Страница 16 из 84
– Последний раз видел его перед отъездом из Варшавы, – ответил ему Михаил. – Приглашал меня к себе в гости.
– Что-о-о?.. Приглашал тебя в гости?! – удивился Станислав.
– Да! Приглашал! А что?!
– В свой варшавский особняк приглашал?!
– Да! В свой варшавский особняк приглашал. А что тебя удивляет?
– Вот это да!.. А жить тебя, случайно, в свой особняк не приглашал?..
– Кого?!
– Тебя! Кого же ещё!..
– В качестве кого? – подавленно спросил его Михаил.
– В качестве сына, разумеется!.. Единокровного сына!!!
– Такими обязательствами, как жить под одной крышей со своим, хоть и единокровным, но все-таки официально не узаконенным сыном, барон Ордоновский никогда себя не обременял. И ты, Станек, об этом прекрасно знаешь…
– Да знаю, знаю…
– Тогда зачем спрашиваешь?!
– Не обижайся на меня! Это я так… От злости на твоего Ясно Вельможного папашу…
– Станек, почему ты на него злишься? У тебя для этого есть повод?
Но Станислав быстренько сменил тему разговора: «Михаська, судя по твоему варшавскому адресу, ты так и продолжаешь проживать на квартире у пани Стахи? Не так ли?..»
– Почему бы и нет? – рассеянно пожал плечами Михаил. – Милая, очень милая старая пани. И, что мне импонирует, очень аккуратная… Очень католичка она, что для меня тоже важно. Мы с ней много рассуждаем о Господе, ходим в костел на мессы. Она мне попросту как мать. Мне в её доме тепло и уютно. Да и привык я уже к ней. Родная она мне стала…
– Да, да… Помню её… Действительно, приятная пани, – согласился с его мнением Станислав. – Ну и слава Богу, коль так, – улыбнулся он, видя, как у его друга Михаськи потеплел взгляд при упоминании о пане Стахе.
Между тем…. молодые люди вошли в большую по площади комнату, обставленную вдоль стен книжными шкафами, полки которых были до отказа заполнены книгами.
– Кабинет мой, – со скукой во взгляде пояснил Станислав. – Работы по банковским делам у меня всегда много, вот и тружусь тут…
Михаил огляделся… Справа от входа два светлых окна, под которыми, торцом к ним, стоит массивный, изготовленный из дуба письменный стол. Столешница стола под зеленым сукном. На столе настольная лампа с зелёным стеклянным абажуром, большая чернильница из мрамора с несколькими подставками для перьевых ручек. А еще кипы каких-то документов, несколько раскрытых книг, отложенное в сторону печатное издание «Вестник Могилевского Земства»…
В одном углу кабинета – старинные напольные часы, в другом – камин из серого мрамора со скульптурными украшениями. На камине установлены большие, выполненные из бронзы часы и два больших, тоже из бронзы, подсвечника.
Над камином – величественный, во весь его рост, портрет деда Станислава – барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса. На портрете он изображен в возрасте лет шестидесяти пяти, одетым во фрачный костюм, лацкан фрака которого украшает роскошная английская бутоньерка.
Художнику удалось уловить и передать присущую барону Ландсбергису надменность в его облике. Помимо этого, во взгляде больших, выразительных глаз барона присутствуют мысль, смелость, достоинство. Очевидно без слов, что этот господин принадлежит к тем людям, кому из века в век, из поколения в поколение принадлежат государство, могущество, власть и слава…
– О, Станек, – улыбнулся Михаил, – до чего же достоверно удалось художнику передать внутреннее содержание твоего деда, а также его внешний образ! Смотрю на портрет и вижу его, словно воочию. Словно живой стоит тут, рядом с нами. Даже придраться не к чему… Именно таким я и запомнил его на всю свою жизнь: светлые, с золотистым отливом волосы, зачесанные на боковой пробор, под цвет им – небольшие бородка и усики, бледная кожа лица, серые глаза, прямой с небольшой горбинкой нос. Да, да! Именно таким я его и помню, – улыбался портрету барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса Михаил…
– Не тревожь душу, Михаська, – отходя от портрета своего деда, тихо сказал Станислав. – Пошли отсюда…
– Нет, Станек, подожди. Я еще твой кабинет не осмотрел.
