Страница 9 из 16
– От человека зависит, что ему судьба уготовит. Бывает, видно, человек хороший, а дорога ему выпадает трудная. А бывает наоборот.
Так обычно и бывает, мысленно согласился Жора.
– И многих вы, Федор Лукич, в Заповедник доставили?
– Доставляет Почта России, а я до лесничества довожу, – уточнил водитель. – Не считал.
Вдалеке послышались глухие раскаты грома – будто наверху, над навесным потолком из серых, дымящих туч кто-то двигал мебель.
Жора не мог вспомнить, в какой момент они съехали с федеральной трассы М-8 на проселочную дорогу. Быть может, и вообще не съезжали, просто дорога на Архангельск вдруг сама неожиданно размокла и изгадилась. После того как зарядил дождь, езда по ней стала напоминать сильно замедленное катание по бобслейному желобу. Пазик закидывало на обочину, с которой он снова скатывался вниз, чтобы занестись на противоположную сторону. Автобус сильно раскачивало. Судя по тому, как размашисто водило его корму, вскоре они должны были неминуемо застрять. Почти ничего не было видно. Фары выхватывали из темноты лишь небольшой косматый клочок земли перед колесами, на котором вздымалась гребнями жирная вековечная грязь. Оставалось удивляться, каким образом Федор Лукич все еще ориентировался в пространстве. Он выглядел предельно сосредоточенным. Заметив, что Пеликанов внимательно наблюдает за ним, он сказал, что главное – держать нос на волну. Жора не понял, имело ли его замечание какой-то буквальный смысл или Федор Лукич выражался метафорически.
Наконец, наддав из последних сил, пазик снова оказался на асфальте. Пеликанов это почувствовал по стихшей качке. Дождь тоже, кажется, стих и барабанил теперь по крыше не так истово.
– Я уж думал, застрянем, – признался Жора.
– Застрять – что. Хуже, если бы перевернулись.
– И как вы дорогу находите! – восхитился Пеликанов, пребывая под впечатлением от их решающего рывка.
– Да ничего я не нахожу, просто еду вперед и еду, а она сама под колеса подстилается.
Еще примерно через час под колесами зашуршал щебень. Один камень отскочил и звонко ударил по днищу.
– Это что? – спросил Жора.
– Это тебе лучше знать, – неожиданно ответил Федор Лукич. – Чуть радиатор мне не пробил.
– Я? – удивился Пеликанов.
– Неопределенная дорога, она вроде фронтовой. Какой ее помнишь, такой она и становится, – загадочно изрек Федор Лукич.
Пеликанов сообразил, что это снова были его воспоминания. Речи водителя теперь не казались ему столь безумными и странными. Если так, то определенный смысл в них был. Вскоре Жора вспомнил, откуда взялся этот опасный шуршащий щебень, вылетающий из-под колес пазика. Он находился за многие тысячи километров отсюда, далеко на востоке – там, где в Тихом океане дрейфовал остров Сахалин.
– Воспоминания – ладно. У некоторых воображение разыгрывается, тогда такое начинается, только держись, – качнув головой, усмехнулся Федор Лукич.
Пеликанову стало даже неловко за то, что он мелко торговался с Федором Лукичом на вокзале. Если так разобраться, работенка у него была каторжная, не позавидуешь. Мало ли чего кому вспомнится, а хуже того, привидится. Чтобы спокойно, без происшествий добраться до Заповедника, Жора решил вообще ни о чем не думать. Для этого он стал вести счет дыханию, и сам не заметил, как уснул.
Когда он проснулся, вокруг было светло и тихо. Воздух казался прозрачным. Автобус безмолвствовал на небольшой лесной полянке, в окружении высоченных бактерицидных сосен. Издалека доносился мягкий, успокаивающий шум небольшой горной речки. Судя по освещению, было раннее утро. В автобусе, кроме него, никого не было. Пришлось выбираться наружу через водительскую дверь, перемахнув через мотор.
Федора Лукича он увидел с высокого обрывистого берега. Тот стоял в болотных сапогах по пояс в воде и далеко закидывал леску с грузилом вверх по течению, а потом подматывал к себе крючок, крутя массивную трескучую катушку.
– Клюет? – крикнул Пеликанов сверху.
– Ха-ха-ха, – обрадовался Федор Лукич, завидев его. – Еще как! Форель!
