Отражение

Полночи я пролежала в полузабытьи — не спала, но и ничего не понимала и не видела, а под утро снова ощутила звериные рассудки — вернулись мои серые друзья. И не с пустыми руками, вернее — зубами. Они принесли еды: черствые корки, рыбная кость, и финики — недозрелые, но такие сладкие! Показалось, что я никогда не ела ничего вкуснее! А крысы продолжали затаскивать в мою тюрьму всё новые раздобытые припасы. Сколько же они постарались, чтобы не оставить меня в беде! Кое-как утолив голод, я перегладила каждую. Я даже стала опасаться, что в порыве благодарности примусь их целовать. Такого я бы не выдержала даже во сне. К счастью, этого не случилось.

Моя крысиная идиллия длилась недолго. К обеду снова пришел Харим, но заходить не стла — так и сопел у дверей. Крысы злобно зацвихали, ощетинились, они готовы была защищать меня, пока живы. Но время шло, а ко мне никто не решался зайти. Мои питомцы еще ярились, но без видимого врага их злость быстро улетучилась. Она уступила место чему-то, что я не сразу поняла. Настороженно водя носами, крысы помчались к прорытой норе. Я закричала им на непонятном даже для себя самой языке, но было поздно. Они уже скрылись из виду, и, судя по злобному писку — попали в ловушку. Я рванула на помощь, но так и повалилась на пол, воя от боли.

Харим меня не истомил, совсем скоро, он снова распахнул двери. По ту сторону дверного проема он стоял не один, а с двумя рабами, это я поняла по клеймам на лбах. Один из них тыкал палкой в метавшихся по клетке крыс. Они извивались, шипели и бросались на прутья, но выбраться не могли. Их куцые рассудки кричали от обиды и злости, а когда раб ловко попадал в одну из них — и от боли. Я дергалась, выла сильнее, но чем могла помочь?!

— Перестань! — заорала наконец на ломанном языке. На ломанном, потому что говорить так, как Харим, я умела плохо. Понимала хорошо, а вот говорила из рук вон.

— Значит, понимаешь, — довольно огладив сальную бороду, проскрипел он. — Имя!

Я скрипнула зубами.

— Имя!

Снова тык палкой и новая волна крысиной боли.

— Нанэ, — выдохнула с ненавистью.

— Вот и отлично. Сейчас ты идешь с нами — и без колдовских штучек! Будешь паинькой, и мы их отпустим. Нет — тебя поколотят, а их при тебе порежут на куски. Поняла, тварь?!

Он подошел и ткнул меня в бок ногой. Больно не было, я уже ничего не соображала и ничего не чувствовала. Только слезы душили — сил не осталось даже вытолкать их из глаз.

— Будешь делать, что я скажу…

Харим что-то еще говорил, но его образ расплылся у меня перед глазами и растаял. Я облегченно вздохнула и проснулась.

Глава 10

В отличие от бедняги Нанэ, я, похоже, поплакала вволю — подушка красовалась мокрыми пятнами. Аркаши рядом не оказалось. Мама, судя по аппетитным запахам, манившим на кухню, тоже встала и теперь готовила на завтрак что-то особенное. Я немного полежала, приводя мысли в порядок. В голове начинали постукивать крохотные молоточки, тело ныло и зудело, словно всю ночь и впрямь провела в заточении, а не в постели. Я оделась и отправилась в ванную. Но даже прохладный душ не принес ожидаемого облегчения. Наоборот, молоточки превратились в иглы и принялись нещадно впиваться в мозг.

Беспомощно потирая виски, я направилась на кухню, куда манил аромат домашних блинчиков, только-только снятых со сковороды. Как же я удивилась, увидев у плиты Кешу, с завязками маминого любимого цветастого фартука на талии. Мама же сидела за столом с кружкой кофе и одобрительно кивала каждый раз, когда будущий зять переворачивал блин.

— Доброе утро! — хором сказали они, заметив меня в дверном проеме.

— Привет, — улыбнулась я и пошутила. — Спелись уже!

— Ты не представляешь, какой у тебя Кеша молодец!

Услышать от мамы подобные похвалы, да еще в присутствии того, в чей адрес они предназначены, дорогого стоило. По сути это было сродни благословению. На душе потеплело. Аркаша подмигнул и ловко приземлил блин на вершину стопки таких же — кружевных и тонких, занявших плоскую большую тарелку.

