Страница 33 из 34
— Господин мой, куда же ты уходишь, на кого же ты меня оставляешь?..
— На четвертого рогоносца, — ответил тот.
63. Аба Машид Ширази зажарил барана, да, видно, тот был очень уж тощий — никто не захотел покупать. Мясо протухло. Тогда хозяин придумал, что делать. Он отправился к обмывателю покойников и сказал:
— Я боюсь, что меня постигнет внезапная кончина и никто обо мне не позаботится… У меня есть в лавке мясо — возьми его и, когда придет время, обмой меня, как положено.
Обмыватель обрадовался, решил, что такая сделка — большая удача, забрал мясо и съел со своим семейством.
Через неделю Аба Машид явился к обмывателю:
— Я уезжаю в Дамаск, собирайся со мной!
— Это еще что? — удивился тот.
— Для того я тебя и нанял, — отвечал хитрец, — чтобы не нуждаться в услугах других.
Бедняга-обмыватель после долгих упрашиваний отдал ему деньги за мясо и так отделался от него.
64. Один проповедник вещал с кафедры, и вдруг кто-то из присутствующих громко разрыдался. Проповедник воскликнул:
— О братья! Учитесь искренности у этого человека, который так рыдает от волнения.
Тот мужчина поднялся и сказал:
— Маулана[257], я, конечно, не знаю, о чем ты говоришь, но у меня был рыжий козлик, и борода его была очень похожа на твою. И вот на днях он издох!.. Каждый раз, как ты тряхнешь бородой, я вспоминаю о своем козлике и не могу сдержать слез…
65. Какой-то проповедник говорил:
— Кто напишет имена Адама и Евы и повесит их в доме — в жилище того человека не войдет шайтан.
Талхак поднялся с подножья кафедры и спросил:
— Маулана, ведь шайтан в раю, в обители бога, пробрался к ним и обманул их — как же может случиться, что в наших домах он испугается их имен?
66. Шайтана спросили:
— Кого ты любишь больше всех?
Он отвечал:
— Барышников.
— А отчего?
— Да оттого, что меня радовали их лживые слова, а они еще увеличивают эту радость своими лживыми клятвами.
67. Один человек попросил у приятеля на время коня. Тот ответил:
— Конь-то у меня есть, да только он вороной…
— А разве на вороной лошади нельзя ездить? — удивился первый.
— Коли не хочу давать и этот предлог сойдет! — воскликнул второй.
68. У отца Хаджи была невольница, с которой он по временам забавлялся. Однажды ночью Хаджи напялил на себя ночную одежду отца и пробрался в постель невольницы.
— Кто ты? — спросила девушка.
— Я — мой отец, — отвечал Хаджи.
69. У одного падишаха было три жены: одна — из гебров[258], другая — из арабов, третья — из коптов. Однажды он спал с первой из них и спросил ее, какой теперь час. Женщина ответила:
— Уже утро.
Откуда ты знаешь? — спросил падишах.
— Потому что доносится запах роз и базиликов и запели птицы, — отвечала жена.
Следующую ночь падишах провел у арабки и задал ей тот же вопрос. Она в ответ сказала:
— Уже утро, потому что раковины моего ожерелья холодят мне грудь.
На третью ночь падишах был у коптской жены и спросил то же у нее. Коптка в ответ сказала:
— Настало утро, потому что у меня схватило живот — так на двор хочется.
70. Один казвинец пришел к лекарю и сказал:
— У меня болят волосы бороды.
— А что ты ел? — спросил тот.
— Хлеб со льдом.
— Иди помирай, — сказал лекарь. — Ни болезнь твоя не похожа на людскую, ни еда…
71. Ходжа Шамс ад-Дин Сахиб-диван посылал Пехлеван Аваза в Лурестан и наказал ему:
— Прихвати оттуда несколько борзых собак.
Пехлеван поехал и совсем забыл про собак. Вернувшись в Тебриз, он вспомнил про них, велел, чтоб на базаре поймали несколько псов, и привел их с собой к ходже.
— Я ведь просил борзых собак! — сказал ходжа.
— А какие это борзые?
— У борзых уши длинные, хвост тонкий, а живот поджарый.
— В ушах и хвостах я не разбираюсь, — ответил Пехлеван, — а что до животов — так эти собаки проживут в доме ходжи дней пять, и у них от голода животы так подведет, что они в перстень пролезут!
72. Сахиб-диван сказал Пехлеван Авазу:
— Мне нужен человек с головой на плечах, чтобы послать его по одному делу.
— О господин, — отвечал тот, — да ведь все, у кого есть голова на плечах, давно ушли прочь из этого дома.
73. Одному больному прописали семилетний уксус. Он попросил его у своего друга. Тот сказал:
— Уксус-то у меня есть, да я не дам.
— Почему?..
— А потому, что если бы я кому-нибудь его давал, то он бы кончился уже на первый год и к седьмому году ничего не осталось бы!
74. Это случилось в то время, когда Абу Али Сина[259] бежал от Ала ад-Даула[260] из Хамадана и направился в Багдад. Прибыв туда, он увидел на берегу реки человечка, который, собрав вокруг себя толпу, торговал разными снадобьями, выдавая себя за лекаря. Абу Али решил постоять там для развлечения. Вдруг подошла женщина и поднесла лекарю сосуд с мочой какого-то больного. Лекарь бросил на него взгляд и заявил:
— Этот больной — еврей.
Взглянул еще раз и добавил:
— Ты — его служанка.
— Ага, — ответила женщина.
Лекарь посмотрел еще и сказал:
— Дом больного расположен на восточной стороне.
— Так, — сказала женщина.
— Вчера больной ел кислое молоко, — продолжал лекарь.
— Ага, — сказала женщина.
Люди пришли в удивление от его искусства, а Абу Али изумился и стал ждать, пока тот не освободился. Тогда он подошел к нему и спросил:
— Откуда тебе стало известно все это?
— Оттуда же, откуда я знаю тебя, — отвечал тот. — Ты — Абу Али.
— Это еще сложнее! — воскликнул Абу Али. Так как он продолжал свои расспросы, лекарь ответил:
— Когда та женщина поднесла мне сосуд с мочой, я заметил на ее рукаве грязь и догадался, что она еврейка. Платье на ней было старое, и я понял, что она чья-то служанка. Но поскольку евреи не служат у мусульман, я заключил, что хозяин ее тоже еврей. На одежде ее я увидал каплю кислого молока и узнал, что она ела кислое молоко и кормила им больного. Дома евреев, как мне известно, расположены на восточной стороне. Я решил, что и дом того человека находится там же.
Абу Али сказал:
— Ну, это ясно. А как ты узнал меня?
— Сегодня пришло известие, — отвечал лекарь, — что Абу Али Сина бежал от Ала ад-Даула, я догадался, что он здесь, и понял, что, кроме него, никто не разобрался бы в моей игре.
75. Одного ученика богослова во время рамазана[261] поймали пьяным и приволокли к шихне[262]. Шихне спросил:
— Эй, ты, чего ради пил?
— Да ведь сыт-то я был по горло… — отвечал пьяный.
76. У одного крестьянина была корова с теленком и ослица с осленком. Ослица подохла, корова стала кормить и теленка и осленка, и молока больше не оставалось[263]. Крестьянин огорчился и сказал:
— Господи, пошли смерть этому ослепну, чтобы мое семейство могло попить молока!..
На другой день он пришел в хлев, видит, корова лежит мертвая. Крестьянин рассвирепел и закричал:
— Эй, господи, я ведь говорил «осел»! Что же ты, не можешь отличить осла от коровы?..
257
Маулана — см. прим. к стр. 145.
258
Гебры — приверженцы зороастризма, древней религии Ирана. Во время арабского завоевания население Ирана почти полностью было обращено в ислам, однако кое-где (например, в Йезде, см. прим. к стр. 48) все же остались зороастрийские общины, сохранившиеся и до наших дней.
259
Абу Али Сина (980—1037) — Авиценна, знаменитый средневековый ученый, врач и философ.
260
Ала ад-Даула — владетельный князь, правивший в Исфагане (см. прим. к стр. 23) в 1007–1041 гг. При его дворе прошли последние годы жизни Авиценны. В Хамадане в то время правил Сама ад-Даула (1021–1032). Авиценна действительно бежал однажды, спасаясь от гнева Ала ад-Даула, но не в Хамадан, а в Рей. Таким образом, в тексте рассказа сразу две исторические ошибки.
261
Рамазан — см. прим. к стр. 55. Вино вообще запрещено мусульманской религией.
262
Шихне — см. прим. к стр. 52.
263
«…молока больше не оставалось». — На Востоке корову часто доят, не отлучая теленка.