Страница 25 из 42
— Нет нужды. Поразительно чему только можно научиться, когда пытаешься продлить чью-то жизнь немного дольше, чтобы ещё чуть дольше с ними потрахаться.
Мои слова вызывают желаемый эффект, и его веки опускаются, скрывая взгляд.
— Ты должен рассказать Коулу, — предостерегает он. — Ты не можешь прятать её вечно, как туз в рукаве.
— Тебе не следует совать нос в чужие дела. То, что я делаю со шлюхой-Крэйвен не твоего ума дело.
Его взгляд становиться жёстким, и прямо у меня на глазах он превращается в человека, которого я впервые встретил. В холодного надменного профессионала, и моему члену это очень нравится. Мой монстр знает, как победить в этой битве. Он узнаёт правила игры.
— Я не одна из твоих игрушек в темнице, — предупреждает он, тон его голоса низок и твёрд, и зверь в моей груди облизывается. — Но думаю, что ты понимаешь это, — его пристальный взгляд становиться суровым, когда он добавляет: — Ты предостерёг меня, что я не готов ко всему, что грядёт. Ладно, но позволь мне напомнить тебе: я урождённый Реншоу. В моих венах течёт та же кровь, что и у Грима. С твоей стороны будет мудро помнить об этом, когда будешь утверждать свою власть. Я же просто допущу это, если это будет тем, чего я желаю. Но никогда недооценивай меня или то, на что я способен, поскольку ты можешь допустить эту ошибку лишь однажды.
— Это угроза? — надсмехаюсь над ним я.
— Нет, — категорически парирует он. — Это обещание.
***
— Она под действием седативных, — произношу я, когда вхожу в старомодную кухню сельского дома, чтобы обнаружить Джеймса, печатающего на планшете. — Я добавил некоторые лекарства и антибиотики в капельницу. По крайней мере, она простит до утра.
Он отрывает свой взгляд от устройства и смотрит на меня:
— Хорошо, ей нужен отдых, — затем он отвергает меня и возвращаться к своей задаче, бормоча: — Я сделал кофе. Он на столешнице, но скорей всего остыл.
Я направляюсь к кастрюльке и наливаю себе в кружку смолоподобную жидкость.
— Я говорил с Коулом, — выдаёт он, когда я делаю свой первый глоток, и прохладная жидкость душит меня, когда достигает пищевода. — Он будет здесь к середине завтрашнего утра.
Ледяной огонь наполняет мои вены. Из всех людей именно он обратился за моей спиной к моему брату.
Когда я разворачиваюсь к нему лицом — моя ярость видимо должна быть так очевидна на моем лице, поскольку он тут же поднимает свои руки в универсальном жесте «стой», перед тем как произносит:
— Он сам связался со мной, когда не смог получить ответ от тебя. Он передал планы по их возвращению и ничего больше. Я не враг тебе, Люк. И я не предавал тебя.
Он говорит со мной как с каким-то раненным животным, которое собирается напасть, и это провоцирует что-то во мне. Что-то за пределами темного небытия, которое я лелеял и взращивал с детства.
— Вставай, — выдавливаю я сквозь сжатую челюсть, ненавидя мою неспособность справиться с натиском эмоций, заполняющих мою ранее бесплодную, сломанную и пустынную систему.
Он моргает, но не двигается.
— Я сказал, — рычу я, делая шаг в его сторону, — вставай, мать твою.
— Или? — его карие глаза ужесточаются и загораются. Восхитительная смесь похоти и гнева прокатывается по его жилистому телу.
Я делаю ещё один шаг, и мне понадобиться всего лишь ещё один, чтобы дотянуться и поднять его за горло.
— Нет никакого «или», Джеймс. Я никогда не предлагаю возможность выбора.
Он ухмыляется, выражение его лица хитрое — злое приглашение.
— О, всё верно, ты берёшь.
Время слов окончено. Мой следующий шаг быстрый и жёсткий, так что моя рука вокруг его горла, когда я поднимаю его вверх и притягиваю вплотную к моему телу.
Он не сопротивляется, его твёрдый как камень член впервые прижимается к моему, и весь мой тщательно оберегаемый контроль испаряется как пар.
