Цитадель тайны

Только что поднявшееся над горизонтом солнце приятно согревало, в то время, как легкий ветерок холодил. И так будет весть день, даже когда солнце поднимется к своей высшей точке. Каждый день так. Зимой лишь чуть-чуть холоднее и дождей меньше, снега же нет совсем. Зимы попросту нет.

Как та неведомая и несомненно техногенная катастрофа, завершившая расцвет цивилизации, погубившая в одночасье все, что создавалось столетиями, могла так сильно повлиять на планету? Люди, прежде гордо именовавшие себя хозяевами планеты и венцом эволюции, как тараканы от света убегали от того, что сами породили. Йоми до сих пор не мог забыть того грандиозного светопреставления, что разбудило его посреди ночи. Он подскочил к окну и почти пол часа смотрел в сторону города, на гигантское зарево, гадая, что случилось, и пытался сообразить, куда звонить: пожарным или спасателям; а потом он включил стоявший рядом торшер. Лампочка рванула как граната, хотя на само деле это недалеко от их коттеджа упал военный самолет. Йоми видел его горящие обломки, когда они с друзьями убегали. Так и осталось неведомым, от кого защищалось правительство, подняв в воздух самолеты, и от чего они падали. В тот памятный день так было по всей планете — это последнее что успели показать по телевизору.

Неизвестно, сколько Йоми провалялся в отключке после того, как взрывной волной его хорошенько приложило о стену. Может минуты, а может и часы. Его привели в чувство друзья, их тогда было пятеро. Им крупно повезло, что они выбрались за город на выходные. Но, может было бы проще умереть сразу?

— Йоми, ты чего? Уснул что ли? — из забытья воспоминаний его вывел до сих пор хриплый спросонья голос Амэ. — Неужели ты не выспался? И это в столь прекрасных апартаментах на мягкой перине?

Парень попытался улыбнуться в ответ, но Амэ от этого оскала скривился.

А Уно… он уже давно ни на что не обращает внимание.

— Если ты не голоден, я могу съесть за тебя твою… порцию.

Не удивительно, что он запнулся, называя порцией горсточку кислой белобокой брусники и кусочек твердого подгорелого мяса, размером с крысиный хвост.

От столь роскошного завтрака есть захотелось еще сильнее, но больше ничего не было. Удивительно, как они вообще смогли выжить в этом новом мире, ведь они совершенно ничего не умеют, ни костер разжечь, ни силки соорудить.

— Ну что, будем собираться в путь? — сказал Уно.

Эту фразу он произносил уже бесчисленное количество раз.

— Было бы что собирать, — хмыкнул Амэ.

Конечно это преувеличение, говорить, что людей совсем не осталось — они были. Но большинство из них, так же как и Йоми с товарищами, непрестанно бродили по планете в поисках чего-то неведомого. Эти бродяги самые опасные, для них не осталось ничего святого. Где-то они уже успели «осесть» ненадолго как разбойники. Хорошо, что они уже давно не встречались.

А еще есть те, кто до катастрофы был близок к земле. Они приспособились лучше всех. Они укрепили свои жилища и огородили фермы. Они живут сыто… и они никогда не подпускают чужаков близко к себе. Порою удается что-то обменять у таких кланов на еду. Что-то полезное для них, чаще всего оружие, домашнюю утварь или одежду. Но крайне редко теперь удается найти что-то стоящее, что сгодилось бы для обмена, и скоро наверно совсем ничего не останется. В больших городах, конечно, много всего полезного, но туда мало кто осмеливается заходить. Одни боятся самих городов с их развалинами, навевающими о былом величии, которого человечеству уже никогда не достичь, а другие боятся тех, кто живет в этих городах, ведь далеко не всегда это люди.

В общем, выжившие, сколько бы их не осталось, разбрелись по планете и встречи были редкими. Земля осталась такой же, какой была прежде, но для людей она стала необъятной.

Забросив на спину завязанное узлом затертое покрывало с немногочисленными пожитками, Йоми зашагал следом за товарищами. А ведь бывшее когда-то желтым, покрывало Йоми, в сравнении с имуществом Уно и Амэ, выглядело как новое.

Йоми никак не мог взять в толк, как так получилось, что у них нет сумок или рюкзаков? Словно они откуда-то сбежали.

