Страница 4 из 17
– Нет. Пока тебя не встретил. Но не все сразу. Сейчас тему по Уралу закрою, посмотрим, что в Украине нарисуется, и на этом точка.
– Неделя – это много! А пораньше?
– Наташенька, очень постараюсь, – я заглянул ей в глаза, надрывно тренируя лицемерие.
«Началось. Включи новости», – смс пришла в четверг ближе к полудню.
Я оторвался от компьютера и включил телевизор. На четвертой кнопке мелькали кадры леса, дороги, ковыряющихся в обочине ментов и штатских. При этом звук пояснял о неудачном покушении на главу РАО ЕЭС Анатолия Чубайса близ поселка Жаворонки и об аресте по горячим следам предполагаемого нападавшего – пенсионного полковника ГРУ Владимира Квачкова, схваченного по горячим следам у себя дома.
Квачкова я знал, даже бывал у него на даче, которая находилась неподалеку от Жаворонок, поэтому было о чем призадуматься. Но причем здесь я, причем здесь Вова со своими страшилками? Полковника, конечно, жалко, но привязать меня к этому блудняку при моем роде деятельности, алиби и прочими тэдэ нереально… или все-таки возможно?
Я выглянул в окно. Тихий двор пятиэтажек не разрывал ни лай сирен, ни топот берцев. Никто не насиловал звонок и не ломал дверь.
«Может, все-таки от меня отказались», – скользнула отрадная идея. Посмотрел на молчащий телефон, который так и не поменял, сунул в карман и вышел из дома.
Звонок, расставивший все по местам, поймал меня ближе к вечеру.
– Привет, Иван, – журчащий почти детский голос Кати Пажетных отдавал напряженным холодком с легким, как мне показалось, налетом иронии. – К нам с утра милиционеры приходили. Про твою машину спрашивали, говорили, что она в покушении на Чубайса была задействована. Они почему-то решили, что ты живешь вместе с нами и организовали в подъезде вооруженную засаду. Сейчас к нам приехал спецназ, в масках, с автоматами, пытаются попасть в квартиру, у них ордер на обыск.
– Катя, это все бред. Моя машина не могла нигде участвовать, она в разобранном состоянии стоит со вторника на сервисе. Так что шли их....
– Всё! Пока. Они заходят, – твердо отчеканила Катя и повесила трубку.
Я не чувствовал под собой земли, и без того дряхлая надежда выйти сухим из воды сдохла. Устраивать маски-шоу по такому беспределу можно только тогда, когда поставлена задача взять человека во что бы то ни стало. Предъявить Кате было нечего: машина продана по доверенности, купчая и все документы у нее на руках. Да и последний раз мы с ней виделись четыре месяца назад.
Через полчаса я перезвонил. Пока шли гудки, пришло смс с незнакомого номера: «Это Маша сестра Кати. Ее арестовывают, забрали у нее телефон. Выкинь свой».
Я сделал последний звонок со своего номера. Она ответила моментально.
– Вань, ну, ты куда пропал? – прозвучало ласково с интуитивной тревогой в голосе. – Почему не отвечаешь?
– Наташенька, – мне показалось, что я наслаждаюсь каждой ноткой в ее голосе. – Ничего не говори. Послушай меня.
– Что-то случилось? – она дрогнула.
– Да. Я очень тебя люблю, – остановился, подбирая слова. Она не перебивала, ожидая продолжения. – Меня крепко подставили. Мы, наверное… нам… – Я осекся, испугавшись продолжения. – Если я тебе не перезвоню в течение недели, забудь меня…
– Что ты сказал?! – от сладости речей не осталось и следа. – Ты хотя бы мог встретиться со мной и сказать в лицо, что уходишь?!
– Послушай меня, – слабо протестовал я.
– А чего тебя слушать? Три с половиной месяца для тебя предел отношений. Хорошо. Пока, удачи! – она резала душу холодной обидой.
– Наташа, миленькая, родная, дослушай меня! Очень тебя прошу! Люблю тебя и только поэтому сейчас звоню. Очень возможно, что в ближайшее время меня объявят террористом, убьют или посадят. Но, что бы тебе обо мне ни говорили, никому не верь! Поняла меня?
– Поняла, – голос ее срывался в слезы. – Позвони… Я рядом всегда буду, Ваня.
