Химеры

— Какое тебе дело до нас? По-моему, ты слишком много придаешь себе значения, считая, что мы будем вести милые беседы.

— Какой ты невежливый, Оденкирк. А ведь нас связывает очень многое.

На слове «очень» специально делает ударение, намекая на Мелани и мою сестру.

— Я бы с удовольствием не имел с тобой ничего общего.

Когда-нибудь я с удовольствием тебе размажу голову, Савов, а потом скормлю псам из преисподней!

Виктор криво ухмыляется, кладет руку на плечи Мел и уходит с ней. Внутри опустошенно.

— Что он хотел? — Кристен непонимающе озирается на нас. Никто не решается ответить, лишь Реджина покровительственно трепет ее по плечу.

— Некоторые люди, как скунсы, детка. Напасть не нападают, но вони от них!

Ощущение дежавю. Вот она за трибуной, прячет взгляд и дает краткие ответы. Только цена сейчас — жизнь Стефана Клаусснера. Все слушают размеренные ответы Мелани, отвечающей тихо и боязливо. Она постоянно кидает взгляд то на Еву, то на Савова. Но не на меня.

— Итак, вы уверяете, что Клаусснер вас защищал?

— Да.

Слава Богу! Показания Мелани и Стефана совпадают. Стеф говорил, что спасал девушку. Но Сенату Химеры Мел не отдавали, скрывая ее фразами типа: «Она не хочет ни с кем говорить. Ведь признания — дело добровольное. Это ее выбор». Архивариусы понимают, что эти двое договориться никак не могли, поэтому ничьи дары не требуются при допросе.

— Рэйнольд Оденкирк и Ева Валльде, встаньте!

Дознаватель выкрикивает наши имена прямо во время показаний Мелани, что я вздрагиваю. Мы встаем с Евой, будто в школе по оклику преподавателя.

— Мисс Субботина, воздействуйте на них.

Химера, подружка Мел, встает напротив нас.

— Мисс Валльде, почему вы не сказали на допросе, что брали на обряд экзорцизма Анну Шувалову?

— Потому что это сулило нам проблемами. Смертных брать на обряды запрещено.

Дознаватель копается в каких-то бумагах. После чего поворачивается к нам.

— Мистер Оденкирк, вы являлись учителем Анны на тот момент?

— Да.

— Почему допустили нарушение правила со стороны Евы Валльде?

— Приказ Первого Светоча.

— Реджина Хеллмак, почему был такой приказ?

— А как это относится к делу Клаусснера? — Я удивлен ответу Реджины. Она ловко обрубает нить, разматывающую клубок другого дела.

Дознаватель тушуется и понимает, что она права.

— Мистер Оденкирк, вы можете подтвердить слова Анны Шуваловой о незаконченности обряда?

Меня бросает в дрожь от воспоминаний, в которых Мелани рвет змеей в кровавой воде. А самое страшное — когда она попросила меня убить её.

— Могу.

— Расскажите.

— Мелани пожаловалась на свое здоровье. А потом не спустилась к ужину. Ее мысли услышала Реджина, и мы все поспешили в ее комнату. Мелани…

— Анна.

— Что, простите? — Я не понимаю, что хочет от меня Дознаватель.

— Вы два раза назвали Анну Мелани.

Эта поправка Дознавателя болью отзывается во мне. Я сглатываю комок в горле, и продолжаю, но уже сбившись с мысли.

— Да, Анна. Простите… Так на чем я остановился?

— Вы все вошли в ее комнату.

— Ах, да! Спасибо… Анна, — имя дается с трудом, словно выдавливаю из себя, — сидела на полу в беспамятстве. Она расцарапала себе всю шею и просила помощи. На тот момент она была уже заражена, но еще не одержима.

— И кто проводил обряд очищения?

— Я и Ева Валльде. Руководил Артур Хелмак.

Дознаватель опять зарывается в своих бумагах, после чего, не отрываясь от документов, спрашивает:

— И чем закончился обряд?

Я смотрю на Мелани, и наши взгляды встречаются. Вечность бы смотрел в ее глаза! Это как гипноз — ловит, и ты уже не можешь отвернуться.

— Змея. Анну вырвало змеей. А я потом убил тварь.

— Угу. Все так, — бормочет Дознаватель, понимая, что я рассказал все верно под воздействием Субботиной. — Садитесь, пожалуйста.

