Молчи обо мне

— Ты хочешь видеться с сыном? — Женя сама озвучивает тему разговора. — Или для начала тест ДНК?

Звучит, как пощечина. Даже кривлюсь от зудящей фантомной боли, но не лезу в бутылку.

— У него на лице написано, что он мой. И сроки совпадают.

— А как же «все женщины врут»? — Звучит с горечью. Не в обиду мне, скорее — упрек моему прошлому.

Мне и самому порой хочется отыскать волшебный ластик и стереть целые дни, а лучше недели и месяцы, которыми совсем не горжусь. Взять жесткий простой карандаш и в один штрих вычеркнуть пустые знакомства, случайный трах, безмозглых баб. Да много чего. Жаль, что весь этот багаж придется тащить на себе до самой могилы.

— Ты — не все женщины.

Она сглатывает, сует руки в карманы комбинезона и отступает на несколько шагов.

Это — ее слова. Ее вечная мантра: «Я — не все». Как же меня порой злили эти слова, как будто, при всей своей простоте, в ней сидела маленькая королева на троне, лишенная слабостей и пороков обычных смертных женщин.

А сейчас смотрю и с какой-то злой иронией понимаю — правда, не такая, как все. Даже не такая, как два года назад.

И вопрос, почему не сказала о сыне, больше не имеет смыла, потому что ответ написан у нее на лице, в маленьких лучиках морщинок в уголках глаз, в жесткой линии губ, когда Женя собирает их в натянутую улыбку.

Она хотела ребенка для себя. Не для меня. Не чтобы заарканить вечного Холостяка и не ради обеспечения надежного финансового тыла, потому что, каким бы раздолбаем по жизни я ни был, для своего сына сделал бы больше, чем все.

И из-за моего «прощай».

Еще одна хрень, которую мне бы хотелось вычеркнуть.

Даже странно: два года я почти не думал о ней, а теперь как-то разом все наваливается снежным комом, словно карма уронила на голову толстый альбом с фотографиями прошлого, и они врезаются в меня острыми гранями, просачиваясь под кожу вместе с пылью воспоминаний.

— Артем, это не мой дом. Будет лучше, если его хозяин не застанет тебя здесь.

Значит, не ее. Проводит выходные с обеспеченным мужиком, о котором ни словом нигде не обмолвилась? Я пытаюсь еще раз найти кольцо у нее на пальце, но Женя держит руки в карманах. И, кажется, я слишком очевиден в своих предположениях, потому что она поясняет:

— Я как раз развожусь. С Игорем. Но… у меня другой мужчина. — Улыбается, качает головой. — В общем, все очень сложно.

— Ты все-таки вышла замуж за того мягкотелого любителя связываться с несчастными женщинами?

Женя выразительно пожимает плечами, и мне остается только заткнуться, пока снова не ляпнул какую-то херню.

Нетрудно догадаться, от какого несчастья ее спасал Сверкающий рыцарь.

Я должен отдать Жене сына. И, конечно, так не бывает, чтобы мне вдруг было от этого больно, но боль — именно то, что рвет меня на куски, когда Хельг перебирается к матери на руки. И я стою совсем один в чужом доме, рядом с чужой женщиной и собственным ребенком, которого по всем законам человеческих отношении не имею права называть «сыном». Хоть я и не бросал его.

— У меня будет время на следующей неделе, — уж совсем спокойно говорит Женя. — Позвони мне. Нам правда о многом нужно поговорить.

— Даже не дашь номер? — зачем-то посмеиваюсь я, хоть он уже есть в моем телефоне.

А в ответ получаю сказанные мной же когда-то слова:

— Ты знаешь, кто я, остальное найдешь. Так это, кажется, работает.

— Я бы никогда не ушел, если бы ты сказала, — бросаю через плечо, когда иду к двери.

Жду, что сейчас меня окатит потоком ругани и упреков. Так делают все женщины — в моей жизни не было исключений. Вернее, одно было, и я сказал ей, что она меня душит. И ушел, потому что ветер не может сидеть на поводке, потому что таким он стал не от хорошей жизни, а потому что задолбался раз за разом ошибаться и связываться не с теми женщинами.

Нарочно задерживаю руку, прежде чем толкнуть дверь.

