Отражение

— Если только раб не посягнет на жизнь господина, — так же медленно, чеканя каждое слово, произнесла Нанэ. — К тому же, за меня больше некому заступиться. Кроме него, у меня нет верных слуг.

Язык Нанэ так и чесался предложить распорядителю отведать отравленных лепешек, но она сдержалась. В памяти всплыл образ Гирда с пустыми глазницами. Она непременно выяснит, кто тот незнакомец. И отдаст ему всё, лишь бы отомстить врагам.

Через несколько дней Нанэ выделили новую служанку — чернокожую Таслами. Высокая, с полными грудями и бедрами, с большими карими глазами, окаймленными пышными коровьими ресницами. Она была чуть старше самой Нанэ, однако выглядела не как юная девушка, а как опытная зрелая женщина. Во взгляде Таслами плескалась печаль, даже когда она улыбалась.

От Цэнь новая служанка отличалась, словно вино от воды. Она выполняла поручения и приказы в точности и без промедления. Не гнушалась и не боялась ухаживать за гепардом, отстаивала для Нанэ очередь в купальню, ложилась на ночь у порога, рассказывала всё, что интересовало хозяйку. Кроме того, Таслами пробовала ее еду. Сама Нанэ не просила служанку о подобной услуге и удивилась, когда впервые обнаружила надкусанные лепешки на подносе с завтраком.

— Зачем ты это сделала? — Нанэ сразу же набросилась на невольницу.

— Это обязанность всех рабынь, служащих наложницам господина, — спокойно ответила Таслами, сложив руки на груди. — Если госпоже неприятно, то Лами не будет делать так впредь.

Нанэ больше не сказала ни слова, но с этого момента доверяла рабыне не меньше, чем Урсонури. Она всегда делилась с Таслами фруктами и перепадавшими на ее долю сладостями — рацион слуг был настолько скуден, что подобным они могли полакомиться разве что во сне. Невольница всегда благодарила Нанэ и неизменно шутила, что на таких харчах она станет еще необъятнее и перестанет проходить через дверь. На самом же деле рабыня была лишь чуть толще самой хозяйки, и только пышные формы создавали иллюзию полноты.

Каждый вечер Таслами рассказывала Нанэ легенды и сказания своего народа. Всё, что помнила. В рабство она попала в возрасте семи весен и хоть и успела смириться с этим, всё равно мечтала рано или поздно сбежать.

— Когда-нибудь, когда толку от меня в гареме не станет, я выйду за ворота и попробую добраться до родных берегов, — шептала Таслами, чтобы не привлечь к разговору недобрых людей и духов. — Ты, верно, не знаешь, что как только боги покрывают волосы женщины белым покровом, ее продают другим хозяевам. А кто позарится на старуху? Таких берут только на черные работы, чтобы не жалко было.

— Если можешь сделать это сейчас, почему не сбежишь? — удивленно поднимала брови Нанэ.

— Зачем же сейчас? Разве мне плохо живется? В моей деревне не каждый день доставался кусок пищи мужчинам, что уж говорить про женщин и детей, — вздыхала служанка.

— Отчего тогда ты хочешь именно туда?

— А куда ж еще? Умирать надо на родной земле…

Обе онизадумались. Нанэ вспомнила свой край, где среди густых лесов прятались небольшие деревушки. Землянки с соломенными крышами, птицы, щебетавшие в свитых под крышей гнездах, запах листвы и ласковое солнце, проглядывавшее сквозь нее. Слезы помимо воли потекли по щекам. Она смахнула их и посмотрела на Таслами. Та тоже тихонько всхлипывала, отрешенно глядя вдаль.

— Какова она, твоя родина? — спугнула Нанэ видение служанки.

— Не стоит об этом, госпожа. И вообще, разговоры рабов о свободе не доводят до добра.

Напоминание про то, что Нанэ тоже невольница, отозвалось острой болью. Огонь отмщения вновь разгорелся в сердце, порабощая волю и мысли.

— А знаешь ли ты что-нибудь про местных духов?

— Конечно, госпожа. Иногда мне кажется, что я ведаю про них больше, чем про своих собственных.

— Тогда ты знаешь, кто может обернуться волком.

Таслами сотворила знак, отпугивающий злых духов.

— Можно ли на ночь говорить про это? — испуганно прошептала она. — Лучше я расскажу об этом завтра, при свете солнца, если госпожа все-таки пожелает узнать о них.

