Страница 8 из 12
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
Сегодня в нашем разговоре можно увидеть две модели, два объяснительных сценария. Одна из них, скажем так, оптимистическая, хотя драматическая, другая – скептическая. При том что скепсис никогда ведь никого не спасал от жизненных неурядиц. Пинг-понг, о котором говорил Валерий Коровиин, это как раз маятниковое качание между двумя этими крайними моделями.
Скептическая модель звучит следующим образом: цезарь стал заложником своего жизненного пути. Сначала Берлин, 80-е годы, немецкое пиво, обаяние нависающей над ГДР западной культуры, которая вот-вот должна поглотить восточную. Затем собчаковский «бандитский» Петербург, где Путин занимался, как известно, внешнеэкономическими вещами. И выстроена действительно феодальная модель, по верному замечанию Шамиля Султанова. В экономике сложились отношения рентно-даннического типа. Экономика рассматривается как некий даровой поток ресурсов, огромные богатства, которые дают Земля и природа, и которые можно «оседлать». Иными словами, есть князь, который контролирует поток, есть дружина, с которой он делится, чтобы обеспечить безопасность этого потока, и есть результат этой экономики, который выражается в том, что создаются оффшоры, это так сказать «заначка» на черный день, и создается возможность роскошного сверхпотребления. Вся суть, весь смысл скептической модели сводится именно к этому.
Если сравнивать эту экономику с экономикой, которая была в советский период, при Сталине, например, мы увидим, что там тоже прибавочный продукт очень жестко отбирали у производящего класса. Но все, что Сталин отнимал, он направлял на дальнейшее наращивание производящей мощи государственной экономики. То есть мы имеем дело с диаметрально противоположными подходами в данном случае.
Вторая модель может быть символически описана строками поэта: «Но под властью татар жил Иван Калита / И уж был не один, кто один против ста». Я сегодня говорил о путинском даре Протея, а еще у него есть один большой дар: терпение, выдержка, воспитанная в недрах наших спецслужб. И, безусловно, очень многие признаки говорят о том, что за этим протеизмом скрывается своя последовательная линия. Почему она проявляется во внешней политике в первую очередь? Это не странно, это естественно в данной ситуации, потому что, конечно, для России как цивилизации геостратегический, внешнеполитический вектор является локомотивом, он тянет за собой все остальное. Вопрос: с какой скоростью.
Верховная власть обычно идет на перемены тогда, когда они уже, во-первых, очень сильно назрели, и во-вторых, уже невозможно без них дальше существовать. Вот это нам очень трудно понять. Для идеолога и для субъекта власти время течет по-разному, идеолог живет идеальными моделями, власть живет реальными возможностями. Пока есть возможность терпеть старый, пусть безобразный порядок, он будет существовать, потому что он обеспечивает эту власть, он обеспечивает эту систему.
Шанс на вторую модель, которая была обозначена как «новая опричнина», сохраняется, а темпы перехода к этой модели, которые нас удручают, в принципе не являются чем-то противоестественным. Каковы признаки движения к этой модели? Их много, и не стоит сегодня все их перечислять. К ним относятся, к примеру, борьба с НКО – иностранными агентами, или, допустим, запрет на активы для чиновников за рубежом.
Модель феодально-мафиозная имеет свои лимиты жизнеспособности, и наступает момент, когда общество в целом и внутри него власть, если это чуткая власть, перерастают существующую модель и расстаются с ней. Это будет означать решительный возврат к исторической преемственности с Российской империей и СССР. Возможно, когда две эти линии – историческая и политическая – сойдутся в некотором фокусе, произойдёт мощная геостратегическая вспышка. Не исключено, что это случится уже в 2017 году. Во всяком случае, мы будем следить за событиями с этой точки зрения, продолжать обсуждение данной темы и, по мере наших сил, участвовать в её развитии.
