Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 42



Я запускаю руку в её запутавшиеся, грязные светлые волосы и тяну.

Она издаёт звук как ягнёнок, но тут же замолкает, когда я начинаю шептать ей в ухо:

— В какую дырку ты любишь? В ту, что сейчас сгорает в огне от жара после дюжины оргазмов? Или ту сморщенную и тугую, что опаляет жар. Ту, что ждёт, чтобы мой член широко ее растянул?

Я пробегаю кончиками пальцев по напряженной коже ее рта, проводя по сухим трещинам на губах и ища контрастирующие места влажности.

Я нахожу струйку слюны, стекающую из уголка рта, и использую её, чтобы смазать плоть вокруг её кляпа.

— Или я могу взять тебя сюда и оттрахать твоё сухое горло. Держу пари, ты выпьешь меня так, как будто я вода в выжженной пустыне. Не так ли, дорогая?

Я поднимаю голову и смотрю вниз на неё. Её зрачки расширены, ноздри раздуваются с каждым дыханием. Вибрации всё ещё мучают её тело, переходя от неё ко мне. Они ползут вверх по моей руке как армия муравьёв, проникая в кожу через мои жадные пальцы, когда они автоматически напрягаются в её волосах.

— Как это произойдёт, дорогая? Я позволю тебе выбрать.

Она не отвечает… о, да — она же не может.

Её глаза моргают, а её душа умоляет, но ничего, помимо гортанного стона, не слетает из её губ, резиновый шарик-кляп видоизменяет его в слабый раненный звук, тот, который ты ожидаешь услышать от умирающего животного.

La petite mort — маленькая смерть (прим.: фр. дословно «маленькая смерть», но есть и другие значения, например, кратковременная потеря сознания, обморок, сильное потрясение, сопровождающееся временным «отключением» от реальности, или оргазм).

Я ощущаю, как она снова приближается к ней, когда я сначала расстегиваю мой ремень, а затем кожаную упряжь на её кляпе.

Чистая случайность, что мне приходиться думать во французских выражениях об оргазме, который обрушивает свое воздействие на тело Марго, и это простое совпадение заставляет меня улыбаться, позволяя единственному дыханию наполнить её лёгкие.

Она задыхается и втягивает неограниченный воздух, пока всё её тело трясётся, но прежде чем она смогла завизжать из-за своего болезненного освобождения, я щёлкаю рычагом сбоку скамьи, и поверхность под её головой падает. Её голова обрушивается вниз, потому что ничто её не поддерживает, её шея неудобно растягивается, а рот широко открывается из-за комбинации шока и тихого вскрика. Но прежде чем она успевает снова моргнуть, её лицо уже в моих руках, и я погружаю член прямо до задней стенки её горла.

Внезапное вторжение в её натруженное криком горло заставляет её бороться со своими путами, её глаза до невозможности широко открыты, а горло очаровательно бьётся в конвульсиях вокруг моей длины, пока я душу её без предостережения. Мне даже не нужно двигаться, так как она неумышленно доит меня своими внутренними мышцами. Мой длинный, толстый член практически виден под тонкой кожей её горла, разрывающегося от заполнения.

Марго корчится и ничтожно хрипит, но у неё нет выбора. Её тело прижато к моей скамье, и её дыхательные пути заблокированы моим членом. Я всё ещё сопротивляюсь настоятельному призыву начать толкаться, когда использую единственный палец, чтобы провести по линии моей широкой головки, вжимая кончик ниже и пробуждая её глотательный рефлекс. Ощущение чистого экстаза, объединённого с визуальной демонстрацией моего члена глубоко в её горле — спрятанного под напряжённой плотью, но всё же полностью видимого — подталкивает меня всё ближе и ближе к краю.

Я немного дольше борюсь с темнотой, упиваясь моментом, когда её тело перестаёт бороться.

Je t’en prie. Je t’en supplie. Je t’implore. Jetepleure (прим. фр. Пожалуйста. Я тебя умоляю. Молю. Плачу), — я могу вообразить её мольбы. Моя симпатичная, французская девочка, которая захотела прогуляться на тёмную сторону, но всё же никогда не представляла, насколько эта сторона темна во мне. Но кто может её в этом винить? Я выглядел соответствующе. Хорошо скрывал свой облик. Но когда моя маска слетает, кусочек за кусочком, с каждым дерганьем её голого тела и каждым сокращением её горла, — Люк Хантер отслаивается от моей кожи, как старый лак, выставляя реального человека — монстра, который жаждет развращенности и разрушения.