— Чай будешь? — спросил он, наливая тесто на горячую сковороду.

— Ага.

Я присела за стол и плеснула себе в чашку душистый травяной напиток. С каждым глотком головная боль отступала всё дальше.

Мама подперла щеку рукой и тихонько вздохнула.

— Кеша и с утра уже и листья в яму сгреб, и сучья ветки спилил, и завтрак состряпал — объедение просто! Да ты кушай, вон, исхудала совсем.

Она заботливо подвинула мне тарелку с блинами и блюдце с вареньем.

— Скажешь тоже! — я обмакнула в него блинчик. Вкус у них и впрямь был изумительный!

Хотя доля правды в ее словах определенно была: вчерашний наряд сегодня чудесным образом стал мне велик. Совсем немножко, но всё равно ощутимо. Это при том, что никакие ухищрения ради этого я не предпринимала! Списав успех на отказ от лифта, чая на работе, а также на мамины травяные сборы, я без зазрения совести взяла еще один блинчик.

Тем временем Аркаша покончил с готовкой и тоже устроился за столом с чашкой чая и банкой сметаны.

— Ну как? — спросил он, активно пережевывая. Я чувствовала, что ему очень хочется услышать похвалы именно от меня.

— Так себе. — Я нарочно сморщила нос и сделала вид, что кушанье посредственное, отчего Кеша сразу сник, но тут же улыбнулась и добавила. — Очень вкусно!

— Да, не каждый мужчина будет у плиты стоять, — задумчиво произнесла мама.

Уверена, что сейчас она вспоминала отца. Взгляд туманный, полный грусти, устремленный в никуда. Я положила ей руку на сложенные вместе ладони. Мама все с той же грустью улыбнулась и перевела взгляд на нас с Кешей. От вчерашней неприязни не осталось и следа.

— Вы со свадьбой-то не затягивайте, — назидательно сказала она. — И с внуками тоже. А то ведь могу и не дождаться.

— Мамусь, да мы вообще еще… — начала было я, чуть не поперхнувшись.

— Конечно, Анна Михайловна, — перебил меня Аркаша. — Ты уж извини, Викуня, но я тебя не дождался и уже попросил у мамы твою руку.

Он был непривычно серьезен и тверд. Куда только делась его застенчивость в этот момент? Даже не запнулся ни разу.

— Без меня меня женили.

Я надулась.

— А ты не согласна?! — удивленно воскликнули мама и Кеша.

— Согласна, — пришлось сразу признаться, несмотря на то, что возникло желание заставить любимого понервничать. Но мамин суровый взгляд остановил меня. Только вчера я была готова броситься грудью на амбразуру, заступаясь за свою любовь. После этого стыдно было даже подумать над предложением руки и сердца, не то, что отказаться.

— Мы же вроде говорили об этом уже… — растерянно проговорил Кеша, пытаясь поймать мой взгляд.

— Это когда же?

— В электричке, — решительность его таяла на глазах.

— А! Так это предложение было?

Теперь мне самой стало неловко. Я-то знала про его стеснительность на людях. Более того, уже привыкла к ней. Что же сейчас творила? Аркаша уже и сам не рад был, что завел разговор с мамой без моего согласия. Надо было что-то срочно делать, пока он не начал извиняться.

— Да шучу я! Конечно согласна и рада, что вы без меня поговорили по душам.

— Поговорили, — мама подарила Кеше ласковую улыбку. — Хороший мальчик, не жалко тебя ему отдавать. Не пропадешь за ним. Твой отец такой же был…

Мамины глаза подернулись грустью. У меня самой к горлу подступили слезы. Каково это — потерять любимого мужчину так рано? Внутри всё похолодело от мысли, что нечто подобное могло случиться и с Кешей. Быстренько смахнула тревогу, я подошла к маме и обняла ее.

— Давайте лучше после завтрака погуляем на улице, погода вроде наладилась, солнышко светит, ветра нет, — попыталась увести тему разговора в другое русло.

Кеша тут же меня поддержал. Оды в его честь были ему приятны, но чувствовал он себя при этом некомфортно.

Беседа плавно перешла на пространные темы, под которые мы и покончили с завтраком. А потом отправились вдвоем с Кешей гулять на свежем воздухе. Мама осталась дома, сославшись на давление. Я догадывалась, что на самом деле она не хочет лишний раз стеснять Аркашу, но возражать не стала.