Сенат

— Рэй, милый, любимый, — я кидаюсь и лихорадочно начинаю целовать его лицо. — Прости меня. Прости! Я глупая! Думала, что ты меня не вспомнишь, что тебе будет проще пережить мою смерть! Прости!

— Думала, что не вспомню? Что будет проще?

Рэй рычит на меня, отстраняясь и смотря на меня с ужасом. Господи, что я натворила? Эти глаза смотрят так, будто предала его. Я не знаю, как оправдать себя и вымолить прощение. Он же, не находя слов, выпускает меня из объятий и начинает молча одеваться. Слышу, как звенит ремень его джинсов, шорох ткани. Ужасно! Я боюсь даже взглянуть на него, смотрю на свои руки и нервно щелкаю ногтем.

— Ева сказала, что ты пошла на костер ради Варвары и Кевина. Это так?

Я киваю.

— Мелани, а где я? На каком месте в твоем чертовом списке я?!

Я вскидываю голову. Слезы раскаяния жгут глаза и льются по щекам. Я смотрю на него снизу вверх, как молящиеся смотрят на небо — чувствую себя уничтоженной.

— Прости меня… Я люблю тебя, Рэй… Я же умру за тебя, не раздумывая! Сделаю всё, что не попросишь!

— Всё?

— Всё… — Я киваю в ответ. Неужели непонятно. Да за ним хоть в ад, хоть в рай! Безумие! Настоящая, неподдельная зависимость от человека. И, похоже, неизлечимая…

Рэйнольд подхватывает меня, заставляя встать с матраца, и стискивает, прижимая насколько возможно к себе.

— Я хочу, чтобы ты пообещала: что бы ни произошло, никогда не жертвовала собой! — Он сильно хватает мое лицо и почти вытрясает из меня обещание. Он в ярости, в глазах такая ненависть, такая злоба, что я пугаюсь, возвращаясь в первые дни нашего с ним знакомства. — Обещай мне не подставляться!

— Обещаю…

Он снова обнимает, уткнувшись носом в мое плечо и замерев.

— А ты, как жил без меня? — Я слабо подаю голос, пытаясь, сменить тему.

— Я? Жил? Не помню… — Горечь такая в голосе, что уже не рада тому, что задала вопрос. Мне больно от осознания, что натворила: кажется, я сломала Рэйнольда.

— Эй! Вы где? У нас завтрак стынет! Вас только и ждем! Хватит целоваться! Успеете еще! — Раздается за спиной крик Клаусснера. Рэй чмокает меня в лоб и крепко берет за руку, будто я могу раствориться в воздухе.

— Пойдем, а то голодный Стефан становится еще более нервным и невыносимым.

— Варя! Ничего себе! — Я наблюдаю, как исчезает во рту сестры десятый блинчик, густо политый шоколадным сиропом. — Я тебя не узнаю. Раньше ты завтрак еле в себя впихивала.

— Это все беременность! — Она делает глоток чая, а затем берет сироп и начинает есть его так, наливая в чайную ложку и слизывая оттуда.

— Видела бы ты сколько она съела шоколадных тортов. — Хмыкает Рэй, который не отпускает меня от себя: мы сидим рядом, но Рэйнольд постоянно держит свою руку на мне — то положит на колено, то перехватит мою кисть, то погладит по спине. Мне приятно. Но это пугает: ощущение, будто боится, что исчезну, словно эти касания гарантируют ему мое присутствие.

Надеюсь, это пройдет со временем, и я смогу загладить свою вину. Если надо будет отправиться на край света и терпеть беды ради него — сделаю. Всё стерплю! Я вижу, что мой безумный поступок с аутодафе покалечил его, сломал внутри. От этой мысли становится невыносимо больно… Я изверг. Прости меня!

— Что? — Он ловит мой взгляд, не понимая, что со мной творится.

— Ничего… — Голос предательски сипит. Пытаюсь отвлечь его и сменить тему, потому что Рэй сверлит меня взглядом, пока остальные, ничего не подозревая, продолжают шутить и разговаривать. — А мисс Финч ушла?

— Да. — Кивает Миа.

Но тут же я слышу восторженный голос Вари:

— Прикинь! Здесь был Стефан и я, а это малявка сделала так, что она нас не видела, не заметила просто!

— Гипноз? — Я спрашиваю у Миа. Та безразлично жмет плечами.

— Мой дар.

— Кстати, о дарах. А какой у тебя дар, Дэррил? Миа сказала, что ты видишь сущность вещей. — Стефан угрожающе чуть придвигается к Дэррилу. Все замолкают, в том числе и я. Мне тоже интересно. За всё это время, что я здесь нахожусь, так и не смогла разгадать эту загадку — кто такие Дэррил и Миа.

