Страница 9 из 42
— Как угодно, — просто отвечаю я, и по осуждающей вспышке раздражения в его глазах, я могу предположить, что моё нежелание дальше обсуждать этот вопрос только провоцирует его захотеть утвердить своё превосходство.
Я бы хотел увидеть, как он будет пытаться.
Он больше ничего не говорит.
«Он понимает, что я извожу его?»
— Твои люди знают о Лили? — спрашиваю я, частично из любопытства, но больше, чтобы запутать его изменением предмета разговора. Для меня ничего не изменится, если они знают об отпрыске ублюдка Алека Крэйвена. И всё же я ещё не решил, что делать с этой девушкой.
Джеймс моргает, напряжение немного покидает его тело, как будто он был готов к борьбе, которая не произошла, и теперь он может немного расслабиться, но не полностью.
— Да, — просто изрекает он.
— Тогда тебе необходимо дать им знать, что впредь с этого момента — она принадлежит мне.
Он не в состоянии сдержать озадаченный вид, что появился у него на лице. Его челюсть слегка дрожит, когда он скрипит зубами, его замешательство быстро трансформируется во что-то, что больше похоже на ревность.
Мой монстр под поверхностью пыхтит, фыркает в воздух и растягивает позвоночник — готовый атаковать.
— Я проинформирую их, — отвечает Джеймс, как только укрощает свою реакцию. — Теперь, если ты готов, автомобили ждут нас.
Он движется к люку самолета, когда один из команды обеспечивает выход и трап подан.
Как только я снаружи, меня поражает тёплый венгерский летний воздух. Лётное поле, на которое мы приземлились, маленькое, но намного в лучшем состоянии, чем то, с которого мы вылетели. Я наблюдаю, как один из людей Джеймса передает толстый комок налички коротышке в пропитанном нефтью комбинезоне. Два человека обмениваются рукопожатием, и более высокий мужчина в чёрном тактическом снаряжении поворачивается и идет к транспортным средствам, в то время как коротышка оживленно машет руками более молодому служащему, выкрикивая резкие инструкции на венгерском языке, пока запихивает в карман с широкой усмешкой на лице свой щедрый куш.
Джеймс останавливается перед ведущим автомобилем — тёмным внедорожником, и не ждет, когда водитель откроет ему дверь, отмахиваясь от него, перед тем как поворачивается ко мне и нацеливает свой немигающий взгляд на меня. Вопрос и вызов горят в их тёмно-коричневых глубинах, и они нацелены исключительно на меня.
Он думает, его уверенность одурачит меня. Он думает, что знает, как всё будет дальше разворачиваться. И я не имею в виду операцию по уничтожению последней фермы. Я не сомневаюсь в его успехе в данной области. Джеймс Купер проник в «Королевство» изнутри и спас тысячи. Одна ферма, управляемая мальчишкой, который возомнил себя императором, — ничто, чтобы волновать этого мужчину. Нет, это не о его способности достичь успеха в этом случае — это глупо. Это его поддельная секретность с его влечением ко мне.
Могу поспорить, он никогда не был с другим мужчиной, не говоря уже о таком мужчине как я. Мой мозг борется с этой мыслью — половина желает погрузиться в развращенность, другая половина дразнит меня и мой опыт с мужчинами. Вообще-то я предпочитаю женщин в моей темнице и редко беру питомца мужского пола. Джеймс, возможно, никогда не был с другим мужчиной, но и я никогда сам не был объектом охоты, а пока я удерживаю его пристальный взгляд, даже в то время, когда скольжу на заднее сиденье, я понимаю, что это именно то, что я делаю, — охочусь.
Автомобиль тихо трогается, позволяя другому транспортному средству вести нас через тихие проселочные дороги. Разрозненные деревни появляются время от времени вдалеке, и я знаю, что мы очень далеко от столичного города Будапешта — мы в глубинках сельскохозяйственной Венгрии. Хотя я и осведомлён о происхождении пейзажа, я больше чувствителен к мужчине, сидящему тихо справа от меня. Мы не разговаривали с тех пор, как я утвердил права на Лили, и я наслаждаюсь его молчаливостью. Оно наполнено его дурными предчувствиями и беспокойством, а я отказываюсь быть тем, кто прервёт тишину.
Мне не приходиться слишком долго ждать.
