Опрометчивые желания

— Королева Виктория, — зашуршали сотни голосов, волной пробираясь к рядам аристократов. И те завертели головами, словно можно было без труда разглядеть человека в гуще толпы. У Виктории перехватило дыхание, ладони вспотели, казалось — еще немного, и она упадет на липкий холодный камень площади.

— Чем не лучший момент, чтобы расправиться с монархией, — с придыханием послышался голос Генри у самого уха. — Смотри — сейчас он упивается властью, а через добрых полчаса будет лежать с пулей в сердце.

Если до этих слов Виктория пошла бы за ним куда угодно и всё стерпела, то сейчас ее естество взбунтовалось. Но мягко — вспыхнуло желанием переубедить.

— Но зачем убивать? Мы не станем убивать, Генри, — зашептала она в ответ, обхватывая его за шею. — Генри… Я беременна… Это наш с тобой ребенок, слышишь? Я рожу наследника трона и стану королевой и тогда…

— Это хорошо, что ты сама призналась, — перебил он, плотнее прижимая ее к себе. Вот только объятия эти показались железные оковами, выдавили воздух из легких. Виктория беспомощно обвисла, чувствуя, как сознание покидает ее. — Я, конечно, тоже виноват — поддался соблазну, но теперь мне будет легче сделать это. Да и мои люди не пожалеют никого, когда узнают, что король Джейкоб убил тебя с ребенком под сердцем. — И добавил, словно заметил безмолвное «почему» в ее подергивающихся беспамятством глазах: — Прости, но я боролся со всей монархией, а не только с братьями Винздор…

Последние слова Виктория еле ухватила, обмякая в его руках. «Всё зря…» — вспыхнуло в мозгу уже на грани сознания, рука дернулась к животу — попрощаться с долгожданным и так нелепо загубленным малышом.

Но тут кто-то дернул ее в сторону, перекинул через плечо, давая возможность наблюдать, как Генри скукожился, хватаясь за окровавленную щеку. Только отдышавшись она узнала широкую спину Освальда, поискала глазами Фредди — но его нигде не было. Меж тем толпа всполошилась, заколыхалась, подалась вперед. «Долой горбуна Джейкоба! В Темзу проклятых Винздоров!» — раздалось над головами, унеслось в небеса, отзываясь вороньим карканьем. Еще немного — и воздух прорезали выстрелы, лязг, крики боли и злобы. Виктория обвисла на плече Освальда, уносившего ее только в одному ему известное место, и ловила себя на том, что и не хочет знать куда. Внутри стало темно и пусто, словно кто-то задул душу…

Эпилог

Первая капель наполнила улицы птичьими трелями, а воздух — весенней свежестью. Мальчишки в легких клеёнчатых куртках, еще недавно не жалевшие сил, чтобы побыстрее добежать от дома до работы, с гуканьем гоняли ворон, гревшихся у заводских труб. Один из них куском льда ловко попал птице в голову и торжествующе загоготал. Виктория отвернулась, не хотелось наблюдать, как меткий стрелок довольно теребит добычу за крылья. Вспомнилось, как такая же ватага ребятни забрасывала камнями механического констебля. Наверное, он был один из немногих кто еще оставался на улицах Лондона. Может даже, повинуясь заложенной создателем программе, патрулировал их, пока не свалился. Черные пятна гнили на лице и руках, тщетные попытки подняться или уползти куда-нибудь подальше от разгоряченной толпы десятилетних сорванцов. До сих пор по ночам Виктории снились его глаза: удивленно обиженные, похожие на собачьи, когда вдруг хозяин ни с того ни с сего ухватил палку и принялся дубасить пса, накрепко привязанного к ограде…

— Королева?

Виктория вздрогнула — до сих пор голос особого поверенного Освальда вызывал оторопь. Хотя, внешне он совершенно изменился — чистый, гладко выбритый, в накрахмаленной рубашке и в черном костюме.

— Пора? — спросила она и обмерла, чувствуя, как немеют пальцы.

— Всё готово, Ваше Величество, — Освальд склонил голову, беря Викторию под локоть. — Я провожу вас по коридору, но дальше придется идти самой.

— Спасибо, — медленно проговорила она, леденея нутром. Ноги не слушались, если бы не поверенный — она упала бы у порога, не в силах переступить. — Надо идти… — шептала, словно хотела уговорить саму себя.