– Не уверен. Постараюсь. Обязательно позвоню, – тараторил я в полубреду. – Целую тебя крепко. Береги себя!
– И ты… Целую. – В последний момент ее дрожащая речь, казалось, подернулась торжественной радостью женского эгоизма.
Я отключил телефон. Снял батарейку, засунул запчасти обратно в карман, чтобы при случае выкинуть.
Если вас ищет милиция, ФСБ и прокуратура, то в России самое безопасное место – это Москва. Где еще так, как в столице, можно раствориться в многомиллионной пестрой и разноликой людской массе? Но самое тяжелое – это отказаться от повседневных привычек, пристрастий, слабостей, которые в одночасье становятся коварными мышеловками в руках доблестных органов. Нет ничего больнее, чем на время забыть о родных и дорогих тебе людях, гнусно превращенных системой в беспомощную наживку. Стоит только расслабиться, дать волю чувствам, и тебя уже подсекают. Страшно видеть угрозу в тех, кто тебя любит.
Неопределенность – мерзкая штука. Когда ты не знаешь, чего и где ждать, нервы вытягиваются в струну. Для меня этот моральный угар продолжался дней десять. Я был ни в ком и ни в чем не уверен, не знал куда податься и что делать. Мысли хаотично крутились в голове, и это броуновское движение перебивал только сон. А вот спалось сладко. Башка и нервы за день нагревались так, что лишь тело касалось кровати, тут же срубало. Часов в одиннадцать подъем – все по новой, новости, слухи и никакой конкретики. А иногда случались ничем не объяснимые приступы счастья.
До Смоленска пробились за три часа. Перед городом тормознули обедать в уютной хибаре со звучным мясным названием. Официантка – бледная, словно почетный донор, девочка с некрасивыми пальцами в облупившемся розовом маникюре, теребила край серого передника, запоминая наш нехитрый заказ: два борща, две палки шашлыка и мне двести водки: размягчить нервы.
Товарищ, подписавшийся вывезти меня на Украину через Белоруссию, не отличался словоохотливостью и, дабы соответствовать моменту, изображал напряженную задумчивость. В собеседнике я не нуждался, гадая про судьбу на спиртовых парах. Не заглядывай в будущее, когда тебя там нет, но не оплакивай себя, пока еще дышишь. Топи разум в забытье, трави прогнозы уксусом воспоминаний, отдайся фатализму и поклонись неизбежности.
Нагрудный карман куртки оттягивали двадцать тысяч долларов, паспорт и удостоверение помощника депутата – весь багаж, который успел захватить из прошлой жизни.
– Ехать пора, – Вадим поднялся, суетливо расплатившись.
Девочка под желтой биркой «Юлия» с плохо скрываемым счастьем подобрала по счету деньги, живенько скалькулировав щедрые чаевые.
– Удачи вам! – вырвалось у нее неожиданно для себя самой.
Я очнулся. Растворившись в адреналиновом безвременье, я впервые почувствовал под ногами землю. То ли наивная искренность девочки, то ли искренняя ее благодарность за две мятые купюры вернули меня к жизни, разбудили волю, подарили надежду. Вадим меня услышал. Глаза товарища, стелившиеся бельмами строгой обреченности, вдруг дернулись в ее сторону, изобразив восторженное удивление и сердечное спасибо.
«Удачи вам!» и Вадим, тяготившийся ролью катафальщика, разом воспрял, причастившись единой опасностью, единым риском.
Мы сели в машину. Голова заработала, мозги включились. События вновь стали обретать смысл и логику. Риск, от которого я только что бежал, постепенно обретал манящую привлекательность. Душа, задавленная страхом, встрепенулась, задышала и потребовала к себе внимания. Животный инстинкт самосохранения, уносивший меня от российских ментов, догорал на вспыхнувшей человеческими страстями жажде любить и бороться. Я вдруг понял, что не готов расплатиться этой жаждой за 90 килограммов костей и мяса, пусть даже и собственных.
– Не парься, Вань, – аккуратно обмолвился Вадим. – Отдохнешь заодно. Погуляешь по тамошнему буфету. Хохлухи опять-таки… Не Москва тебе. Эх, если бы не жена и работа, сам бы занырнул с тобой на месячишко. Я тебя по праздникам навещать буду. На майские и приеду, ты как раз освоишься, связи наладишь…