И теперь она может меня рассмотреть.

Она может увидеть каждую мою часть, и я знаю — это грандиозное зрелище.

Моя маска снята, мой плащ нормальности отвергнут, и она видит меня, и этого достаточно, чтобы отправить её за край «маленькой смерти» и чтобы умолять о смерти.

Пока её пальцы слабо подёргиваются, а её тело отказывается от борьбы, я делаю два зверских толчка бёдрами в её слабеющий рот, вытаскиваю и спускаю моё освобождение на её бледную кожу и синие губы, раскрашивая её моим семенем, как извращенный шедевр.

Бл*дь, вот так она выглядит красиво.

Я хочу провести пальцами по липким вереницам, разбрызганным по её сливочной коже. Я хочу скормить это её открытому рту до того, как она очнётся из того, в какой бы кошмар я её не отправил.

Вы видите, я не такой монстр, на которых мы охотимся.



Я не убиваю моих зверюшек.

Я люблю их единственным способом, который знаю.

Эти женщины свободны уйти в любое время, когда пожелают, но они нуждаются в этом также сильно, как и я, и в этом знании заключается власть. Власть, которой я беспрепятственно злоупотребляю.

Власть, которая иногда угрожает поглотить меня целиком.

Но я не допускаю этого.

Я знаю свое место, так же как знают мои зверюшки.

Возможно однажды, я найду кого-то, кто бросит вызов этой власти. Возможно, уже нашел.

Я уверен, как чёрт, что никогда не буду обуздан как Коул и Грим и никогда не брошу свою темницу.

Она всегда была здесь, со мной, — женщина, которую я отказался отпустить. Я осквернил её память своими низменными потребностями, а потом впоследствии просил о прощении. Всегда одно и то же. Каждое посещение, каждая минута, проведённая с моими питомцами, оставляет меня раскрытым и обнаженным. Розовая и нежная кожа, показывающаяся из-под плаща, что я ношу в мире, становилась чувствительной и воспаленной.

Позже она всегда находила меня здесь сама.

Я был её вечным разочарованием. Моя боль и рваная плоть стремились к ней за успокоением, но она так ни разу этого и не сделала. Вместо этого, её пристальный взгляд походил на тысячу крошечных ножей, разрывающих мою недавно оголенную кожу, пока не оставалась одна лишь мольба — мольба, чтобы она остановилась. Мольба простить меня.

И вот я здесь, на коленях, моя голова задрана к тёмному потолку, голая лампочка светит в мои закрытые веки, как вдруг вспышка привлекает моё внимание, когда звонит он.

Человек, который поражает всё.

Единственный, кто заставляет мою кожу испытывать зуд, — как мужчину, так и монстра.

Человек, кто имеет наглость смотреть на меня, как будто я — его жертва.

Ага. Он скоро выяснит, кто жертва в этом сценарии.

— Джеймс, я бы сказал, что это всегда удовольствие слышать тебя, но ты не вовремя. Что тебе нужно?

Мой тон скучающий и пронизан высокомерием, несмотря на агонию моей воспалённой кожей из-за того, что она гудит под жёстким светом единственной лампочки.

Я смотрю на мою зверушку Марго. Такая прелестная, такая открытая и готовая принять от меня всё, чтобы я не пожелал. Я фокусируюсь на ней и жду, притворяясь, что, чтобы он дальше не сказал, это не повлияет на меня.

— Ты…

Глава первая

Люк

— Собираешься уехать, не попрощавшись, брат?

Мой пристальный взгляд фиксируется на разнообразии оружия, разложенном передо мной, мои пальцы прослеживают твёрдые, но всё же чувственные линии Beretta 92FS (прим. самозарядный пистолет), перед тем как останавливаются на маленьком и гладком Walther Polizei Pistole Kurz (прим. название одного из самых известных пистолетов 20-го века).