— О да, Джеймс. Я, бл*дь, беру.
Глава четырнадцатая
Джеймс
Столкновение зубов. Облизывание языков. Посасывание губ. Горловые стоны.
Я мечтал о поцелуях Люка и о том, каким он окажется на вкус. Я провёл слишком много долгих одиноких ночей с членом в руках, пытаясь вытрахать мысли о нём из моей головы. Я жаждал сражения его губ с моими… я жаждал всего этого, но в то же время боялся. Он моя болезнь. Вирус, который поглотил мой здравый смысл и украл моё тело.
Он целовался также как делал всё остальное в жизни — с неумолимым звериным контролем, граничившим с жестокостью.
Он поедал мой рот, поглощая последние остатки моей сдержанности. Он мог делать со мной всё, что хотел.
И мне бы понравилось. Нет, я бы полюбил это.
Его твёрдая длина болезненно прижимается к моей, и я бесстыдно протираюсь об него как нетерпеливая шлюха. Вот, во что он превратил меня — я его шлюха.
Крепкая хватка на моём кадыке так и не ослабла, а его другая рука грубо хватает меня за задницу, чтобы ещё сильнее прижать к себе. Когда мы сталкиваемся друг об друга, утробный стон вырывается из моего гола, он реагирует на это, сильнее кусая меня. Мягкая плоть моей губы разрывается под натиском его зубов, и теплая кровь смешивается с его ароматом, добавляя тёмную грань, что я так жажду.
Я шиплю, когда его язык змеей зализывает ранку, а его грудь грохочет от сдержанного рёва из-за вкуса самой моей сути. Мой член болезненно пульсирует, отчаянно нуждаясь оказаться за пределами моих брюк.
— Тебя когда-нибудь трахал мужчина, Джеймс? — Люк отрывается от моего рта, чтобы мрачно прошептать мне это в ухо.
Я трясу головой насколько позволяет его рука вокруг моего горла, мои бёдра всё ещё раскачиваются напротив его, мой ствол пульсирует от восторга.
— Нет, а тебя? — хрипло спрашиваю я.
— Нет, — шипит он, его рука слегка напрягается на моей шее, в то время как другая змеёй обвивается вокруг моего бока, чтобы потереть мой член через ткань моих брюк. Его прикосновение не нежное как у женщины, оно жесткое и требовательное. Он собирается делать всё, что, бл*дь, хочет со мной. — Но я разорвал нескольких.
Мой член подпрыгивает под его рукой.
— Тебе это нравится, Джеймс? — его рука сжимает меня сильнее. — Твой член сочится от потребности во мне, чтобы я полностью наполнил тебя моим членом, пока ты не порвёшься надвое? Тогда, Джеймс, ты станешь до и после. До — мужчина, который никогда не познавал вкус моего члена в своей заднице, и после — мужчиной, который будет умолять меня разрушить, обучить и раскрасить его моим семенем.
— Бл*дь, да, — стону я, пропуская и не заботясь о том, как отчаянно звучу. Я хочу боли и удовольствия обещанного им мне. Я жажду широкого растяжения и жжения. Я хочу быть жестко оттраханным до тех пор, пока ничто не станет существовать, кроме потребности кончить. Я хочу, чтобы он использовал меня.
— Повернись лицом к холодильнику, — он толкает меня в спину, используя моё горло как рычаг, и отстраняется. Моя грудная клетка поднимается и опускается рывками, мои ноги дрожат, и я смотрю на него слишком долго, принимая его спокойное поведение и расслабленную позу. Если бы не было твердой длины, которую я чувствовал, прижимающейся к моей, менее секунды назад, я мог бы поверить в его незаинтересованность.
— Никогда не заставляй меня просить дважды, — предупреждает он, вспышка предвкушения в его глазах противоречит его словам. Он будет так сильно обожать моё неповиновение, чтобы потом заставить меня подчиниться.
В слабой попытке лишить его того, чего он так желает, я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к старому холодильнику. Я думаю о том, что когда-то он был белым, но теперь он бежевый с проблемами старения: за годы холодильник покрылся въевшимися сажей и грязью.
— Положи свои ладони на дверь с обеих сторон от твоей головы, а затем прижмись лбом в пустое пространство между ними.