Опрометчивые желания

Эти строки не потрясли, не сверкнули молнией, не заставили лоб покрыться испариной. Но теперь-то Виктория догадалась, кто протянул ей газету. Имя ему — провидение.

Глава 18

Тусклые солнечные лучи просачивались сквозь шторы, бросали полосы света на дубовый пол. Алрой безучастно уставился себе под ноги. Сознание еще не освободилось от заполнившего мозг расслабляющего тумана, отдававшего молотками в виски. Но даже перед одурманенным взором стояла только она — чужая глупая служанка. Праздные посиделки у камина с раскрытой книгой в руках, чай и покер в кругу заядлых игроков — все утратило смысл, обесценилось, словно в мире не стало больше ничего важнее и желаннее плавного нежного голоса Мари.

Вот и вчера, едва Алрой сделал пару затяжек, глотая вкусный яблочно-опиумный дым, показалось, что в комнату вошла она. Склонила голову, присела в реверансе, приподнимая подол приталенного голубого платья, а потом двинулась к нему, не нашедшему сил оторваться от вида ее голых щиколоток. Какая буря страсти и нетерпения охватила Алроя! Едва не опрокинув кальян, он рванул к ней, грубо схватил за плечи, притянул, жадно вдыхая аромат убранных в пучок волос. Запах пьянящий, обрывавший привязь прятавшегося внутри зверя. Алрой потерял контроль над собой и не сразу заметил, что Мари вела себя неподобающе — не противилась, не отталкивала его, чего, несомненно, хотелось: слёз, молений, взываний к совести. Но вместо этого она сама искала его губы, теребила завязки халата, не обращая внимания на то, что он задирает ей подол. И что самое удивительное — на Мари совершенно не было панталон!

Только тогда Алрой понял, что это обман. Опиум сыграл с ним злую шутку, выдавая желанное за реальность. Но руки отказывались верить мозгу и продолжали тянуться к заветному треугольнику волос, который порядочная женщина не показывает даже мужу. Алрой зажмурился, ощущая как нестерпимо щемит сердце, низ живота налился болезненным свинцом… Пальцы коснулись внутренней стороны бедра, такой теплой, нежной кожи, поднялись выше, оставляя на ней дорожки мурашек… Открыв глаза, Алрой застонал, прижал девушку так сильно, как только можно… А потом оттолкнул от себя, холодно наблюдая, как она падает на подвернувшийся за спиной табурет.

— Прочь! — не сдерживая злости, закричал Алрой, сжимая кулаки. — Прочь, шлюха, или я разнесу тебе голову!

Обманутый, воспаленный наркотиком рассудок кипел от ярости. Одурманенный, он не скрывал от себя страсти, вспыхнувшей два дня назад к Мари, не считал зазорным желать ее. И тем сильнее показалась обида — перед акулой потрясли куском окровавленного мяса и убрали, оставляя грызть края лодки. Будь он один — разнес бы обстановку кабинета вдребезги, но под руки так не вовремя попалась Кристин, спровоцировавшая обман. И Алрой уже не думал, что служанка не знала, кого он видит на ее месте — раздразненный внутренний зверь жаждал мести. Не получив плоти, он требовал крови.

Задыхаясь ненавистью, Алрой подскочил к Кристин, схватил ее за волосы и ударил коленом в живот, потом еще раз, отбросил на дверь, всматриваясь в искаженное болью лицо. Всхлипы и приглушенные вскрики только подзадоривали, умоляющий взгляд подливал масла в огонь. Алрой медленно приблизился, упиваясь страданиями жертвы, но тут в спину обдало холодом, словно кто-то открыл окно. Он резко обернулся, всматриваясь в задернутые шторы — никого.

«Сейчас эта шлюшка воспользуется заминкой и сбежит», — досадливо мелькнуло в голове.

Но Кристин все так же стояла у двери, прикрывая руками лицо. А рядом с ней, с живым интересом разглядывая сына, витал старик Шелди.

— И ты здесь? — произнес Алрой. Ярость отступала, тело становилось ватным, наполнялось болью вместо привычного ощущения полета.

Призрак не ответил, только перетек от двери к креслу, заметался над кальяном, будто хотел променять бестелесную вечность на хотя бы одну затяжку.

— Что тебе надо? Иди прочь! Ты не слышишь? Я больше не хочу тебя видеть!

За спиной раздался стон облегчения, а потом — скрип открываемой двери. Видимо, Кристин приняла слова хозяина на свой счет и поспешила сбежать, пока он не добрался до холодного оружия, висевшего на стенах. Дух отца рванул за ней, но не успел — дверь со стуком захлопнулась прямо у него перед носом. Алрой усмехнулся, до скрежета стискивая зубы. Он вернулся в кресло, запахнул полы халата и снова затянулся из фарфоровой трубки. Кровавые огни в глазницах отца сверлили его насквозь.

— Что? Злорадствуешь? — выпуская кольца дыма, проговорил Алрой. — Я другой, я не стану волочиться за всеми юбками подряд. И колотить своих девок больше не стану. Я не такой, как ты, слышишь?! Не такой!

Он говорил еще что-то, чего совершенно не запомнил. Мера опиума наполнилась, утащила в пределы бесконечности. Вот только это была совершенна иная бесконечность, чем та, к которой он привык. Нега и томление превратились в муки — прозябание в кромешном ничто, наполненном тьмой и тишиной.

Теперь проснувшись, Алрой ощутил ненависть к самому себе. Слабак. Смеясь над Джортаном, он сам стал слабаком, зависимым от женщины. Тоска по наивным глазам Мари, не лишенным дерзости, стройной фигуре, не искривленной тугим корсетом, нежному голосу заполнила его всего. Натужно выдохнув, он откинулся на спинку кресла.

— Я вас не узнаю, сэр Шелди-Стоун, — иронично произнес вслух. — Всего одна встреча…

— Я тоже тебя не узнаю.

Голос матери ворвался в кабинет столь неожиданно, что Алрой вскочил с места. Последний раз он подпрыгивал так в унтер-офицерской академии, когда дежурный стучал в пустое ведро, поднимая сонных курсантов по тревоге.

— Дорети, почему вы вошли без стука? — сухо спросил Алрой, возвращаясь на место. Неужели, мать пришла заступиться за избитую прислугу? С каких это пор она стала такой добропорядочной?

— Это мой дом и я имею право…

— Это мой дом, мама. — Внутри зашевелилась вчерашняя ярость. Терпеть попреки и спускать нравоучения он не собирался никому. Даже родной матери. — Не забывайтесь, женщинам в нем не принадлежит ничего. Разве что — старое фортепиано.

Леди Шелди-Стоун сцепила полные руки на груди. Одутлое лицо словно загородила туча: густые брови нахмурились, в глазах блеснули льдинки, губы сжались.

— Ты достойный сын своего отца, — произнесла она. И в ее голосе помстилось презрение.

— Вы твердили мне об этом больше пятнадцати лет, maman. Стоит ли опять об этом?

— Да, ты прав. Я имею к тебе другой разговор…

— Если ты про Кристин, то она сама виновата, — отворачиваясь и морщась, перебил Алрой. Он уже решил, что даст служанке шиллинг за неудобство, но от себя отдалит. Не хватало и впрямь убить ее в очередном припадке.

— Меня не волнует, с кем ты спишь в этом доме. Главное, чтобы это не выходило за его пределы, но и тут я уже смирилась. По крайней мере, о тебе ходят слухи как о соблазнителе аристократок, а не распутных горничных.

— Иной раз любая мисс даст фору служанке, — философски подметил он, но тут же оборвал сам себя. — Впрочем, перейдем к делу. Мне еще надо привести себя в порядок — сэр Пинчер приглашал в гости обсудить благотворительный вечер.

При упоминании про старикашку Лори мать просветлела лицом, на ее губах даже выступило подобие улыбки.

— Я рада, что ты наконец-то нашел приличную компанию, но не будем тянуть разговор. Я слышала, ты крайне нелицеприятно отзывался о мисс Мейси. Это правда?

— О! Алисия не зря угрожала мне местью. Похоже, она решила, что взывания матери доставят истинное мучение. Передай, что она ошиблась.

Алрой встал, давая понять, что не намерен больше беседовать на эту тему. Но миссис Дорети не сдвинулась с места.

— Ты не представляешь, насколько она влиятельна, сынок, — последнее слово было сказано даже с заботой. Алрой подивился: даже когда он был мальчишкой, мама им не интересовалась. И уже совсем редкий случай, когда она говорила вот так — ласково, искренне тревожась за сына. — Не стоило наступать ей на больную мозоль.