Нанэ распирало любопытство, но она согласилась отложить беседу до утра. Всю ночь ей снилась стая волков, мчавшаяся по пятам. Она в страхе проснулась с первыми лучами солнца и потом боролась с желанием разбудить сладко посапывавшую в дверном проеме Таслами.

Весь день Нанэ ходила за служанкой по пятам и допытывалась про волков. По крупицам Таслами рассказывала хозяйке про злых духов дэвов, их повелителя — Ангро-Майнью и воплощение тьмы — Ахримана, каждый раз надеясь, что больше расспросов не последует. Но любопытству Нанэ не было предела. Больше всего ее интересовало, когда и почему злые духи появляются на пути простых смертных.

— Не следует думать об этом, госпожа, — устало отмахивалась Таслами. Но под уговорами Нанэ, подобным каплям, падающим на темя, продолжила рассказ. — Говорят некоторые души попадают после смерти туда, где властвуют дэвы. К счастью, не все. Только те, кто при жизни творил три вещи.

Хозяйка непонимающе сдвинула брови. Служанка со вздохом продолжила.

— Это злая мысль, злое слово и злое дело. Одно следует за другим и смешивается, превращая душу в кусок черного угля. Остерегайся этой троицы. И если уличишь себя в чем-то из них, тут же старайся исправить содеянное добрыми поступками.

— Ты веришь во всё это? — вдруг спросила Нанэ, сверля рабыню горящими глазами.

— Я верю в богов моей родины, но они не говорят, что кроме них нет никого в небесах и под землей. Всегда стоит быть начеку и уважать чужих духов. Тем более, что сейчас моя родина далеко. Неизвестно, смогут ли боги, которым я поклоняюсь каждое утро и перед сном, уберечь меня от местных духов.

На этом все разговоры про дэвов закончились. Нанэ услышала то, что хотела и теперь размышляла, как вновь привлечь внимание дэва. В том, что тогда именно подобный злой дух приходил к ней, сомнений не осталось. Таслами же решила, что испуг лишил Нанэ любопытства, и несказанно обрадовалась. По своей воле служанка никогда не стала бы рассказывать про слуг Ахримана.

Глава 29

А через несколько дней Нанэ лишилась преданной служанки. Ночью кто-то перерезал ей горло. Утром Урсонури оповестил хозяйку о свершившемся вероломстве протяжным рыком. Ночной убийца оказался настолько бесшумен, что даже дикий зверь не учуял его.

Для Нанэ потеря Таслами стала последней каплей, переполнившей океан ненависти. Служанка пробыла при ней не больше двух месяцев, однако Нанэ успела прикипеть сердцем к простой и добродушной невольнице. Наверное, это — единственный человек, которого она полюбила во дворце. Прежде, чем тело Таслами унесли за дворцовые ворота, Нанэ попросила стражников вырезать и отдать сердце служанки ей. Воины удивились, но волю наложницы исполнили. Она закопала его в саду, веря, что так душа Таслами непременно попадет на небеса.

От новой служанки Нанэ отказалась — зачем, если она и сама может сходить на кухню? На ночь же она стала выпускать Урсонури, заранее предупредив об этом Кроноха. Он лишь скрипнул зубами, но слова поперек не сказал. После этого безмолвного одобрения гепард каждый вечер устраивался в дверном проеме, перекрывая телом проход в комнату. Отныне никто не осмеливался войти в покои без разрешения Нанэ.

Она же стала одержима идеей любыми силами и средствами вызвать дэва. И как другие пытались достичь духовного совершенства, погружаясь в молитвы и совершая добрые дела, так она направила все духовное стремление тем самым трем вещам, которых советовала остерегаться таслами. Нанэ засыпала и просыпалась с мыслями о расправе над врагами. Даже во сне видения жутких картин расправы над мучителями не оставляли ее. Проклятья стали ее молитвами, а ненависть — постоянным спутником.

Бродить по ночам Нанэ не перестала, но теперь она брала с собой гепарда. Они с Урсонури двумя бледными бесшумными тенями бродили по саду, окутанному в пелену сумрака, и наслаждались луной. Такой обманчивой и свободной. Пелена сна, окутавшая двор, дикие звери, томившиеся в клетках, журчанье фонтана. Всёэто нравилось Нанэ, погружая в атмосферу безлюдности и уединения. Но что есть дворец, по сравнению с красотой, величием и безмятежностью небес?