Квадратная площадка в замкнутом дворе Тауэра, сыпавшаяся с неба мелкая морось, пожиравшая остатки снега. Всё серое, грязное, бездушное… Виктория глотнула воздуха, собираясь с духом. Интересное положение уже давало знать о себе, распирая приталенное платье и редингот на животе. Положив на него руку и еще раз глубоко вздохнув, Виктория ступила на смотровой балкон.

— Генри Трейтор, за покушение на жизнь королевы и мятежи вы приговорены к смертной казни через повешение. Перед лицом Бога и королевы, — чеканил инспектор тайной канцелярии, перебирая бумажные листы в черной папке, — разрешается сказать последнее слово.

Генри щерился, утирая рваным рукавом щеку с запекшейся кровью, и молчал. Когда его подвели к эшафоту, накинули петлю на шею, Виктория прикусила губу, вцепилась ногтями в перила балкона. И в тот самый миг он посмотрел в ее сторону. «Ты еще можешь все остановить», — читалось во взгляде, но это лишь показалось, вслух он так и не произнес ни слова.

— Ваше время истекло, — сухо подытожил инспектор и нажал на рычаг. Люк под ногами Генри распахнулся, он сам задергался, надсадно хрипя и пытаясь ухватиться за петлю на шее… В животе у Виктории впервые толкнулся младенец…

Низкое серое небо с размытым пятном солнца и ветер, со свистом трепавший флаги на мачтах площадки для дирижаблей напомнили Мари день, когда она вернулась в Лондон вместе с Энтони. Только теперь она не боялась «летающих огурцов», да и на платформе их было трое — в сопровождение набился Алрой, отшучиваясь, что даже в таком простом деле их грешно оставить без присмотра. Мари догадывалась, что истинная причина в другом, но запрещала себе думать об этом.

— Я слышал, ты нашла всех своих братьев и сестер… — кашлянув, начал Алрой, как только Энтони отошел к табло с расписанием прибытия.

— Да, но забрать удалось не всех. Крошку Молли удочерили, как только она попала в приют. Теперь у нее замечательная семья, и я не стала отрывать ее от людей, которых она без всякой фальши называет мамой и папой.

Алрой закивал, протянул руку, но так и не коснулся ее ладони.

— Я хотел сказать о том, что вас непременно обрадует, но о чем вы, разумеется, еще не знаете. Этот указ подписан в моем личном присутствии сегодня утром и еще не оглашен на площадях, да и газетчики разве что только в эту минуту кропают статейки на эту тему. Новоиспеченная королева Виктория отменила выкупную систему. Представьте, все люди теперь свободны, равны и имеют право избирать своих представителей в нижнюю палату.

Мари улыбнулась, вспоминая гордую осанку и напускную строгость бывшей хозяйки.

— Хочет доказать, что лучше братьев…

— Не думаю. Скорее — раздает старые долги.

Еще раз болезненно кашлянув, он взял руку Мари в свои, легонько сжал, отводя глаза.

— Мари, твое предложение еще в силе? — Алрой дождался кивка и задал новый вопрос. — Скажи, а мог бы я пожелать, чтобы ты осталась со мной?

Правильные слова не сразу нашлись в закромах рассудка. Сердце тоскливо ёкнуло, закопошилось в груди тягуче, мучительно, а Мари все никак не могла убедить его, что всё делает правильно.

— Вы же знаете — за свои желания надо платить, — произнесла она, наконец. Сказала — и внутри словно лопнул пузырь желчи, выжигая душу. — Мне очень жаль, сэр Алрой, но не только госпоже Виктории пришло время отдавать долги…

— А я ведь люблю тебя. — Показалось, в его голосе сквозило удивление, будто он сам только что открыл для себя эту правду. — Но теперь это не имеет значения, так ведь?

Мари не успела ответить — вернулся Энтони, бодро щебеча что-то вроде «всего пару минут». Алрой засуетился, мельком пожал другу руку, потом прижался лбом к ее ладони. Когда он ее отпустил — Мари показалось, что она уже летит высоко-высоко, настолько, что уже бессмысленно что-то кричать вслед. Глаза зачесались.

— Счастливо. Мари! И помните, вы должны мне одно желание! — махнув рукой, Алрой поспешил прочь с платформы.