Опрометчивые желания

— Это твоя комната, Мари, — сдержанно улыбнувшись, будто для приличия, сказал мистер Энтони.

Спорить она не стала. Молча прошла внутрь, слыша, как сзади захлопывается и закрывается дверь. Конечно же, ключи от комнаты выкупной прислуги отдаются господину. Впрочем, это уже стало привычным и не вызывало противоречий, как прежде. Полгода… Всего полгода жизни в неволе — и Мари сама удивлялась, насколько стала послушной и сдержанной.

Прекратив всякие размышления, она огляделась. Номер оказался прост, но уютен: нежно-бежевого цвета стены, кремовые занавески, накрытая шерстяным пледом кровать, стул и круглый небольшой стол. Мари прошла внутрь, поставила на пол корзинку и принялась разбирать вещи. В дверь постучали, после чего послышался щелчок открывающегося замка. Через мгновение на пороге стоял мистер Джортан. Задумчивый, даже грустный, он застыл в проеме, разглядывая Мари с прижатым к груди голубым платьем — самым красивым, что у нее было. В сердце словно кольнули иголкой.

— Мари, мне нужно отъехать по делам. Прошу тебя остаться, — но тут же, посмотрев на ключи в руках, добавил, — вернее, я запру тебя, чтобы не случилось беды. Но прежде, я бы хотел поговорить с тобой.

— Конечно, господин.

Мари отложила платье в сторону и сложила руки на животе, давая понять, что готова слушать. Господин Энтони подошел ближе, заглядывая ей в глаза, будто искал в них что-то, но тут же отвернулся и отошел к окну.

— Мне нужно узнать одну вещь, которую я услышал о тебе тогда, — он замялся, — на аукционе.

Мари показалось, что душа покидает ее. Призрак торгов навис над головой, словно хищный ворон, и она не знала, где можно спрятаться от него. Господин повернулся и поспешил к ней, поддерживая за плечи.

— Не надо так бледнеть, Мари, не надо. Я всего лишь хотел спросить — правда ли, что ты умеешь исполнять желания?

Самообладание вернулось, едва Мари ощутила тепло его рук. Но теперь уже пришлось прятать румянец, горевший на щеках.

— Я говорила вам, господин. Это всего лишь сказка. Я придумала ее, чтобы меня продали подороже.

— Я помню, но… Поговаривают, что мистер Шорти, после твоей продажи добился, чего хотел.

— Разве? — сердце Мари ухнулось в пятки. Она боялась рассказать правду. Знала, что не сможет соврать, если он вот так будет смотреть в лицо, но боялась открыться.

— Да. Спустя месяц его цветущая супруга скончалась от холеры, и он смог жениться на служанке. Говорят, он просил тебя об этом.

— Возможно… Я не помню. — Она попыталась отвернуться, но мистер Энтони держал ее крепче, чем казалось.

— Поговаривают также, что теперь он и сам не рад, ведь новоиспеченная миссис Шорти полна дурных манер и по старой привычке спит с поваром…

Договорить он не успел, Мари вырвалась и метнулась к двери. Она ощущала себя загнанным зверем, диким, но безобидным, по чужой прихоти попавшим в клетку. Некуда бежать, нет сил противиться, но правда обжигает. Она знала — никто не верил. И мистер Джортан не станет исключением. Но если он попросит о чем-то… Мари не сможет отказать. Вот только как быть потом, если его желание окажется таким же пустым, как и ее?

— Прости меня, Мари, — похоже, господин понял все иначе. — Я не должен был при тебе говорить такие вещи, выливать эту грязь… Прости! Ты недостойна слушать подобные сплетни!

Он подошел к ней и сделал то, чего Мари никогда бы не ждала: встал на колени и обнял ее ноги, целуя край дорожного платья.

— Прости, Мари! — шептал господин Энтони, все сильнее прижимаясь к ее ногам.

И Мари не знала, что делать. Внутри ее разрасталось что-то огромное, чего прежде никогда не находилось там, оно жгло, будоражило, томило и пугало. Почувствовала, как взмокла макушка под строгим пучком волос, и трясутся руки. Прислушалась к сердцу, но поняла, что его больше нет — оно растаяло от горячих прикосновений и испарилось.

