Страница 22 из 84
– Прости, Станек, так уж сложилось, – виновато развел руками Михаил. – Получил письмо от родителей, еще в мае получил. Из письма узнал, что снова матушка моя приболела. Ну… я туда сразу и поехал…
– Да что ты!.. – всполошился Станислав. – Ну? И как теперь дела у твоей матушки? – в глазах его появилась неподдельная тревога. – Я-то знаю, что сердце у неё пошаливает…
– Да… сердце… Но теперь всё позади, – перекрестился Михаил. – Думал, побуду у них немного и к тебе поеду. Но пришлось подольше пожить. Ведь я очень долго у них не был. Помог отцу сено заготовить, крышу подлатали с ним, забор подняли. Да и от матушки не так-то легко было оторваться. От мысли, что скоро уеду, у нее сразу же глаза на мокром месте делались. Руки трясутся, жмётся ко мне и всё крестит меня, крестит. Всё за судьбу мою беспокоится. Тяжело об этом говорить, братишка, очень тяжело. Так и стоит она у меня перед глазами – усталая… заплаканная…
– Матери, они все одинаковые! – углубился в себя Станислав. – Моя тоже считает, что меня за каждым углом опасность поджидает. Доля их такая, за детей своих тревожиться. Ну, а дядька Селивестр, отец твой, как он поживает? Что у него нового?
– У отца все в порядке… Работает у местного пана в имении плотником, а иногда по найму работает. В основном, плотницкие работы выполняет – крыши людям перекрывает, оконные рамы меняет. А сейчас заготовкой сена к зиме занимается. Ведь у них скотина, гуси, да еще огород… Работы страсть сколько. Постарел очень… Да и мама вся седая стала.
– Да-а-а… – протяжно вздохнул Станислав, – жизнь неумолимо летит вперед, дети взрослеют, родители стареют… Проза жизни, братишка!
– Мало того, Станек, немцы все большие и большие территории наших земель все это время захватывали. Многие жители деревень и городов Гродненской губернии, в том числе и нашей волости, в страхе перед ними побросали свои дома, побросали огороды с урожаем. Вглубь России подались…
– А твои что же? Остались? Не боятся немцев?
– Новый пан, что купил у барона Ордоновского его имение, в добрых отношениях с немецкими властями. Он теперь wojt, староста, должностное лицо местной администрации, а мой отец у него работает. Поэтому под его защитой находится. Я оттуда тоже не просто так уехал. Мне ausweis, благодаря нашему пану, немецкие власти выписали. Это чтобы меня, пока я буду продвигаться в сторону Могилев по захваченным немцами территориям, на контрольно-пропускных постах и в дороге не тронули. Одним словом, все очень непросто. Не хочется вспоминать… А тут еще новость на наши головы свалилась… Сестра моя, Нюта, с солдатом из немецкой армии загуляла. Он по национальности австриец. Зовут его – Йохан Нога. Правда, его все тут же Иваном называть стали. Очень хороший парень. Среднего роста светлолицый блондин с голубыми глазами. До того в нашу Нюту этот Йохан влюбился, что даже женился на ней. Так что у нас свадьба небольшая была. Теперь наша Нюта уже не Богдан, теперь наша Нюта – Анна Селивестровна Нога. Йохан сказал, что после войны в Австрию свою не вернётся, в Каленевцах жить останется. Понравилось ему у нас. Да и родни у него в Австрии нет. Сирота он… Призвали парня на войну без его на то воли, вот и пошёл он. А куда ему деваться… Зато, благодаря войне, свою любовь нашел.
– Ладно!.. Совет им да любовь! – отмахнулся от всех этих не нужных ему новостей Станислав. – А ты знаешь, Михаська, я на сегодняшний вечер приглашен… В дом генерала Медведского на бал еду.
– Вижу, вижу, Станек, что ты при полном параде, – остановил на нём свой взгляд Михаил…
Станислав, одетый в черный фрачный костюм, белый жилет и белоснежную сорочку с белой бабочкой под её воротничком, смотрелся очень торжественно и респектабельно. Михаил снова залюбовался им. Тот же, видя, с каким искренним восхищением на него смотрит его друг, еще больше воодушевился и тут же, выпрямив спину, одернул полы своего фрака.
– Красив ты, Станек! Слов нет, как красив!..