Новый запуск Русского реактора
(на круглых столах Изборского клуба)
Александр ПРОХАНОВ, председатель Изборского клуба:
– После 1991 года у России не было никаких перспектив, более того, не было государства. Если нет государства – нет народа. Русский народ осиротел, был угнетен, его расчленили, разбили, перекодировали. Это была чудовищная, безнадежная, но с другой стороны, повторяющаяся в русской истории ситуация – ситуация черной дыры.
Потом из этой черной дыры медленно, мучительно, едва заметно стала появляться страна, стало появляться государство: по моей терминологии, пятая империя, поднимающаяся после крушения четвертой – советской, сталинской империи. Эта пятая империя появлялась очень робко, очень противоречиво, но она появлялась. Это как весна наступает: где-то там проталинка, там вылезла былинка вокруг ствола, – так образовалось и выстроилось государство.
Причем это государство по мере возрастания набирало пассионарную энергию, и русский народ медленно, мучительно воскресал, переживал свое очень сложное возрождение. Это возрождение проходило разные стадии. Сначала – победной войны 2008 года, когда мы прорвались сквозь Роккский туннель в Закавказье. Потом мистический Крым, который был и апофеозом путинского правления, и апофеозом всего первого периода становления русского государства, этого русского ренессанса.
Потом наступила стагнация. В течение нескольких лет мы смотрели, как снарядами убивает на Донбассе русских людей, детей, женщин, и Россия ничего не делает, кроме гуманитарных конвоев. Возникло уныние, печаль. Таинственные русские коды вдруг перестали звучать, русская музыка на время заглохла. Русский реактор затих. Он не взорвался, он не превратился в Чернобыль, просто были опущены графитовые стержни, которые заглушили это производство русской энергии.
Мировоззренческая задача сегодня для нас, философов, мыслителей и политиков – этот реактор опять запустить. Есть ли возможность запустить его, не уничтожая чудовищную олигархическую власть вместе с этой экономической моделью, когда мы по существу все свои ресурсы откачиваем из России и передаем их на Запад? Есть ли возможность запуска ректора так, чтобы это включало существующие ныне политические формы, но еще и сверх этих форм? Есть ли возможность опять запустить русскую энергию, чтобы она перемолола и олигархов, и этот набиуллинский экономический блок, сожрала эту тьму?
Но не устранение тьмы породит русскую экспансию, русский взрыв, а наоборот: русский взрыв, русская экспансия должны преодолеть эту самую тьму. Я все время сейчас размышляю над этим, потому что опять наступил выборный год. Денег в стране нет, не удастся залить ими страну и купить избирателей. В стране исчерпан ресурс обещаний. Обещали много, кое-что сделали, но большинство обещаний не выполнено. С чем прийти к людям, чтобы опять вспыхнули у русских людей глаза, чтобы опять засверкала в них великая русская надежда?
Ведь бывали времена и хуже, когда полстраны было под немцами, когда немец стоял в Химках. А русский реактор продолжал работать, и он перемолол нашествие. Мне кажется, что эти русские коды, которые не удалось выбить зубилом, как это делают с номерами на двигателях украденных автомобилей, русские коды, которые воскресли после 1991 года, вновь должны проснуться. Что я имею в виду? По-прежнему Крым – это огромный ресурс, к которому нужно по-новому подойти. Не не через создание санатория, не через создание инфраструктуры, а через идею сакральности, потому что Крым для России мистичен и сакрален. Второе – Донбасс. Донбасс не может больше существовать как место, где избивают русских. Там на Донбассе, вокруг Донбасса должны быть произнесены речения, слова, формулы и поступки государственные, которые будут способствовать воскрешению русского фактора. Третье – Арктика, русская обетованная земля, русское стремление к бесконечным пространствам. Это приоритетный проект, не только связанный с оборонными комплексами, которые мы строим на острове Врангеля, или с Севморпутем, или с углеводородными платформами. Но это и Арктика как «звезда пленительного счастья», как Полярная звезда, как русская мечта, как зона, где русские будут добывать опять пассионарность, а не только углеводороды.