Страница 9 из 11
– Итак, полиция ничего не нашла, – пробурчал он.
Повсюду пустые и наполовину наполненные стаканы, даже один стоял на клавиатуре пианино. Я вообразил диалоги на повышенных тонах, которые звучали здесь постоянно. Крики и проклятия эхом проносились сквозь молчаливые стены дома. Только картины, как окна в мир прекрасного, где ничто не может нарушить спокойствие, умиротворяли интерьер. Салон в этот вечер был пропитан парами алкоголя. Перехватив мой взгляд, он пробурчал:
– Я много выпил сегодня.
– Моя бабушка говорила: «Я пью, чтобы утопить свои печали, к сожалению, мои печали умеют плавать. Это не помогает». Почему вы скрыли, что Гвен вам неродная дочь?
– Это я растил её с годовалого возраста. Я лез вон из кожи для неё. Впрочем, что сейчас это обсуждать. После развода судья мне присудил оставаться с ней полное время, а не её матери. Судья была женщиной. Так что она по праву моя дочь.
– Ну, теперь уж нет. Она убежала, чтобы разыскать своего настоящего отца!
Его лицо ещё больше побледнело, стало прозрачным, как будто кровь отхлынула от лица.
– Это моя дочь, я её воспитал! Она всегда знала, что биологический отец бросил её, когда она была младенцем.
Я с горечью подумал:
«Бедный ребёнок, она болталась между матерью, отвергавшей её, и слишком одержимым отцом. Как, должно быть, нелегко было существовать между этими двумя полюсами. Я начинаю понимать, почему она удрала». Я подбросил в диалог нелестную для него фразу, чтобы поставить отца на место.
– По-видимому, ей не хватало настоящего отца. Иначе, она не уехала бы искать другого, но я и вправду не знаю, где он.
– Вы думаете, её можно найти? – спросил он задетый.
– Возможно. Но если она захочет жить с ним, я умываю руки.
– Вы не сможете сделать этого.
– Смогу.
– Тогда мне конец, – сказал он, переминая ладонями, с видом мученика, брошенного в огонь Инквизиции.
– Я должен вам сказать, что половину жизни вы проводите в своём госпитале, распираемый гордостью, что вас принимают за мэтра вселенной, а при малейшей бытовой трудности вы ведёте себя как последний клошар.
Я видел в отношении к дочери своего рода безрассудное сумасшествие. Я сгорал от желания спросить, кого он действительно хочет защитить: себя или свою дочь. Он грустно молчал. По его щекам текли тихие слезы. И вот он уже не более чем бедолага, который едва держался на ногах и у которого заплетался язык.
За окном опять пошёл дождь. Капли скользили по эркерному окну. Я чувствовал себя окружённым потоком слёз, как будто вся земля зашлась слезами. Хватит! Я встряхнулся, чтобы вернуть самообладание.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
– То, что только что сказал: найти её и выяснить, чего она хочет, вернуться или остаться со своим отцом. Насколько я понял, ваша дочь в отчаянии, как и вы. Вы поспособствовали этому в значительной степени.
– Вы знаете, где она находится?
Его лицо застыло на несколько мгновений в оцепенении. Вдруг его взгляд изменился, наполняясь пламенем гнева.
– Найдите её! – приказал он.
– Я найду её, но не для вашего уязвлённого самолюбия покинутого отца, а для её собственной определённости.
Я встал и повернулся к нему спиной. Мне уже поднадоел этот интеллигент, который позволял собой манипулировать. С поникшей головой, шатаясь, он поплёлся вглубь салона. Едва державшись на ногах, на ходу он схватил стакан и выпил его залпом. Улучив момент выйти, я спустился по металлической лестнице. Мои шаги гулким эхом раздавались по дому. Внизу, покидая жилище, я тихо прикрыл дверь, чтобы не разбудить его воспоминания.
На улице все ещё шёл дождь. Серый дождь, повис темной пеленой над маленькой деревушкой. Несколько домов цвета мокрого гранита, окружающих дорогу, слились с асфальтом. Деревья сгибались под ветром, обливаясь слезами. Шум ливня и прилива напоминал гул невидимого мотора, усиливающегося от накатывающих волн.
Слишком поздно было ехать домой. По правде сказать, я не хотел оставаться один в моём балагане, поэтому взял номер в отеле в Лармор-Пляж. Терраса маленького отеля была резко освещена и вся залита дождём. Опрокинутые спинкой к столам стулья оставляли за собой струйки воды, бежавшие к переполненному водосточному жёлобу. Во все ещё открытом баре я попросил бутылку виски, чтобы попытаться уснуть. Бармен осмотрел меня с усмешкой, видно, у меня был жалкий вид. Но когда я заплатил ошеломляющую сумму за ночной виски, взял деньги, не моргнув глазом.
Это была комната с обшарпанными стенами, с телевизором, зажатым в углу, и неизбежной картиной, изображающей побережье во время бури. Укутываясь в покрывало, я сделал хороший глоток виски, поставил бутылку на ночной столик и выключил свет.
Было без четверти восемь, когда звонок будильника вывел меня из оцепенения сна, наполненного мерзкими кошмарами, где я безостановочно отбился от кого-то. Я встал, принял душ и побрился, потом заказал плотный завтрак по телефону. Пятнадцать минут спустя я уже сидел внизу перед круассанами с маслом, джемом, апельсиновым соком и большой чашкой кофе. Ничего и не надо, чтобы унять яростную головную боль.
Мрачные мысли крутились в моей голове. Я понимал, что девчонка убежала из дома, чтобы избавиться от мрачной атмосферы в семье, но её бегство чревато последствиями со всеми идиотами, блуждающими повсюду. Кто угодно может напасть на неё. Она села на поезд, как сказал Гюс, до города, название которого начинается с Шато в департаменте Майен.
Я смотрю через окно с пластиковыми цветочными горшками на террасе, залитыми ночным дождём. С приходом дня стало видно, что это искусственные цветы, которыми обычно украшают могилы на кладбище. Тёмный туман окутал окрестности и дорогу непроницаемым облаком. Время от времени, какой-нибудь автомобиль рассекал лужи на дороге, подобно моторной лодке.
Я направился к администратору отеля, чтобы попросить карту Франции и попытаться найти место своего поиска.
– У нас нет карты, – ответила симпатичная девушка, с прикреплённым к её груди бейджиком: Соланж.
Её светлые волосы с медным отливом кудряшками падали на шею, а маленький носик придавал её красивому овальному лицу некое выражение шаловливой блудницы.
– Но я посмотрю на компьютере.
Она постучала по клавишам, не отрывая глаз от экрана, демонстрируя свою опытность. Через две минуты объявила:
– Все просто: только один город, соответствующий вашему поиску, Шато-Гонтье на юге департамента Майен.
– Тогда сделайте мне выписку.
– Вы уже покидаете нас? – спросила она, не скрывая сожаления.
– Увы! – я пытался завуалировать ответ улыбкой. – Но я могу вернуться.
– Если вы вернётесь, позвоните мне в отель, я чаще всего за стойкой. Номер телефона у вас на квитанции.
– Обещаю вам, но нужно, чтобы вы были свободной?
– Для вас я освобожусь, – сказала она, опустив веки. – Моя работа зимой не очень-то приятна…
Под её небрежно застёгнутой блузкой с декольте была видна нежная загорелая кожа. Она умело управляла движением моих глаз, позволяя разглядеть свою грудь, расстегнув верхнюю пуговку блузы. Её лицо – чарующая улыбка.
Ничего не сказав, я только приложил палец к губам, взял записку и вышел. Я быстро добрался до своей машины под мелко моросящим дождём и, сидя в машине, набрал телефон Шнебеля. Только после третьего звонка он ответил:
– Шнебель?
– Да.
– Франк. Мне нужны точные сведения. Родителя вашей дочери зовут Жерар Гегуан?
– Так сказала мне моя бывшая жена, – и добавил. – Вы должны презирать меня за вчерашнее, я потерял хладнокровие. Я обычно так не виду себя. – Его голос холодный и строгий. Он казался адвокатом самого себя. – Я вышел из себя из-за личных проблем. Это стало последней каплей переполнивший чашу. Извините, Франк, я распустил слюни из-за моей бывшей. Она меня полностью уничтожила.
Я почувствовал, что ему надо выговориться, получить немного сочувствия. Я решил, пусть говорит, он может выболтать нужную мне интересную информацию.