Страница 24 из 26
Писатель Виктор Астафьев пишет: «Мамочки мои! В каждом хозяйстве бетонированные дворы, своя колонка, кафельные печи, все прибрано, чисто, скот справный». Белый хлеб такой, какого солдаты и в мирное время не видели. Солдаты не желают питаться на армейских полевых кухнях. От свежего хлеба и от бекона просто сходят с ума. На жителей, у которых едят, орут: «У меня в колхозе баба с детьми с голода околевают, а вы тута белый хлеб жрете, буржуи проклятые?! Да зачем за вас кровь-то проливать, зачем вас освобождать-то? Это нас освобождать надо!» Слепое отчаяние вызывает грабеж и насилие. В русский язык входит слово «барахолить», подменяя собой военный термин «мародерствовать».
В агитации и пропаганде тема возмездия, мести – основная. Илья Эренбург пишет в статье «На Берлин»: «Будем вешать». Насилуют женщин любого возраста.
Много случаев, когда офицеров, препятствующих насилию, солдаты убивают. Некоторые офицеры от беспомощности кончают жизнь самоубийством. Об этих случаях говорят на заседании Военного совета 1-го Белорусского фронта в присутствии Жукова.
Командир артиллерийской батареи капитан Александр Солженицын арестован в феврале 45-го в Восточной Пруссии за критические высказывания в письмах по поводу полководческих способностей Сталина. Сидит в камере с тремя офицерами. Они рассказывают: «Выпили, вломились в баню, где были две девушки. Девушки успели ускакать. Но одна оказалась не чья-нибудь, а начальника контрразведки армии». «Да, – пишет Солженицын, – все мы хорошо знали: окажись девушки немки – их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие».
Будущий писатель Лев Копелев, в 45-м майор, арестован со следующей формулировкой: «Вы обвиняетесь в том, что в момент, когда наши войска вступили на территорию Германии, вы занялись спасением немцев, ослабляли моральный уровень наших войск, агитировали против мести и ненависти».
Лев Копелев пишет: «Я уверен, что негодяи, мародеры, насильники составляли ничтожное меньшинство, однако они произвели неизгладимое впечатление».
Несмотря на то что еще 19 января 1945 года Сталиным подписан приказ «О поведении на территории Германии», ситуация в феврале-марте выходит из-под контроля.
Приказ о поведении в Германии подписан и командующим 1-м Украинским фронтом Коневым. В приказе приводятся вопиющие случаи насилия и мародерства. Танки забиты барахлом настолько, что в случае внезапности не в состоянии вести боевые действия. Пьяный танковый экипаж открывает огонь по своим, уничтожает четыре орудийных расчета. Офицеры разъезжают в старинных экипажах в форме, но в цилиндрах и с дамскими зонтиками. В приказе Конева – длинный список разжалованных и отправленных в штрафные роты.
Волна бесчинств не подчиняется приказам. В войсках 1-го Белорусского фронта распространяется листовка за подписью Жукова, в которой маршал лично призывает солдат не жечь дома, не насиловать немецких женщин, не портить оборудование заводов и фабрик. Жуков в листовке намеренно называет все это привычным и опасным словом «вредительство». «Солдаты, – говорит Жуков, – смотрите, чтобы из-за подола немецкой девки вы не просмотрели того, за чем послала вас Родина!»
В воспоминаниях Жуков об этом не написал ни слова, да и не мог написать, даже если хотел. Вопрос о публикации жуковских мемуаров решался на самом верху. Давление на четырежды Героя Советского Союза маршала Жукова сильнейшее. Его он не выдерживает. В книге воспоминаний, о которой Жуков говорил, что «она для него – вопрос жизни», появляется анекдотическая, но обязательная история о его встрече с Брежневым в годы войны. Маршал Жуков, заместитель Верховного главнокомандующего, якобы хочет посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии полковником Леонидом Ильичом Брежневым и едет специально к нему, но не застает, потому что тот находится на Малой Земле, где идут тяжелейшие бои.
В 73-м году, за год до своей смерти, у Жукова будет разговор с Брежневым. Жуков попросит Брежнева похоронить его в земле. Брежнев пообещает. Но обещания своего Брежнев не выполнит. Жукова сожгут.
В 73-м при телефонном разговоре Жукова с Брежневым присутствовал Михаил Пилихин, человек, близкий Жукову в детстве и в старости, во время войны – его шофер.
Михаил Пилихин – двоюродный брат Жукова. Отец Михаила – дядя Жукова по линии матери – один из известнейших скорняков в дореволюционной Москве. Его мастерская была в Камергерском переулке рядом с Художественным театром. Его друзья – знаменитые Голованов и Нежданова. Они и отпевать его будут.
В своих воспоминаниях Жуков о семье дяди пишет чистую неправду. Пишет, что его дядя немилосердно обдирал богатых заказчиков. Что мастеров своих эксплуатировал беспощадно, что бил их сам и жена его била. Пишет, что нечеловечески они относились к малолетним. На самом деле дядя взял к себе Жукова из деревни на учение. Учил наравне с сыновьями, оставил у себя на работу. Он сделал из племянника отличного специалиста по меху, по дамским шубам, и тем самым к 1914 году обеспечил ему безбедную будущую жизнь. В мастерской 15-летнего Жукова называли Георгий Константинович. Двоюродный брат Жукова Михаил Пилихин простил ему клевету на своего отца. Говорил: «Такое время было. Поэтому он так и написал в автобиографии. Ему ведь надо было в партию вступать».
Наступление на Берлин начинается в ночь на 16 апреля. Жуков вспоминает: «Утром 16 апреля на всех участках фронта войска успешно продвигались вперед. Однако противник начал оказывать противодействие со стороны Зееловских высот».
В 15 часов 16 апреля Жуков позвонил Сталину и доложил о сопротивлении противника на Зееловских высотах. Сталин выслушал спокойно, сказал: «Вечером позвоните, как у вас сложатся дела».
Вечером Жуков говорит Сталину: «Раньше завтрашнего вечера Зееловские высоты взять не удастся». Жуков вспоминает: «На этот раз Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем». Сталин спрашивает: «Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете зееловский рубеж?» Жуков отвечает: «Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона будет прорвана». – «До свидания», – сухо сказал Сталин и положил трубку.
Зееловские высоты взяты к утру 18 апреля. Больше об этом рубеже в опубликованных воспоминаниях Жукова нет ничего.
На Зееловских высотах первой по минному полю отправлена пехота. За пехотой – танки. Первый день не приносит успехов, несмотря на невероятное упорство и жертвенность солдат. Фронт Жукова не в состоянии взять рубеж на пути к Берлину, в то время как все внимание Сталина в этой точке. Сталин в ночном разговоре с Жуковым говорит: «Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии на Берлин с юга». Сталин в этот момент думает о двух вещах. Первое: на окраинах германской столицы могут появиться американские части, а Берлин все еще не наш. И второе: столкнуть в битве за Берлин двух маршалов, Жукова и Конева, обострить до предела борьбу их честолюбий. И это Сталину удастся. Командующий 1-м Украинским фронтом Конев потом напишет:
«Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина.
Надо прямо сказать, что даже тогда, когда войска 1-го Украинского фронта вели бои в Берлине, это вызвало ярость Жукова».
На Зееловских высотах три дня подряд идут лобовые атаки. Здесь лежат 33 тысячи советских солдат. Вся Берлинская операция Жукова – это более 250 тысяч убитых. Среднесуточные потери в боях за Берлин самые высокие среди всех наступательных операций Второй мировой войны. Каждый день – 15 712 человек убитых. В битве под Москвой 10 910 убитых в день, под Сталинградом – 6392. В первую послевоенную неделю в России получат треть миллиона похоронок.
Войска Конева ворвались на южную окраину Берлина раньше, чем армия Жукова на восточную. Жуков в бешенстве. Когда подразделения 3-й танковой армии Рыбалко в составе Украинского фронта подходят к Рейхстагу, Жуков по ВЧ-связи кричит: «Зачем вы тут появились?»
28 апреля Сталин предписывает Коневу ограничить действия его армий югом и юго-западом Берлина. Центр города отдается Жукову. Рейхстаг берут войска 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта.