Сенат

Он кивает. Я же выпрашиваю для себя гарантии его безопасности.

— Поклянись! Поклянись, как Инициированный, что тебе не угрожает опасность!

Почему-то моя просьба встречается смешками мужчин. Но Рэйнольд, пытаясь сохранить серьезное лицо, произносит клятву:

— Я, Рэйнольд Оденкирк, клянусь, что то, что я планирую, безопасно для меня.

Я вижу, как он еле сдерживает смех. На ум сразу пришли строчки из Гарри Поттера: «Клянусь только шалость и ничего кроме шалости!»

Странно… Что же это такое планируется, что он так волнуется, но смеется над моей тревогой? Но не успеваю я задуматься над этим, как меня отвлекает прошедший, еле ощутимый зов к Стефану.

— Всё, пошли! Нас ждут.

Час дня. Плотно отобедав дома, мы теперь брели с Варей и Миа по улицам… не-пойми-какого города. Мы только что прошли третий портал, выйдя из штата Колорадо США, а перед ним я не поняла, где были — то ли улочка Латвии, то ли Эстонии.

— Ты сегодня к Кевину?

— Угу…

— Поэтому ты такая замкнутая?

— Почти…

— А еще что?

— Скоро узнаешь.

Я злюсь, но смиряюсь. Стефан утащил Рэя, меня же и сестру Миа попросила помочь с транспортировкой двух больших, но легких пакетов.

— Сколько нам еще идти?

— Всё. Последний портал — и мы на месте. — Чеканит Миа.

— А страна, хотя бы, какая? Я уж не спрашиваю, куда мы идем.

— Великобритания.

Я громко обреченно вздыхаю. Варька идет рядом и ест вторую по счету шоколадку: моя племянница внутри нее активно радуется сладкому, судя по легкой, исходящей от сестры, энергии. Обычно малышка такая неощутимая, что невозможно уловить ее сигналы, находясь рядом с Варей, а сейчас даже на расстоянии чувствуется, что внутри сестры вовсю развивается жизнь. Я невольно смеюсь над этим: человек еще в утробе матери, а уже такой сладкоежка.

— Пришли! — Миа указывает на дверь, ведущую в подвал дома. На полу замечаю ровные прямоугольные куски зеркала — судя по ним, портал явно создан на короткое время с благословения самого Сената.

Войдя внутрь, мы оказываемся в закрытом дворе с высокими каменными сводами.

— Где мы? — Все напоминает средневековый замок, пока, обернувшись, не замечаю строение со шпилем и крестом.

И только после этого вижу статую Марии, стоящую в дальнем конце квадратной площади под тенью огромного дуба.

— Церковь Святых Кого-то-там. Пошли, Маугли, стая ждет тебя! — Варя радостно облокачивается на меня и повисает на моих плечах, как всегда делала в детстве. После чего начинает толкать к входу в здание. Мы с грохотом и скрипом дверей врываемся в холод церкви, где каждый звук троекратно усиливается эхом. С яркого солнечного двора ныряем в полумрак здания. Я замечаю впереди себя группу людей, но не могу разглядеть лиц, лишь моргаю и щурюсь. А перед глазами снова полыхает зелень… Темная фигура отходит от группы и направляется к нам, и лишь на подходе я узнаю Оденкирка.

— Ну, наконец-то!

— Рэй?

Я удивленно смотрю на него и поражаюсь тому, как он одет: будто с обложки! Темно-синий приталенный костюм, рубашка, галстук, скрипучая блестящая обувь.

— Я хочу с тобой поговорить.

Зелень потихоньку стихает в глазах, и я теперь могу рассмотреть, кто находится внутри: священник, Ева и Стефан, к ним подошла Миа и Варя с пакетами.

— Пойдем в отдельную комнату.

Рэй почти утаскивает меня за руку в коридор справа и заводит в комнату с темными деревянными панелями и бордовыми занавесками, так напоминающую Саббат.

— Что происходит?

Любимый выглядит перепуганным, мнется возле двери и трет шею в замешательстве.

— Я… — Его голос ломается, и он тут же начинает откашливаться. Только сейчас замечаю, что у него мелкой дрожью трясутся руки. Сам же Оденкирк старается на меня не смотреть. Его паника моментально передается и мне. Неужели хочет сообщить что-то страшное?

— Мелани… Я хочу с тобой поговорить…

— О чем?

— О будущем…

Этот странный ответ еще больше вызывает страх. Теперь и я начинаю переминаться с ноги на ногу, нервно теребя замок молнии куртки.

— О будущем? Рэй, ты меня пугаешь…

— Мел! Выслушай меня. Только сядь, пожалуйста.

— Зачем?

— Мне так проще.

