Страница 5 из 17
– Останови, – я небрежно махнул рукой в сторону проплывающего леса.
– Ты кому звонить собрался? – напряженно протянул Вадим, наблюдая, как я достаю накануне купленный телефон с незарегистрированной симкой.
Я же молча, словно боясь поддаться на уговоры товарища, набрал любимые цифры: 8-916-590…
Ответила сразу, ждала услышать.
– Привет! Что делаешь сегодня вечером?… Тогда в десять… Там, где все начиналось.
– Ты чего творишь? – Вадим инстинктивно даванул на газ, протащив машину по весенней слякоти.
– Разворачиваемся, – еле проговорил я.
– Куда разворачиваемся?! – запаниковал товарищ.
– Домой. Остаюсь.
– Посадят же. Лет на двадцать. Запытают ведь. Это же заказ. Им все по херу: закрыть, убить, искалечить…
– Замолчи, без тебя тошно. Поворачивай. Дома и умирать уютно. Не ментам наше время мерить, – к удивлению Вадима я закурил, неудачно. – Как вы курите это дерьмо? Куда ты едешь? Разворачивайся. Решили.
– Может, передумаешь? – он скинул скорость.
– Уже передумал. Ты-то что причитаешь? Домой к жене не по кайфу? И вдвоем всяко веселее возвращаться. И в центр меня добросишь…
Она не опоздала. Приехала раньше. Пятачок перед рестораном был забит машинами. Место для подобной встречи было выбрано крайне неудачно. Хотя я и осознавал, что грамотную наружку обнаружить дилетанту практически невозможно, все же досадовал на себя за глупую непредусмотрительность. Я стоял в пяти метрах от знакомых габаритов, не решаясь подойти. Если они пробили близкий круг, то она железно под «колпаком», а значит, от тюрьмы меня отделяет несколько шагов. А если нет? Если обложили только моих родителей, а ее не просчитали, или не успели просчитать. «Не успели», – это звучало более убедительно. Просчитать – просчитают, достаточно поднять распечатки смс, где мы словно перед алтарем, и станет ясно, по какой орбите я кручусь. Ведь по любому пробили! Да и возвращаться плохая примета. Зря! Всё зря! Я резко подошел к машине. Зачем-то огляделся по сторонам, исподтишка, воровато, как будто плохо репетировал дурацкую роль. Взялся за ручку правой двери. Кровью резануло виски, пальцы налились свинцом до онемения. Захотелось перекреститься, так искренне и истово, что явно ощутил треск во лбу от мысленного троеперстия. Дернул ручку, затвор замка эхом пронзил нервы. Затылок съежился от предвкушения окрика или удара. Оглянуться бы, но не смог от бессилия и бессмыслия. Быстро распахнул дверь, словно уверовав, что за ней спасение.
– Привет, – выдавил с наигранным спокойствием. – Поехали куда-нибудь.
– Куда? – как ни в чем не бывало, брякнула Наташа, облагородив лицо обидчивой улыбкой.
– Все равно, главное – поехали. Туда, где никого нет, – мозжечок включился хронометром, отщелкивая секунды к спасению.
Она включила поворотник и выскочила на дорогу. Я обернулся. Явных преследователей не оказалась, а на задней полочке лежала коробка с «Чивасом».
– Откуда флакон?
– Папа забыл, – бросила девушка, всматриваясь в зеркало.
– Очень вовремя.
– Поехали ко мне.
Я не возражал. Теперь это было не важно. Я открыл эту дверь, и от меня уже ничего не зависело.
Через четверть часа, обшарив фарами утрамбованный машинами двор на улице Дмитрия Ульянова, Наташа втиснулась в свежепокинутую кем-то дырку. На полуспущенных я вылез из машины. Двор вдохновлял безлюдной тишиной. Подошли к подъезду.
– Квартира на тебя записана? – не запамятовал я уточнить.
– На брата. Я у родителей на Сивцеве прописана, – усмехнулась Наташа, приложив к домофону «таблетку».
Мы поднялись на одиннадцатый этаж. Невзрачная дерматиновая дверь открывала узкий коридор, кучно заставленный коробками и упаковками еще не собранной мебели.
– Кухню на следующей неделе придут устанавливать, – словно оправдываясь за постремонтный беспорядок, пояснила Наташа, и, махнув на огромный кроватный каркас, прислоненный к стене, добавила. – А матрас в пятницу подвезут.
– Диванчик-то есть какой-нибудь?
– Конечно, в гостиной! Если сможешь туда пробраться.
– Хоть есть на чем заночевать.
– Ты ночевать собрался? – Наташа усмехнулась. – Не получится. Я родителям обещала к часу домой приехать.
– Придется ночевать в одиночестве, – задумчиво констатировал я.
– Всё так плохо?
– Очень нехорошо, – я подхватил соскользнувшее с ее плеч пальто.
Прошел в спальню, где посередине стояло несколько стульев и стиральная машина. Порывшись по коробкам, Наташа нашла парочку новеньких вискарных стаканов и блюдце под виноград.
Я выпил залпом, она лишь пригубила. После второй стопки обрисовал ситуацию, не постеснявшись добавить, что из-за нее отказался покинуть страну. Она не заплакала, даже не прослезилась, сморщила переносицу и закурила.
– Надолго все это? – голос не дрогнул, но руки потряхивало.
– Не знаю. Наверное, – честно признался я.
– Ну и что делать… будешь?
– Свою квартиру сдам. Сниму где-нибудь с тобой поблизости.
– Живи у меня, – оживилась Наташа. – Дней через десять всё соберут и поставят.
– Подумаем. Время есть, давай пить.
Она отыскала тапки, скинула сапоги, позвонила домой и долго убеждала отца, что она за городом на дне рождении, уже слегка выпила и останется до завтра. Отец попротестовал и сдался.
Мы расстались в одиннадцать следующего дня. Я ушел первым. Целый день шатался по городу, отирая дешевые кафешки, кинотеатры, выставки, интернет-салоны. Убивал время, пока телефон не ловил «смайлик», что означало «освобожусь через час, люблю, целую. Наташа». И так три дня кряду. Начал параноить. Мне казалось, что я стал рабом телефона, чтобы раз в день видеть, как просыпается в нем желтое пятнышко. Осознавая, что обрыв всех контактов – это дурацкая, трусливая перестраховка, а Наташа – уверенная гибель в рассрочку, я ничего не мог с собой поделать.
Будучи девочкой домашней, она разрывалась между родителями и мною, выдумывая причины отлучек, одна неправдоподобней другой.
А еще я повидался с Мишей, старинным школьным другом. Позвонив с автомата, я условился встретиться с ним на автозаправке возле метро «Кунцевская». Он оказался, как всегда, пунктуален на безупречно отполированном «Мерседесе».
Я нырнул в элегантное нутро, поймав недовольный взгляд товарища на своих ботинках, с которых на замшевые коврики сочилась апрельская грязь.
Мой рассказ не пробудил в Мише товарищеского энтузиазма. Выслушав меня, он лишь кисло зевнул и протянул дряблую руку: «Ладно, ехать пора. К родителям обещался на ужин. Заправиться еще надо».
Мы зашли в магазинчик при заправке. Пока заливали бак, Миша набивал корзину жрачносмачным, акцентируясь на коньяке и сыре. С минералкой я подошел к кассе, приткнув бутылку к вываленной корзине.
– Нам отдельно посчитайте, – не моргнул глазом школьный дружок.
– Прислал бы я тебе твой полтинник, – грустно ухмыльнулся я, доставая деньги.
– Точно, чтоб не заморачиваться! – обрадовался Миша, принимая стольник. – Только у меня сдачи нет. Может, разменять?
– Будешь должен, – скривился я.
– Не вопрос, – крякнул Миша, заслав сто в общий счет на три с половиной тысячи.
Через пять минут я прыгнул в метро. Тусоваться на родном районе мне представлялось малорассудительным.
– Вань! – оклик в полупустом вагоне показался мне знакомым, но оборачиваться на него радости не было. – Ваня! Миронов!
Я нехотя повернул голову, обнаружив среди сидячих Васю с героической фамилией Матросов.
«Прямо встреча одноклассников! Как же не кстати», – вздохнул я про себя.
Не узнать Васю было сложно, и хотя мы не виделись пару лет, он не изменился бы и за десять. Высокий, худой, но спортивный, Матросов всегда выглядел на восемнадцать, словно нарочно констатируя свое юношество ярким молодежным прикидом, которому он не изменил и в этот раз: бело-оранжевая куртка, расклешенная джинса, пестрые кеды сорок пятого размера и болтающаяся на ушах шапка в веселенькую полоску.