— Всё правильно. Я вижу сущность вещей.

— Это как? — Не удерживаюсь я. — Я всегда думала, что это вроде твоей шутки — не хочешь говорить о своем даре. Думала, что ты можешь находить мертвых людей, в этом и есть твой дар.

— Нет. Не так. — Дэррил оборачивается ко мне и смотрит своим фирменным взглядом «внутрь», после чего продолжает пояснять: — Я вижу душу человека, вижу его суть, цели и правила жизни, его вторую половину.

Мурашки побежали по коже. Я как загипнотизированная смотрю на Дэррила, пока не слышу резкий и громкий голос Клаусснера:

— Ты, типа, пророк что ли?

Дэррил тут же отводит взгляд, выпуская меня из своего гипноза.

— Нет. Пророки просчитывают варианты будущего, что будет происходить с тем или иным человеком. Я так не умею. Говорю, я вижу душу. Суть вещей.

— Вот. Сироп! — Варя бухает на стол бутылку перед Дэррилом. — Какова его суть?

— Просто сироп. И, наверное, его судьба быть съеденным тобою.

Все тут же захихикали, а Варя, скептически состроив рожицу, фыркает, откидываясь на спинку стула.

— Другое дело заклинания. — Продолжает Дэррил, медленно теперь мешая сахар в своем чае. — Слова — это наши мысли. А мысли материальны. Они — частицы нашей души. Вот почему вся магия Инициированных построена на словах. Произнося, мы вкладываем частицу себя в слово. Поэтому, когда читаю, я могу увидеть душу того, кто писал этот текст, врал он или нет, что хотел донести до читателя, а что скрыть. Так я разгадал многие древние завуалированные заклинания.

— Так ты нашел Essentia omnium? — Я вспоминаю, как он сказал на вечеринке, что нашел заклинание в строках мантры.

— Да. Именно! Лучшая моя находка!

— А что такое «Essentia omnium»? — Рэй почему-то спрашивает не у Дэррила, а у меня. Я ловлю хитрый взгляд парня и поворачиваюсь к любимому. Пытаюсь подобрать слова, но на ум ничего не приходит, кроме как сплести заклинание и показать. Теперь пора попробовать свою силу. Только надо аккуратно. Слова, которые я выучила, как стишок (Дэррил научил) быстрой считалочкой проговариваются, и на пальцах вспыхивает искра и зависает, начиная шириться и окутывать вязью мои пальцы. Чем больше энергии вкладываю, тем больше шар становится, даря незабываемые ощущения: вкус победы, торжественности, чистоты — чувства самой высокой точки мира. Мягкая вязь теплится, ластится, дышит жизнью. Чистый восторг! Я вкладываю в вязь толику своей любви к Рэйнольду, к Варе, ко всем своим друзьям, к жизни. И вот уже кажется, что я держу в своих руках душу своего ребенка — хрупкая, чистая, обожаемая мной.

— Осторожно только… — Шепчу я, передавая вязь, в руки удивленному Рэйнольду. Сейчас я могу доверить ее только ему. Любимый берет аккуратно и немного неуклюже. И вот энергошар полностью перебирается в его ладони, а меня покидают все эти чистые восторженные чувства. Зато я вижу, как преображается его лицо: будто действительно я передала ему ребенка. Он, кажется, даже онемел от шока, смотря то на меня, то на вязь.

— Передай Варе. — Указываю я на сестру, та с интересом подается вперед, но тут же показывает на левую руку.

— Не могу. — Стонет она. — Я знак проколола.

И действительно, только сейчас замечаю бинты на ее запястье. Рэй медленно протягивает вязь Клаусснеру, и вот мы теперь наблюдаем кривую, но счастливую улыбку Стефана.

— Mamma mia! Incredibile! Impressionante!

Мы все прыскаем со смеха от вида одуревшего Стефана. Он передает Миа, а та мне, и вот снова энергошар у меня руке, все так же пылает жизнью. Я секунду любуюсь им, вслушиваясь в ощущения, а потом со стоном разрываю связь. И Essentia omnium тухнет, блеснув на прощание искрой.

— Обалденное заклинание! Только оно для чего? — Стефан аж подпрыгивает на стуле, смотря то на меня, то на Дэррила.

— Я с помощью него душу Рэйнольда вернул и Мелани.

Мы снова все замолкаем, и только Варя допытывается у Клаусснера, требуя объяснить, в чем суть этого заклинания, так как не имела возможности ощутить его в своих руках. Стефан восторженно начинает ей объяснять, сбиваясь постоянно то на итальянский, то на немецкий. Я поворачиваюсь к Миа, так как меня интересует другой вопрос: