Химеры

Я Д О Л Ж Е Н И С П О Л Н И Т Ь С В О Й Д О Л Г.

Но не Инквизитора. А того, кто любит.

Я подхожу к Мелани, ощущая ненавистный запах бензина вместо сладкого аромата ее тела. И она поднимает на меня свои небесные глаза и… улыбается. Господи! Как? Почему?

Сколько же силы в ней! Лицо Мелани освещает милая, добрая улыбка, поддерживая меня в своем черном деле.

— Мелани…

Но она закрывает глаза и кивает мне — знает, что хочу сказать. И отворачивается.

— Приступайте! — Голос Бароны режет слух. Но она не знает, что могу сделать больше, чем сжечь Мелани. Я опускаю факел, и любимая вспыхивает, как спичка, зеленым светом. Она горит, как все Инициированные — быстро, мгновенно, как бумага. Я начинаю чувствовать невыносимую боль ее ожогов, и отпускаю свой дар. Делаю то, что у меня получилось с Савовым, только теперь работаю на внешнюю сторону — я лишаю боли Мелани, забираю ее, впитываю в себя, как губка, и одариваю ею остальных.

Мы сгораем вместе с девушкой, ощущая каждым миллиметром кожи всю ее адскую боль, мы становимся сами осужденными на аутодафе. Только лишь бы Мелани не чувствовала это! Я не позволю.

Кто-то вопит, кто-то взвывает о помощи, кто-то прыгает, думая, что горит.

Я обещал Мелани, что боли не будет. И я это сделал.

Стоять невозможно, начинаю стонать, так как это невыносимо терпеть, перед глазами все пылает адским зеленым огнем, в голове гудит. Слышу крики и стоны Архивариусов и Инквизиторов. Кто-то начал кататься по полу, кто-то упал в обморок. Я создал ад, ради того, чтобы моему ангелу не было больно.

— Прекрати! Сейчас же!

Стефан орет мне в ухо, но я от испуга усиливаю воздействие на всех. Меня оттаскивают от пылающего тела, где уже не видно, кто это и что это так полыхает. Только запах гари, который смешивается с запахом горящей плоти и серы. Дым от Мелани столбом взвивается и клубится, магически рассеиваясь от знаков на полу и потолке. Чернота его сливается с потухающей горсткой пыли, иногда все еще искрящейся зеленоватыми проблесками огня. Вот и всё, что осталось от Инициированной, от ведьмы, от Химеры, от той, которую любил и люблю, от моей девочки…

— Сдохните все… Горите в аду… — Шепчу, но на меня наваливается темнота с усталостью, и Стефан отключает меня. Я погружаюсь в хаос, в небытие. Я только что сгорел с Мелани. Только в этом небытие есть то, что теперь будет не давать покоя моей душе — я вспомнил её.

Я вспомнил Мелани Гриффит из Саббата, ту, от любви которой, даже раны залечивались одним поцелуем.

Эпилог

Звонок в квартиру был резким и пугающим, что вздрагиваю и просыпаюсь. Я только легла спать! Из-за последних событий реальность стала изматывающей, к тому же еще беременность преподносит «радости» в виде постоянных головных болей, изжоги и накатывающей тошноты.

Сейчас голова гудит от слез пролитых в подушку и того, что хочу спать. Последнее, что я помню — во сне была в Вяземке с Аней и я ей высказывала всё, что наболело: что бросила меня, как Кевин и все остальные. Так всегда. Почти каждую ночь на протяжении месяца. Внутри меня перегорает злость на нее. Моя любимая сестренка, верящая в чудеса, так по-дурацки ушла из жизни. Идиотка! Ну зачем она это сделала? Что и кому это дало? Никому! Только пепел в дурацком горшке принесли и сунули в руки:

— Варвара Шувалова?

— Да.

— Архивариус второго типа Бруно Гавацци. Мне указано передать вам прах вашей сестры после аутодафе, обвиненной в убийстве и побеге из Карцера от суда Сената, Анны Савовой.

Холодная эмаль урны в руках. Непринятие услышанного. Отрицание происходящего.

Ушел. А я тогда чуть не кинула этим горшком ему в спину, но вовремя остановилась.

На самом деле беременность даже помогает пережить это горе. Действительно, гормоны держат меня будто под наркотиками, и я, слава Богу, порой не понимаю, что происходит. Лишь апатия — серая, пустая, безнадежная, где на всех и всё наплевать. Лишь одиночество начинает ощущаться кожей в пустоте квартиры, и даже кажется иногда, что Аня просто в отъезде, что она все еще находится у Альфа.