– Кто бы сомневался!.. – улыбнувшись, направился Станислав к столику, стоящему обок большого, обтянутого зеленым гобеленом кресла. На нем лежала коробка с сигарами. – Ты-то, братишка, как себя чувствуешь? – спросил он у Михаила, разминая в руках толстую сигару. – С дороги сильно устал? А то бы могли вместе в дом господ Медведских на бал поехать. Тем более, как я посмотрю, ты и фрачный костюм не забыл с собой прихватить, судя по круглой картонной коробке в твоем багаже. Ведь в ней, в этой коробке, не иначе, как цилиндр притаился. Я прав?.. – улыбнулся он…
Михаил в ответ только загадочно улыбнулся и с ловкостью циркача достал из круглой коробки новенький черный цилиндр. «Ну, пан Войцеховский, как я вам в новом цилиндре?» – водрузив его на голову, принял он торжественную позу.
– О! Пан Богдан! Вы неотразимы!.. – прикуривая сигару, заверил его Станислав. – Причём, как всегда…
– И это главное! – воскликнул Михаил. – А теперь, пан Войцеховский, поясните мне следующее: у вас в приглашении на сегодняшний бал какое требование к одежде? Уж не «White tie», случайно? Молчите, молчите, пан Войцеховский! Я и сам всё понял, судя по тому, как вы одеты. Несомненно, так и есть – «White tie»!
– Вы наблюдательны, пан Богдан! Именно «White tie»! – прохаживаясь по комнате и выпуская изо рта клубы дыма раскуриваемой им сигары, подтвердил его предположение Станислав.
– В таком случае, пан Войцеховский, вот в этом чемодане, – указал Михаил на кожаный, изрядно потертый чемодан, перетянутый толстыми ремнями, – находится мой новый фрачный костюм с белым жилетом и белым галстуком-бабочкой. Одним словом, здесь всё то, на чём настаивает «White tie» в вашем приглашении на бал. Поэтому сию же минуту отдайте указание прислуге, чтобы мне его отутюжили, а я пока пойду приму душ с дороги.
– Вот и отлично, пан Богдан! – потягивая сигару, одобрил его намерения Станислав. – Ступайте… Примите душ, да пошевеливайтесь! Начало бала в восемь вечера! А опаздывать, сами знаете, знак плохого тона.
– Долго не задержусь, пан Войцеховский! – расстегивая ремни и замки чемодана, сказал Михаил.
– Ой!.. Долго он не задержится!.. – ядовито усмехнулся Станислав. – Знаю я тебя, копушу! Не усомнюсь, что потом еще часа два со своими локонами провозишься, а потом часа два своим отражением в зеркале любоваться станешь.
– О, Jezus Maria! Кто бы говорил, – добродушно рассмеялся Михаил. – Самого часами от зеркала не оттянешь, – расстегнул он наконец-то все замки чемодана и откинул его крышку, где сверху лежал аккуратно сложенный фрачный костюм.
Станислав, между тем, взял со столика колокольчик и позвонил прислуге. В дверях комнаты появилась все та же рыжеволосая горничная Кристина.
Только на мгновение вскинула она глаза на друга своего хозяина, пана Богдана, и тут же, направив взгляд в пол, принялась смущённо топтаться на месте, при этом призывно раскачивая бедрами и все взбивая и взбивая руками копну своих рыжих волос. Грудь ее при этом всё сильнее и сильнее выпячивалась вперед, а щеки просто-таки обещали сгореть дотла от обжигающего их ярко-красного румянца.
Совершенно очевидно, что при виде Михаила с ней происходили ошеломляющие метаморфозы, совладать с которыми ей было не под силу. Это обстоятельство, очевидно же, не ускользнуло от внимания Станислава, и он помрачнел…
– О, cholera!.. – с отвращением на лице процедил он сквозь зубы. – Что сегодня с тобой творится, сумасбродная?! Да в своем ли ты уме?! Слюни подбери! Не по Еремке кафтан примеряешь! Поняла, о чем я толкую?!
Ничего не ответила ему на это пристыженная Кристина, только резко осеклась и, опустив глаза к полу, сделала три пружинистых реверанса.
– Вот и славненько! – всё с той же гримасой отвращения на лице произнес Станислав. – А теперь быстро сопроводи барина в ванную комнату, а потом отутюжь его фрачный костюм. Да сделай всё так, чтобы без нареканий было! Поняла меня?!
Горничная Кристина, сделав еще три пружинистых реверанса, тут же собрала в охапку фрачный костюм Михаила и, взглянув на своего хозяина, спросила его: «Я могу идти, господин Войцеховский?»