Я плюхаюсь на рядом стоящий стул, втягиваю в плечи голову и нервно щелкаю ногтем.

— Милая… — Он садится на корточки напротив меня, шурша тканью костюма. Теперь Рэй смотрит мне в глаза, не отрываясь. — Я знаю, что для нас рано, что, возможно, ты не готова, но я люблю тебя.

Я уж было открыла рот сказать, что чувство ответно, но он прикладывает нервно палец к губам и продолжает. И с каждым словом осознание происходящего наваливается на меня, что с замиранием слушаю его, чувствуя, как холодеют пальцы ног, а во рту сильно пересыхает.

— Я тебя потерял раз. Это было ужасно. Не хочу вспоминать это. Но самым страшным было то, что это произошло из-за меня. Я… схожу с ума каждый раз, вспоминая те страшные минуты. Думал, что ты не примешь меня, не простишь, но ты снова и снова даешь мне прощение тем, что ты рядом, что продолжаешь любить меня. Ведь ты любишь меня?

Я киваю, не в силах пискнуть ни слова.

— Мел, я прошу тебя сегодня стать моей женой. Хочу, чтобы ты была моей перед Богом и людьми, в Норвегии и в Саббате, в радости и в горе. Ты обещала мне, что сделаешь всё, что не попрошу… И я сейчас прошу.

Он вынимает из кармана кольцо: новое, золотое и очень простое, так сильно отличающееся от того, что надел мне на руку Савов. Мое сердце учащенно бьется, а душа стонет от происходящего.

Господи! Зачем это всё?

— Рэй… милый…

— Что? Ты не хочешь? — Я вижу, как гримаса боли искажает на мгновение любимые черты, что сама пугаюсь этого.

— Милый, не слишком ли рано? И… Рэй, сейчас такое время…

— Какое? — Он почти рычит меня, закусывая губу. Кажется, я делаю только хуже. Как же ему объяснить-то?!

— Ты говоришь о будущем, Рэй, а я не знаю, что будет завтра! Скоро Сенат рухнет под натиском Моргана, а ты предлагаешь жениться… Ведь, это значит строить семью, иметь дом, заводить детей… А я боюсь, Рэй, боюсь, что будущего не будет…

Я шепчу не в силах уже говорить.

Мне больно.

Мне страшно.

Мне хочется сказать «да».

Но не получится, что произнеся согласие, я дам себе лишнюю надежду, тому чего не будет? Мне страшно представить, что будет, когда Морган доберется до нас.

— У нас даже дома нет… Где мы собираемся жить?

— Если дело только в этом, то я возьму на себя эту проблему.

Он говорит так решительно, так упрямо, что хочется довериться.

— Может, повременим, а?

— Для чего, Мел? Я хочу делить с тобой жизнь, а ты… «повременим»!

Он восклицает и встает, зажимая в кулаке кольцо. Отворачивается. Я снова сделала ему больно.

— Я уже сказала почему.

Я смотрю на него и слышу, как его магия, начинает бунтовать в крови. Он поворачивается и смотрит взглядом затравленного зверя: цвет грозы превратился в темно-синий.

— Чем я хуже Савова? А? Скажи? Почему за него вышла, а за меня не хочешь?

Мне становится так больно, будто вонзили нож в грудь.

— Рэй! Я не выбирала! Он заставил!

— Так ты и ему отказала бы? Ведь ты же была в невестах! И дай вспомнить, он ведь сделал предложение раньше амнезии? Почему тогда ты не сказала ему: «Давай повременим»?

Он уже не говорит — он кричит на меня, а я плачу, чувствуя себя виноватой.

— Рэй, это нечестно! Я тогда не знала тебя!

— Вот он я! Мелани! Савова уже нет. Выходи за меня!

Я туплю взор и закусываю губу. Как он сам не понимает? Я уже была вдовой. Второй раз не хочу. В моих планах держать оборону против Моргана, защищая своих, а не боятся за то, что он нагрянет и убьет Рэя, меня и нашего…

Ведь Оденкирк не знает, что я тоже хочу детей: как Варя носит под сердцем ребенка от любимого, так и я хочу получить это счастье.

— Я понял тебя. Иди, Мел. Тебя отведет Миа, а я распущу всех…

Он отворачивается и смотрит на распятие, висящее под потолком. Я сглатываю слезы и на одеревеневших ногах выхожу из комнаты. Меня шатает, как пьяную. Слезы, не прекращая, текут по щекам. Останавливаюсь в проеме двери и наблюдаю за Варей, Евой, Стефаном и Миа, которые что-то живо обсуждают и хохочут. Клаусснер нежно обнимает светловолосую Еву, которая рядом с ним в белом элегантном платье смотрится контрастом, так как сам мужчина одет в черный замшевый костюм.