренную на обочину дороги… Михаил тоже кинул свою, больше истлевшую, нежели выкуренную, сигарету себе под ноги и затушил ее подошвой туфли…
Между тем, промозглый холод из чащи леса уже проникал под их одежды. Почувствовав озноб во всем теле, друзья словно очнулись и, не сговариваясь, заскочили в коляску. Кучер подстегнул лошадей, и экипаж вновь покатился в сторону имения господ Медведских.
– Знаешь, Михаська, а я все над словами той цыганки-сербиянки размышляю, – первым прервал молчание Станислав. – И вот, что я тебе скажу… Это даже хорошо, что она тебя предупредила. Сам знаешь: предупреждён – значит, вооружён. Отсюда и вывод напрашивается – избегай всех женщин с именем Анна, вот и весь сказ!.. Слышишь меня? – пригляделся он внимательно к Михаилу, желая понять, уместен ли сейчас этот разговор.
Однако тот, хотя и отстраненно, но все-таки его слушал. Поняв это, Станислав продолжил:
– Сам посуди… Зачем тебе женщина с роком над головой? Можно подумать, на свете мало других женщин…
– Но ведь цыганка сказала, что я не смогу справиться с чувством любви к ней, – устало вздохнул Михаил. – Это выше моих сил будет…
– Ну-у-у, дорогой мой, – развел руками Станислав, – так что же получается, что любовь к какой-то там Анне, да еще с роком над головой, тебе дороже собственной жизни? Нет! Это нелогично! Возьми себя в руки, братишка, и первым делом не пускай в свое сердце всех женщин с именем Анна. И вообще, подходи к делам амурным с холодным рассудком. Возьми в толк, что женщины даны нам для услады, а не для того, чтобы мы ярмо их проблем на свои шеи вешали. А то, что проживёшь не много и не мало, как сказала ведьма, то ведь здесь самое главное, что не мало… А зачем много-то, Михаська? Дальше – старость, немощность. Кому мы нужны, старые?! Надо вовремя покидать этот мир…
– Да я не об этом печалюсь, – поморщился Михаил. – Я все о некой Анне думаю… Гадалка сказала, что любовь у меня очень сильная к ней будет…
– Опять ты, братишка, со своей любовью!.. Забудь ты о ней, о любви этой! Наслаждайся только первым моментом влюблённости… Не забывай, что влюблённость – это остаток рая на земле! Вот где истома! Вот где яркие эмоциональные всплески, способные разбавлять серые будни и защищать нас от всякого рода депрессий! Вот где вся прелесть человеческих отношений, пока всё загадочно, ново, трепетно, пока ты в полете, поскольку у тебя крылья за спиной… Когда в объекте своего обожания ты видишь свой идеал… своё вдохновение… свой восторг!.. Но всё это ненадолго… Пелена с глаз быстро спадает… И вот уже избранницы наши предстают перед нами с теневой своей стороны, предоставив нам возможность увидеть все их отрицательные качества, которыми они в избытке напичканы. Вот тут-то и начинают накапливаться взаимные претензии друг к другу, а следом отчуждение, а там и скука, спутница длительных отношений… Одним словом, здравствуй, бытовуха!!! Самый момент разбегаться… И как можно скорее… Ведь даже поэты все свои самые прославленные стихи писали только на пике влюбленности. Поэтому, братишка, к черту все будничные отношения!.. Вперед, и только вперед – к новым завоеваниям!.. К новым свершениям!.. К свежим впечатлениям!..
– Вот слушаю я тебя, Станек, – вдруг устало потер виски Михаил, – и всё думаю: барон Ордоновский передо мной сидит!.. Он! Одно слово – он! Ведь это в его стиле – завоевывать женщин и бросать их, завоевывать и бросать. И ты туда же! А ведь так и не познал Ясно Вельможный Пан Ордоновский, который, безо всякого сомнения, и есть твой папаша, что такое настоящая любовь. Что такое любить единственную, только твою и больше ничью женщину. А не ту, чужую, прошедшую через много рук, через много постелей. Все было в жизни барона – и почёт, и власть, и деньги, и роскошь, и влюбленные в него дамы, и красивые впечатления от жизни. Всё! А вот той, единственной, только его и больше ничьей, той, которая подарила бы ему настоящую любовь, той, которая хранила бы себя только для него одного, никогда у него не было! Точно так же, как и у тебя, братишка!
– Эх, куда тебя, брат, опять понесло!.. – всплеснул руками Станислав. – Ты что, предлагаешь мне всю жизнь одну и ту же женщину любить? Сам-то не меняешь их, как перчатки? Или уже успел с одной из них всю свою жизнь прожить, не отвлекаясь мыслями на других женщин?
– Не знаю, Станек… У меня пока еще такого опыта не было…
– Вот именно! Поэтому и не неси чушь! Не знаю, что на тебя нашло? Или уж так сильно с дороги переутомился, или флюиды любви от некой Анны уже успел уловить и они морочат тебе голову…
– Да какие там флюиды любви!.. – отмахнулся от его слов Михаил. – Очередная меланхолия накрыла..
– Не меланхолия это, Михаська, а легкая задумчивость на фоне хронической усталости. Отдохнешь – пройдёт… Согласен со мной?..
Михаил, подперев лоб рукой, молчал… Станислав терпеливо ожидал его ответа. Наконец… тот безучастно ему промолвил:
– Не знаю, что тебе на всё это ответить, братишка. Нет у меня ответа….