Тем временем, мистер Джортан стал подниматься, не отстраняясь от нее ни на шаг. Он достиг коленей, потом — поднялся к груди. Мари показалось, что плотно скроенный лиф стал тесным, ей не хватало воздуха, и вместе с тем все тело стало ватным, словно чужим, не давая возможности пошевелиться. Господин прижался еще крепче, обнял ладонями ее лицо, прикоснулся губами к щеке… Мари сдавленно выдохнула, не в силах отвернуться, ловя в себе ответное желание прижаться к этому мужчине.

Но, похоже, что это отрезвило мистера Джортана. Он тут же отпрянул, сжав губы и обхватив себя руками, и снова отошел к окну. В комнате повисло молчание. Тягостное, протяжное. Мари сглотнула, ощущая, как по щекам потекли слезы. Только сейчас она поняла, от чего ее избавило провидение. Душу заполнила горечь. Почему она так ничтожна, что даже постоять за свою честь не сумела должным образом?!

— Прости меня, Мари, — сухо произнес господин Энтони, нарушив тишину. — Такого больше не повториться. Я поступил, как безвольная тряпка! Это непростительно, но я все равно прошу, чтобы ты не держала на меня зла.

Он так и не повернулся. Возможно, принял молчание за ответ.

— Что ж. Ты ответила. Больше не стану тебя мучить. Хочешь, я попрошу принести тебе чая?

На этот раз он оглянулся, но все равно избегал смотреть ей в глаза.

— Нет, — выдавила Мари, глотая слезы. Она чувствовала себя гнусно, не переставая корить за слабость. Его прикосновения все еще горели на теле адским пламенем, а в груди бешено клокотало сердце.

— Тогда я запру тебя. Надеюсь, к ужину покончу с делами.

Мистер Джортан решительно направился к двери, отодвинул Мари, словно деревянный истукан, и вышел. Она осталась одна слушать, как стучат по коридору его сапоги и унимать дрожь и слезы раскаяния.

Глава 5

Энтони неспешно спускался по ступеням, держась за перила и борясь с желанием бежать прочь сломя голову. Как он мог! Дать волю чувствам, желаниям… и рукам. Тем более теперь, когда показалось, что Мари стала относиться к нему, как к доброму другу… Энтони остановился, оторвал руку от перил и сжал кулаки, сдерживаясь, чтобы не ударить в стену. Мари! Как же она прекрасна! И как легко потерять голову, находясь с нею наедине. До сих пор он мог контролировать себя, но сейчас, когда предмет мечтаний оказался так близко…

Боже! Ее запах, большие наивные глаза, ямочка над верхней губой и стыдливый румянец, вспыхивающий, едва он прикасался к ней… Энтони нахмурился — надо отвлечься, занять мысли чем-то другим. Иначе силы покинут, и он помчится обратно — снова просить прощения. И неизвестно, чем кончится всё на этот раз.

Глубоко выдохнув, Энтони преодолел оставшиеся ступеньки и, оказавшись в холле, наткнулся взглядом на минувшего кучера. Тот стоял у дверей, перебирая в руках хлыст.

— Ты еще здесь? — удивленно произнес Энтони, мысленно сосредотачиваясь на деле, ради которого он и приехал в Лондон. — Это провидение! Мне как раз надо отъехать по делам.

— Простите, господин, но вы обещали мне монету за багаж, — извиняющимся тоном ответил возница, переминаясь с ноги на ногу.

— Ах, да! Видите, все-таки это провидение, — вымученно улыбнувшись, сказал Энтони. Перед глазами все еще стояло взволнованное лицо Мари. — Обычно, я помню свои обещания.

Достав из кармана шиллинг, он протянул его вознице.

— Я выйду через минуту.

Тот принял деньги и, поклонившись, направился к выходу. Энтони остался наедине с протиравшим рамы картин портье. Он взобрался на стол, укрытый газетами, и тихонько бормотал что-то под нос, аккуратно работая куском чистой марли. Правда, после прикосновения с обрамлением полотен, тряпица приобретала серые полосы. Похоже, тут не часто прибирали, либо хозяин гостиницы затеял привести все в порядок исключительно ради новых посетителей.

— Простите, но я не успел представиться, — отвлекая его от уборки, произнес Энтони.

Портье повернулся, все так же нависая над картиной, на которой простирались бесконечные золотисто-зеленые луга под ярким солнцем. Про себя Энтони отметил, что полотно весьма недурно написано: четкие и вместе с тем плавные мазки, колоритные оттенки. Издалека колосья и впрямь выглядели живыми, слегка склоненными под силой ветра.