Химеры

— Ной? — Имя звучит, будто выстрел. — Ной Валльде?

Субботина кивает.

— Откуда ты его… — Но тут же вспоминаю, что Субботину иногда выдергивают Архивариусы в суды и на расследования. — А! Ты с ним работала?

Нина снова кивает. На лице ни одной эмоции.

— Он отлично разбирается в кинетике Инициированных и вхож в библиотеку Документариума. Вот я и подумала к нему обратиться…

— И как он тебе?

Субботина жмет плечами.

— Адекватный.

Потрясающая способность Нины отвечать кратко иногда раздражает.

— И всё-таки?

Мне так хочется поговорить с кем-нибудь о Саббатовцах. А Кевина увижу еще не скоро.

— Ну… он красивый.

Нина говорит так, будто сама не верит, что произнесла это. Выглядит при этом забавно, словно сова: часто моргает и смотрит в одну точку.

— Красивый, значит… — Я вспоминаю, что первый раз Ной поразил меня своей холодностью, можно сказать, инопланетностью, будто передо мной пришелец — белые, почти пепельные волосы, серо-голубые глаза, четкий профиль, медленные, размеренные движения и бесстрастность на лице ко всему происходящему. Настоящий Кай с льдинками в сердце.

— Он умный. Много знает. Если говорит, то по делу. И не выпендривается.

Я с удивлением смотрю на Нину. Она тут же поясняет:

— Некоторые выпендриваются своим даром. Или просто хотят показать, какие они крутые. Он всегда тихий, спокойный и знает, что делает. Не лезет, куда не просят. По-моему, это ценное качество. Я думаю, он будет отличным Архивариусом.

Нина замолкает и отворачивается. Никогда я еще не слышала от Субботиной так много об одном человеке. Обычно — два-три эпитета и всё, достаточно. А тут практически сочинение со вступлением, основной частью и заключением. Значит, Нина его действительно ценит и уважает.

— Как ты думаешь, его сестру сожгут? — Я говорю тихо, рассматривая свои пальцы, стараясь не выдать всех чувств, что разъедают меня.

— Нет.

Я выжидательно смотрю на Нину. Она снова понимает меня без слов и разъясняет:

— За такое не жгут. Скорее всего, будет наказание.

— Какое?

— Карцер. Чистильщик. Архивы Сената, Документариум. Могут заставить применять ее дар.

— Она пророк…

— Тогда вряд ли будут применять дар. Пророки Сенату не нужны.

Я снова погружаюсь в мысли. Точнее в апатичное состояние, которое похоже на черную дыру. Он отказался от меня…

«Всё. Забудь! Он сдался. Ты ему теперь не нужна».

«Стоило ему увидеть твоё кольцо, он от тебя отказался…»

Эти две фразы постоянно крутятся в голове. Они, как приговор. Даже хуже. Приговор имеет последствия. А мне жить с этим и привыкать к одиночеству. А еще есть клятва на крови, из-за которой я должна выйти замуж за Савова. Раньше бы сама посмеялась, если бы кто сказал, что будет время, когда я не захочу выходить за Виктора.

Так и хочется свернуться калачиком и плакать-плакать-плакать… Но нет. Потому что самой себе противно.

— Пошли! — Нина толкает локтем под ребро и выводит меня из забытья. Я подхожу к выходу, чувствуя, как Виктор берет меня за руку. Ладонь широкая, теплая, сухая. Смотрю на наши сцепленные руки. Неужели всё так однозначно? Снова я и Виктор? Боюсь, да. У собачки-бродяжки теперь другой хозяин, точнее вернули старому.

Нина покинула нас, как только мы вышли из метро, поэтому я с женихом добиралась остальной путь наедине. Виктор старался быть милым, рассказывал, что мы будем жить в общем доме клана, а после свадьбы сменим жительство, куда съездим, что посмотрим… Я кивала. Поддакивала иногда.

— А завтра ты уже поедешь со мной.

— Как завтра? А больница?

Неужели Виктор не помнит, что они с Варей хотели запереть меня в больнице, как в санатории?

— Я сегодня разговаривал с Морганом, он предложил не тянуть и сменить тебе обстановку.

— А Варя знает?

— Нет. Вот и скажешь сейчас ей.

Если честно, новость никак не отразилась: ни тепло, ни холодно. Возможно, потому что я давно ждала отъезда в Америку, как нечто неотвратимое, может, хотела сменить обстановку, но, так или иначе, всё решено за меня. Я права голоса не имею.