Но потом вспоминаю, что ни Савова, ни Аньки нет в живых — никого.

Хм…

Все, кого я любила, как-то едино ушли. Первым открыл этот марафон побега от меня — Кевин. Мой милый Кевин. Наверное, валяется где-то мертвый, убитый Химерами. Иначе, я уже бы узнала, где он находится.

И снова трезвон в квартире. Твою мать! Смотрю на часы и понимаю, что уже полночь.

Кого нечистая принесла в такое время? Подхожу к двери, боясь открыть ее. В стеклянном глазке виднеется незнакомый силуэт парня.

— Кто там? — А сама тем временем плету вязь заклинания Небес меж пальцев.

— Вы меня искали. — Английский язык чужеродно звучит с той стороны в пустоте лестничной площадки. — Дэррил.

Имя звучит странно, вспыхивая болезненно в моей памяти — листок, на котором Анькиной рукой написано: «Дэррил. Essentia omnium. Клан Патриций».

— Дэррил? Чего вы врете! Я вас не искала!

— Но будете. Я знаю. И, если честно, ваша вязь в руке имеет изъян.

Я отпрядываю от двери и с удивлением смотрю на руку — действительно, в энерго-шаре виднеется брешь. Из-за беременности я становлюсь порой невнимательной или, наоборот, вытворяю такое, что раньше не могла.

— Почему я вам должна верить?

— Наверное, потому что вы хотите вернуть себе сестру. Я знаю, что вам уже доставили урну с ее прахом. Но из-за того, что за вами следят, вы еще ничего не предпринимали. Поэтому я решил сам к вам прийти.

Ни хрена себе! Вот это сервис! Доставщики пиццы так бы работали.

Я в сомнении топчусь у входа, не зная открывать или нет. Положив руку на дверь, пытаюсь просканировать энергетику. По ощущениям — безобидный. Но кто знает?

В итоге, плюнув на всё, решаюсь открыть, если что я ему шею сверну или голову откушу — еще пока не выбрала…

В квартиру входит высокий тощий парень с длинной челкой и пирсингом в носу. У него пухлые губы, а под шарфом, который обмотан в несколько раз, виднеются черные линии татуировки.

— Как ты меня нашел?

— Легко. Меня Мелани привела.

— Кто?

— Мелани! Твоя сестра. Хотя ты ее Аней называешь.

Твою мать! Он чокнутый. Я впустила домой сумасшедшего. Просто класс!

— Слушай, вали отсюда! У меня горе и я не позволю, какому-то незнакомцу издеваться над этим!

— Не веришь мне? А твоя сестра сразу поверила. Я собственно пришел за ней.

Он неожиданно кидается в мою спальню, будто знает куда идти, и исчезает там.

— Эй! Ты обкуренный что ли? Куда пошел! Я тебе сейчас шею сверну!

Я спешу за ним, но парень выходит из комнаты, держа уже в руке этот проклятый эмалированный горшок с прахом Ани. Гнев вспыхивает моментально и я уже ору в голос, взрывая электрические заряды в воздухе из-за неконтролируемой магии:

— Положи на место, придурок! Сейчас же! Слышишь?

— Не ори! Ты сейчас свою сестру огорчаешь.

— Что? — Я вцепляюсь в его руку и со всей силы тяну урну на себя, между моей рукой и его проносится болезненный электро-разряд.

— Ай! — Он, шипя, пихает мне в руки урну и злобно выговаривает, тыча в меня пальцем: — Если мне не веришь, то поверь своей сестре! Я пришел вернуть ее и без нее не уйду!

— Ага! Ты еще скажи, что тебя зовут Иисус Христос и это твое второе пришествие.

Парень окончательно доходит до точки своего кипения и срывается на крик, страшно нависнув надо мной, что невольно пугаюсь и затихаю перед ним.

— Ты ведьма или кто? Включай свои способности, Химера! Ну почему смертные бывают более способны, чем Инициированные! И ты еще свою сестру глупостью обзывала?! Да ты сама дура!

Он стоит, злится и смотрит на меня. Я же наоборот прихожу в себя от его крика:

— И что я должна включить?

— Смотри вглубь вещей! В мир сущностей, а не на реальный.

Я, как дура, озираюсь по сторонам. Всё так же, как и было: вон диван с пятном от кофе, вот куртка Кевина, вот дверь в комнату Ани, а вот я — посреди теперь уже бесхозных вещей напротив сумасшедшего парня, который пытается выкрасть урну с прахом моей сестры и уверяет, что может вернуть её. Я впяливаюсь скептическим взглядом в этого Дэррила. Поняв, что он меня не убедил, тяжело вздыхает.