И мы садимся.

— Анна Шувалова, вы свободны. Спасибо.

Мелани сходит с трибуны и садится к Савову. И снова она смотрит в мою сторону, пока происходит маленькая пауза между показаниями. Если мы не имеем права разговаривать, быть рядом, то никто не запретит нам искать взгляды друг друга — примитивная и единственная доступная форма союза душ. Да наступит тьма Египетская и пусть все слепнут, к черту! Только оставьте нам зрение — оно нам нужнее, чем вам всем.

Глаза — наше зеркало души. А сейчас смотрю в глаза ангела — я помню об этом…

— Прошу всех встать!

Меня будит не сам оклик Дознавателя, а то, что Савов небрежно берет Мелани за руку, задев рану. От резкой пронзительной боли, девушка шумно вдыхает через зубы и смотрит то на ладонь, то на Виктора. Всё. Визуальный контакт прерван. И я встаю вместе со всеми. В зал входит Стефан со своим Представителем, одетый в джинсы и белую майку, — одежду, содержащихся в Карцере Святого Сената. Стеф хмуро пялится себе под ноги, держа руки в карманах. Его обреченный вид отзывается болью в сердце. Он мой лучший друг; через столько всего прошли вместе, в каких только передрягах ни были, и вот ему угрожает костер. Знали ли мы оба? Нет. Но каждый внутренне готовился к такому исходу. Все хорошие охотники на ведьм ждут ранней смерти — если не от руки Химеры, так от Сената.

Дознаватель выходит в середину зала и громогласно зачитывает приговор. Я сжимаю холодную руку Евы в качестве поддержки. Валльде белее мела. Меня беспокоит ее вид — боюсь, что она близка к обмороку.

— Архивариусы Святого Сената рассмотрели дело Инквизитора Стефана Клаусснера, обвиняемого в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма. В течение следствия выяснилось, что Стефан Клаусснер попытался прервать незаконный темный обряд превращения, на тот момент Смертной, Анны Шуваловой в Химеру. Выслушав все показания свидетелей, а также учитывая законы и правила мира Инициированных, суд вынес вердикт: оправдать Стефана Клаусснера, так как он исполнял свои прямые обязанности Инквизитора и действовал в рамках закона. На этом считать дело Стефана Клаусснера закрытым. Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa.

И весь зал хором повторяет святые строчки всех Инициированных, которые набили оскомину у меня, став обычными заезженными фразами и потерявшие свой первоначальный глубокий смысл. Хотя слова «Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa» выбиты или выжжены на стенах любой Инквизиторской школы, как лозунг, как сама цель жизни.

Ева с вздохом облегчения кидается к Стефану. Мы радостно поздравляем друг друга. Химеры из Татцельвурма, одетые в черные широкие одежды и с татуировками клана на шеях, кидают на нас злобные недовольные взгляды. К Стефану и Еве присоединяется Лаура. От вида этой троицы мутнеет в глазах — Клаусснер терпеть не может сестру, а теперь обнимается с ней, притом на глазах Евы.

Я снова ищу глазами Мелани: она стоит с Виктором в стороне и слушает его с несчастным видом.

— Смотри, какие они чудные! — Деннард указывает на Ноя и Субботину. Они стоят и о чем-то говорят: девушка рядом со статным Ноем выглядит нескладным долговязым существом, какой-то школьницей-неформалкой. Она хмуро смотрит на Валльде снизу вверх из-за небольшого роста. Сам же Ной стоит, выпрямившись, словно по струнке, и что-то вещает Субботиной.

— Выглядят, как учитель с ученицей.

— Жаль.

— Почему? — Удивляется Деннард.

— Жаль, что выглядят так только они, а не те, кто по-настоящему должен. — Я поворачиваюсь к ней и выпрямляюсь, как Ной, намекая Кристен, чтобы не лезла туда, куда не просят, и, вообще, была более этичной. Кристен злобно сверкает глазами и отворачивается от меня. Я возвращаюсь к мыслям о Мел, стоило сунуть руки в карманы и нащупать ее кольцо.

Именно в этот момент в зал вошел Архивариус Тогунде и подошел, к держащимся за руки, Еве и Стефану.

— Добрый день! Ева Валльде, вы обвиняетесь в нарушении субординации к Анне Шуваловой, установленной решением Суда. Прошу проследовать в Карцер до принятия решения Святым Сенатом.