Одно жалко — Варя остается тут и Нина.

Мы с Виктором вошли в пустую квартиру. В воздухе стоял запах горелого: наверное, Варя сожгла что-то. Так и есть! Зайдя на кухню, обнаружила подгоревшие котлеты. Но даже на них желудок болезненно заурчал.

Виктор садится за стол и молчит. Хоть мы и пытаемся делать вид, что ничего не произошло, но оба вспоминаем события в суде. Может Савов стал мне неприятен, зато он не отказался от меня, зная, что крутила роман с Рэем.

— Виктор, можно вопрос?

— Спрашивай.

— Почему ты так хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?

Виктор грустно ухмыляется.

— Потому что я тебя люблю.

Странная любовь. Я не успеваю одуматься, как оно само срывается с языка:

— Так любишь, что привязал меня клятвой?

Савов встает и подходит ко мне. Смотрит сверху вниз, будто изучает.

— Я тебя не отдам никому. Запомни это, Анна. Я не могу жить без тебя.

Он это говорит, а я ушам не верю — Виктор никогда не говорил такого! Только… почему-то не доверяю. Слишком прохладно звучит: будто смысл слов и тон голоса не соединились, как у плохого актера.

— А можно еще один вопрос?

— Давай.

— Почему ты не рассказывал никогда о Мириам?

Савов шумно выдыхает и убирает руки в карман, при этом на лице у него задумчивое выражение.

— А зачем?

— Не знаю… Нет, я знала, что до меня у тебя были другие, но никогда не задумывалась, что ты кого-то мог любить. Ведь ты ее любил?

— Тебя люблю больше. Тем более Мириам мертва и тебе не стоит ревновать, даже думать о ней не надо. — Он целует меня в губы, намекая, что на этом разговор окончен. — Ладно, пойду я. Уже поздно. Устали оба. Так много произошло! Да, кстати, вот…

Виктор лезет во внутренний карман пиджака, достает оттуда что-то и протягивает мне.

— Кольцо? — Мое старое обручальное с сапфиром сверкает на его ладони. — Как? Откуда?

— Оденкирк отдал.

Его слова убивают. Пронзают в самое сердце. Почему? Как? Зачем? Вопросы взрываются фейерверком в голове. Но самое главное, это жестоко по отношению ко мне.

— Когда ты его получил? Вы же не общались…

— Когда ты была в туалете. Мне его Рэйнольд передал.

Это еще больше сбивает меня с мысли.

— Зачем тогда он гнался за нами?

Я словно снова оказываюсь у паба, где Виктор показывает мое обручальное кольцо Рэйнольду с криком: «Понял, Оденкирк? Она моя! Забудь ты ее, наконец». Что за бред? Где логика?

— Вообще-то, он хотел передать кольцо тебе, игнорируя меня, через свою новую ученицу. — Я вспоминаю тот оценивающий, будто препарирующий, как лягушку, взгляд новенькой. — Ведь он же сказал, что ничего общего не хотел иметь со мной. Это он и про тебя сказал! А эти гонки на мотоцикле — баловство. Так сказать, последняя попытка оценить ситуацию — стоит за тебя бороться или нет. Но он сдался, прости, что говорю это. Наверное, тебе больно это слышать.

Не то слово! Я еще больше изувечена Оденкирком, чем раньше. Я ничего не понимаю… Говорит одно, а делает другое, и наоборот: то признается Савову, что не хотел бы знать меня, а на суде смотрит таким взглядом, что будто бы тоскует по мне, то кольцо возвращает через Деннард, то гонится за нами на мотоцикле… Да что у него в голове творится?

Внезапно вспоминается кладбище Киркдейл, где Рэй стоит у могилы сестры и с безумным взглядом полным решимости говорит: «Когда-то я поклялся, что отомщу им за ее смерть. И я отомщу. Поверь». Неужели Рэй решил снова использовать меня, но уже в качестве мести Савову?

На краткий миг я завидую Реджине, которая единственная знает правду обо всех нас.

— Так возьмешь кольцо обратно? — Всё это время я смотрела на кольцо, лежащее на ладони Виктора, уйдя с головой в прошлое и в свои мысли.

— Нет. Не надо. У меня теперь есть новое. — Мой голос стал похож на хриплый голос Нины. Только у меня не из-за крика в запертом ящике, хотя я кричу, ору в голос, но внутри себя и этого никто не слышит.