– Ну, смотри, – с недовольством посмотрел на него Станислав.
И Михаил принялся дальше осматривать рабочий кабинет своего друга. Слева от входа – большой диван, обтянутый коричневой кожей, и два стоящих напротив него таких же кресла. Вдоль стен книжные шкафы со стеклянными дверями. Михаил окинул взглядом книжные полки шкафов, пробежал глазами по переплетам книг. Названия книг выдают профессию своего хозяина, его интересы и приоритеты в выборе книг для чтения на досуге. Тут книги по юриспруденции, по финансам, по экономике… Много книг по философии, истории, искусству. Огромные энциклопедические тома. Книги на английском, французском, польском и немецких языках… Всевозможные словари.
– Рутина, Михаська! – поморщил свой красивый нос Станислав. – Пошли отсюда. Умоляю…
Михаил хотел было уже послушно направиться вслед за ним, но тут совершенно отчетливо почувствовал на себе призывный взгляд барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса, направленный на него с портрета.
– Подожди, Станек, меня твой дедушка позвал, – сказал он Станиславу и вернулся к портрету.
Михаил внимательно посмотрел в глаза барона и ощутил, что тот смотрит на него очень доброжелательно и приветливо. Даже почувствовал его ласковую улыбку, притаившуюся в уголках губ…
– Я смотрю, Станек, ты никогда не расстаешься с портретом своего деда, везде его с собой возишь. Этот его портрет у тебя и в Питере в кабинете висел, и тут ты его повесил…
– Дед – это моё всё, Михаська! Ты же сам прекрасно знаешь, как мне его не хватает в жизни! – погрустнел Станислав. – Очень не хватает! – посмотрел он с печалью на портрет деда. – Пожалуй, сейчас он мне необходим более, чем когда-либо…
Михаил ничего не ответил Станиславу на это, только тяжело вздохнул и легонько погладил его по спине…
– Спасибо, Михаська, что хоть ты у меня есть!.. Мой дед очень тебя уважал…
– Я его тоже очень уважал, Станек. Барон Генрих-Гедеминас Ландсбергис был добропорядочным человеком. Честный он и очень справедливый. Я всю свою жизнь буду поминать его тёплым словом. Ведь он первый пришел ко мне на выручку в гимназии, когда меня клеймили позором за то, что я сын женщины, которая находится в услужении пану. А уж как он тебя, Станек, любил! Слов не подберешь, чтобы выразить всю глубину его чувств. Могу представить, что ты пережил, потеряв такого дедушку. Это невосполнимая утрата…
– Да! Это так! – еще больше поник Станислав. – Ладно….. пошли отсюда, Михаська, пошли, – словно очнувшись, вымолвил он, – покажу тебе мою гостиную.
Друзья направились по коридору к другим дверям дома…
– Вот моя гостиная, братишка, – как-то безынициативно произнес Станислав, не сбросивший еще со своей души горестные воспоминания о деде.
Михаил окинул взглядом большое помещение зала, паркетный пол которого был натерт до зеркального блеска. Высокие потолки зала украшала лепнина, стены были обтянуты бордовым шёлком с рисунком из золотых и белых корон. Мягкая мебель гостиной – два угловых дивана, стоящих справа и слева от дверей балкона, а также кресла с подлокотниками, стоящие вдоль стен – были обтянуты бордовым шелком.
Торжественность залу придавал ослепительно белый рояль «Steinway» с большим ажурным пюпитром и золотыми педалями, красиво гармонирующий со стоящим у правой стены зала белым мраморным камином, на котором были установлены большие позолоченные часы с маятником.
Посередине комнаты – овальный стол, вокруг которого расставлены мягкие стулья, обтянутые всё тем же бордовым шёлком.
На потолке – массивная бронзовая люстра с хрустальными подвесками. По стенам развешаны такие же светильники.
Михаил обратил внимание на то, что на одном из кресел стоит новенькая гитара.
– Чья это гитара, Станек? Уж не твоя ли?..
– Моя!.. – смущенно улыбнулся Станислав.
– Разве ты умеешь играть на гитаре? – изумился Михаил. – Знаю, что ты великолепно играешь на рояле. А вот на гитаре… не знал об этом.