Жора стал оглядывать окрестности. Поляну, на которой они остановились, окружали невысокие пологие возвышенности, заросшие еловым и сосновым лесом, с уступами из спрессованных каменных лепешек. Что-то подобное он видел на Алтае. И что-то ему подсказывало, что в вологодских лесах не должно было быть горных рек, полнящихся форелью. Хотя, спорить на крупную сумму он бы не стал.
– Непуганая, стерва, сходу набрасывается, – едва Федор Лукич договорил, как почувствовал очередную поклевку.
Высунув язык, он коротко и резко подсек, а затем стал вытягивать, взмахивая закидушкой, как дирижерской палочкой. Жора наблюдал, как он забирает из воды сачком тупорылую пятнистую рыбину с белым брюхом.
– Вы же говорили, Федор Лукич, что ночью обратно поедете, – напомнил Жора, отпивая чай из металлической кружки.
– Экий ты вредный. Ну говорил, да передумал. Вишь, зато сколько наловил. – Он поднял вверх зеленую мелко-дырчатую авоську, полную рыбы.
Пеликанов, оторвав зад от бревна, подбросил в огонь елового лапника. На солнце, возле костра было жарко.
– А где тут лесничество?
– Лесничество тут везде, – водитель обвел окрестности взглядом, надкусывая кубик рафинада. – Ты хотел спросить, где тут лесники?
– Угу.
– Нет тут лесников. – Федор Лукич сощурился и шумно отхлебнул.
– Как нет? Почему?
– Так нет. В этом лесничестве каждый сам себе лесник, – коротко пояснил он.
«Вот черт, – подумал Пеликанов, – о чем же я буду писать?»
– В рюкзаке чего? – спросил Федор Лукич.
– Спальник, топорик, консервы…
– Удочку я могу тебе оставить. За один рубль, – сообщил он.
– А как отсюда потом назад выбираются? – не обратив внимания на предложение удочки, спросил Жора. Вопрос организации путей отступления волновал его сейчас куда больше.
– Свистеть умеешь?
– Немного умею.
– Немного не пойдет. Нужно вот как.
Федор Лукич отставил кружку, засунул в рот два пальца и свистнул так, что у Пеликанова заложило одно ухо.
– Зачем свистеть? – спросил Жора, прочищая ушное отверстие.
– Как сильно приспичит назад возвращаться – вот так свиснешь, я тебя в Вологде услышу и за тобой вернусь. – Водитель громко рассмеялся.
– Я серьезно, Федор Лукич, а вы…
– Если серьезно, паря, ты меня о таких глупостях спрашивать не должен. Если хочешь в личной мифологии разобраться, – со всей серьезностью напомнил он.
– Я пошутил.
– А с Заповедником шутки плохи. Он шутить не любит. Берешь удочку?
– Беру.
Жора полез в кошелек за деньгами.
– Главное, не дрейфь. Мой тебе совет: иди, куда глаза глядят. Глаза сами куда надо выведут. – Он посмотрел сквозь тысячную купюру на солнце, сложил ее в нагрудный карман гимнастерки и стал собираться.
Когда автобус с Федором Лукичом скрылся из виду, Пеликанов с размаху воткнул охотничий нож в землю и сел на бревно перед догорающими углями, обхватив руками голову.
Глава 3
Идти по обгорелой земле было легко. Метров за двести до холма следы пожара прекращались. Дальше начинался подъем, устланный мягким, влажным дроком. Дойдя до склона, Пеликанов сбросил с себя рюкзак и сходу повалился на землю.
Лежа на спине и непроизвольно нашаривая рукой в по-летнему густой и крепкой траве, он пытался понять, как его сюда занесло и что он здесь делает. А главное, что такое это еще недавно казавшееся таким простым и понятным «здесь». Теперь известное наречие места виделось ему чем-то в высшей степени непонятным и неопределенным. До Пеликанова вдруг дошло, что любое его «здесь и сейчас» могло иметь смысл только для него одного и ни для кого больше. Ему стало смешно от осознания, что всякое «здесь и сейчас» вообще не могло быть привязано к какой-то абстрактной системе координат, в силу того, что любая система координат сама, в свою очередь, имела смысл только относительно конкретного наблюдателя с его собственным неповторимым «здесь и сейчас», не поддающимся уловлению.