— Предлагаю пойти вдоль того ручья, что мы вечером миновали, — Уно, молчавший во время ночного привала и завтрака, ожил, словно смысл его существования в том, чтобы куда-то идти.

— Вниз или вверх? — поинтересовался Амэ, хотя ему было все равно куда идти.

— Ну, наверно лучше вниз. Ручей же должен впадать в реку?

— Ну да, — хмыкнул Амэ, раздвигая палкой свисающие почти до земли ветви. — Хотя какая разница?

— Ну да, ну да.

Они уже так давно куда-то шли — целую вечность. Когда же они, наконец, дойдут? Йоми такая жизнь надоела, но он не мог не идти. Не оставаться же одному. Иногда ему начинало казаться, что жизни до катастрофы не было. Сколько же прошло лет? Пять или шесть? А может десять? Сложно даже представить. Времена года теперь не отличаются друг от друга, и дни похожи.

К концу дня на Уно взглянуть больно. Всякий раз он падал под дерево и вскоре засыпал. Он уже давно не принимал участия в подготовке ко сну, и будь он один, то так бы и спал на земле, но когда приходило утро, он оживал, становился почти прежним. Теперь видимо он мог только непрерывно идти вперед. Раньше он все свои силы направлял в творчество, сейчас весь смысл в том, чтобы идти, и не важно, что некуда. Бесконечное движение стало смыслом и для Йоми и Амэ, но, лучше уж такой смысл, чем никакого.

Вот и вдоль ручья они шли уже будто целую вечность. Солнце в зените — значит всего полдня.

Справа — прыгающий с камня на камень поток, звенящий многочисленными порогами, слева — непроходимая стена леса. Пару раз встречались водопои. Берега ручья были истоптаны маленькими копытцами. Козы, больше десятка, с неохотой уступили людям дорогу. Они не боялись их, но провожали с настороженными взглядами, выставив рога и загородив молодняк. Это казалось издевательством. В последнее время козы встречались все чаще, почти каждый день.

Можно было бы попробовать забить козленка, но тем ножом, что у них был, его можно только пощекотать, не более. Они в этом уже не раз убеждались.

Берег ручья, кроме тех самых водопоев, зарос травой едва ли не в половину человеческого роста, но идти не сложно, ведь Уно так упорен в своей не до конца понятной цели идти вперед, что остается лишь не отстать.

Впереди в стене леса и травы показался просвет. Возможно еще один водопой. Все может быть. Здесь Уно на некоторое время задумался, кружась на месте. Он осматривал берег, по которому они только что прошли. Тропка из сбитой травы под его ногами расширялась и все больше напоминала рану. Йоми не сразу разглядел за нею широкую тропу, уходящую вверх по склону каменистого берега. Уно, словно что-то понимая в следах, пристально изучал ее.

Уно настоял на том, чтобы они отправились по тропе в лес. Йоми и Амэ согласились, хотя оба понимали, что даже если они набредут на очередное стадо коз, или еще кого покрупнее, то ничего в их голодном рационе не изменится. Еще они не стали спорить с Уно потому, что он не стал бы их слушать, но он и не настаивал на самом деле, он просто не спрашивал. Он пошел вперед не оглядываясь, и им с Амэ оставалось только следовать за ним.

Теперь уже стена леса окружала их со всех сторон. Давно им не встречалась такая чащоба. Была видна только тропа под ногами, ведущая куда-то вперед, петляющая среди деревьев и кустов, то приближающаяся вновь к ручью, то отдаляющаяся от него. Йоми казалось, что если сойти с тропы и сделать два-три шага, то назад дороги уже не найти. Здесь, в такой чащобе даже звуки терялись, деревья стояли так часто, что их ветви плотно переплелись и спрятали небо.

— Ай, — завопил Амэ, когда Йоми налетел на него, — смотри, куда прешь!

Сам он налетел на Уно, который на это даже внимания не обратил, да и Йоми с Амэ, увидав, что остановило их товарища, позабыли обо всем на свете. Над головой появилось небо, среди поредевшего частокола деревьев — подлесок, а впереди, за кустами, усыпанных цветами и ягодами одновременно, что в последнее уже давно не редкость — заборчик. Выбеленные жерди, или даже скорее сучья, собранные в недлинные плетни, обегали небольшой огородик, расположившийся на крохотной солнечной поляне. Этот заборчик мог защитить только от коз, и то если вокруг будет вдоволь травы и листьев, но никак не от человека.