— В конечном счете, ты передашь узды правления «Багряного Креста» Коулу? — глубокомысленно спрашивает он, его пристальный взгляд прикован к сельской местности за окном.
Неожиданно. Его вопрос — как гром среди ясного неба.
— НЕТ, — я не заморачиваюсь с объяснениями.
Я чувствую его взгляд на себе и поворачиваю голову, чтобы поймать его взгляд своим. Он не вздрогнул. Он выглядит заинтригованным моим односложным ответом.
— Ты наслаждаешься.
Заявление — не вопрос.
— Ну конечно же, — продолжает он. Уголок его рта приподнимается, веселье достигает его глаз, отчего в уголках появляются морщинки.
Джеймс выглядит моложе в этот момент, и у меня появляется краткое изображение человека, каким бы он стал, если бы не был урожден Реншоу. И также, я впервые вижу сходство с его братом — Гримом. Это проявляется в наклоне головы и форме глаз. Грим также выглядит моложе рядом с Кал, как и Джеймс выглядит моложе прямо сейчас.
— Ты уже разговариваешь со своим братом? — спрашиваю я, удивляя и его, и себя этим вопросом.
Он хмурит брови и быстро моргает, сходство с Гримом исчезает также, как и легкость в его глазах.
— У нас было несколько… неестественных бесед. Я разговаривал с Каллией несколько раз. Она по-прежнему рассматривает возможность принять участие в работе нового виноградника. Хотя, я сомневаюсь, что она когда-нибудь оставит бок Генри.
— Если ты продолжишь называть его по имени — это может только увеличить пропасть между вами. Генри мёртв — уверен, Грим говорил тебе это.
Джеймс морщиться.
— Грим — даже не имя.
— Это его имя. То, что он выбрал. Ты же знаешь — он повёрнутый ублюдок — оно удовлетворяет его. Но что более важно — оно подходит ему. Оно — его кожа, его броня. Каждый раз, когда ты отказываешься позволить Генри умереть, он видит в этом угрозу. Или ты хочешь наладить с ним отношения, угрожая его существованию, пока он борется с собственной кровью и болью?
Я наблюдаю, как Джеймс поглощает мои слова, прежде чем добить его:
— Что если бы ты остался Джеймсом Реншоу? Ты был бы тем мужчиной, что теперь?
Я знаю, как сильно он презирает свою фамилию, данную ему при рождении. Джеймс Купер — был рожден из пепла Джеймса Реншоу, старшие Реншоу оставили неизгладимые следы на душах обоих своих сыновей.
— НЕТ. Не стал, — теперь настала очередь Джеймса дать односложный ответ.
— Тогда, если ты хочешь примириться со своим братом, то будешь уважать его личность. В конце концов, она обошлась ему слишком дорого, — моя очередь заявить, а не задавать вопрос.
— Сэр, мы меньше чем в десяти минутах от базы, — голос водителя раскалывает удивительно интимный воздух вокруг нас.
— Спасибо, Брант, — отвечает Джеймс. Его слова для человека впереди, но его глаза по-прежнему смотрят в мои.
— Я постараюсь, — просто предлагает он, перед тем как перевести взгляд за окно.
Я сижу и поражаюсь тому факту, что у меня только что была значимая беседа с другим человеком. Важная, но не в деловом смысле. Не потому что предоставляла мне больше власти или усиливала моё положение. Она была того уровня, о котором я раньше никогда и не помышлял. Сколько я себя помню: жизнь — битва. Смертельная борьба за власть. Где выживает сильнейший, а слабый быстро сдаётся. Только однажды я был слабым. Ребенок неспособен адаптироваться и скрывать свои эмоции. Семь дней рядом с разлагающимся телом моей убитой матери — исцелили меня от этого.
Фиалки. Их аромат наполняет внутренне пространство автомобиля, и я закрываю глаза и обрезаю мои чувства.
Не здесь. Не сейчас.
«Будь лучше, чем все они. Я верю в тебя».
Я открываю глаза и ожидаю увидеть её передо мной. Яркое небо за не затонированными стёклами ослепляет меня на мгновение — моё зрение туманно, мой взгляд медленно проясняется. Но её нигде не видно. Аромат фиалок рассеивается, замененный концентрацией кожи и мужского мускуса. Тёплое чувство от слов материнской любви сочиться из моих пор как пот, и я чувствую головокружение, практически слабость. Мои глаза встречаются с пристальным оценивающим взглядом Джеймса.