Неужели промолчит?

— Я знаю, — наконец, говорит она.

«А я тебя нет. И не знал никогда».

Глава шестьдесят седьмая: VIP 

Мне приходится ненадолго вернуться в офис, потому что Анжела рвет и мечет, и требует мою подпись на важных документах.

Приезжаю в офис, где уже аврал, потому что здесь, в мире куда больших денег, чем сфера медиа, совсем другая обстановка и другие законы. Здесь все грызутся, как пауки в банке, а я — предводитель всего этого оправданного каннибализма, самый большой и беспощадный убийца.

Я торчу в офисе несколько часов, а потом, когда все расходятся, Анжела просит меня задержаться. Судя по выражению ее лица, меня ждет выволочка, каких давно не случалось. Навскидку даже не представляю, где мог так проштрафиться.

Когда большой зал для совещаний пустеет, моя верная помощница кладет на стол большой бумажный пакет и пальцем толкает в мою сторону. Внутри пачка фотографий: я, Женя, Хельг. Кажется, это сделано на прошлой неделе, когда мы вечером выбрались за покупками. Всего на час или два, было уже довольно поздно. Но ракурс фотографий очень хороший: видны наши лица, видно, как я наклоняюсь к Жене, чтобы поцеловать ее. И качество снимков наталкивает на мысль о профессиональной оптике, хотя…

— Что это? — спрашивает Анжела тоном надзирателя.

— Это моя личная жизнь и не очень понимаю, почему должен за нее отчитываться.

Она как-то слишком уж быстро начинает согласно кивать, а такого я не помню за все время наших рабочих отношений. Чтобы Анжела — и сразу согласилась?

— Кстати, знаешь, откуда у меня эти снимки? — уже подчеркнуто елейным тоном интересуется она.

— Анжела, давай на этот раз без спектакля.

Обычно я охотно подыгрываю, и наши перепалки заканчиваются устраивающим нас обоих итогом без взаимных обид. Но сегодня я злой. Потому что говорить правильные вещи и думать правильные вещи — огромная разница. И из головы не выходит тот факт, что теперь у Жениного ребенка может появиться отец. Он должен появиться, потому что так — правильно. Я не претендую на роль законного отца, я… просто хочу быть с этой женщиной и воспитывать мальчишку, как своего. Будет он называть меня «папой» или «Лукой» — какая разница?

Но если у Хельга появится отец, он станет и частью Жениной жизни тоже. А если в ней осталась хоть капля чувств, которые она болезненно выдергивала из себя все эти годы, то…

— Твоя драгоценная покладистая жена решила подстраховаться. — Голос Анжелы вытаскивает меня из мрачных размышлений.

— И? Это ее адвокат принес?

— Это я получила от человека, который согласился крысятничать, — поясняет моя вездесущая помощница. — Но уверена, что через пару дней, когда они придумают, как лучше разыграть этот козырь, мы получим и фотографии, и длинный список «хочу» в обмен на согласие похоронить этот скандал.

Надо же. Элли решила показать зубы. Снова. Я мысленно искреннее ей аплодирую, потому что до сегодняшнего дня был уверен, что она успокоится, перестанет корчить оскорбленную невинность — и мы спокойно оформим развод на моих щедрых условиях.

— За каждым твоим шагом следят, Лука, а ты, вместо того, чтобы беречь репутацию, заводишь роман с замужней…

Я поднимаю на Анжелу тяжелый взгляд — и ей хватает ума вовремя заткнуться.

Женя ей не нравится.

И тем более ей не нравится, что я сделал ее генеральным директором. Больше месяца прошло, но Анжела до сих пор не упустит случая напомнить, каким опрометчивым было мое решение, хоть Женя прекрасно справляется со своими обязанностями. И, несмотря на наши уже далеко неделовые отношения, ни разу не позволяла себе забить на работу. Даже загород взяла кучу финансовых отчетов, чтобы лично во все вникнуть.

— Ты должен порвать с Левитской, пока не поздно.

— Анжела, я не спрашивал твоих советов насчет личной жизни, — чуть более жестким тоном, чем обычно, напоминаю я. Она начала заходить на территорию, которую я стерегу с натасканными боевыми собаками и, если не остановится, этот разговор кончится плохо для нас обоих.