Страница 13 из 17
Е – Ну подожди, Владимир, чем дело-то кончилось, посадили?
Д – Не, обошлось. Благо, что я дело придержал, разобрались они в итоге друг с другом, забрала бабуля заявление, секту бросила, живёт сейчас в той же квартире по-прежнему. И ведь видите, как рисковал, ведь сам сесть мог, но что б мать родная без крыши над головой не осталась…
А – А чем вы сейчас занимаетесь, Даниил Сергеевич?
Е – Кроме нас.
Д – Да есть ещё одно дело. Тоже, кстати, интересное (усмехается). Там товарищ жену свою грохнул из гуманных побуждений.
Е – Как так?
Д – Вот так, зарезал, один хороший удар в сердце. Благо, что не мучилась; наверное, и сообразить не успела, что её убивают. Мутное дело, даже рассказывать не охота.
Владимир вздыхает.
В – А оно может и хорошо так, когда вот, полон сил, живёшь, а потом раз! И не живёшь. Вот так внезапно, чтобы именно раз и всё.
К – Не каждому Бог такой подарок дарит, чтобы сразу в рай и без долгой дороги.
В – О том и речь, Кирилл, о том и речь. Испытание, что ли, какое?
Кирилл пожимает плечами.
К – Кто знает? Может и испытание.
Н – Кого? Кого испытание? Вот та же бабушка наша, кого бог испытывал? Её или мать? Или меня? Или может всех нас?
Е – Ну Настя…
Н – А что? Я этих божественностей не понимаю. Ну, хочет бог испытать кого-то, так испытывай, почему кто-то ещё страдать должен?
К – Так оно, может быть, в том и задумка, что не для одного человека испытание придумано? Откуда нам знать?
Н – Тогда зачем…
К – Вот когда там будешь, тогда и узнаешь, зачем. Это после все связи ясны станут, не сейчас, не в этой жизни. Может ты, лично ты, спаслась через бабушку, ведь возможно?
Настя не находит, что сказать.
В – Порою даже интересно посмотреть, что там такое…
Е – Владимир, ты меня пугаешь.
В – А тебе не интересно?
Елизавета улыбается.
Е – Пока – нет, я ещё пожить хочу. Я, пожалуй, за несколько последних лет впервые жизнь почувствовала. Нет, правда, я это честно говорю. И мне не стыдно за свои слова, я знаю, что мама тоже была бы рада, если бы увидела меня такой.
В – Ей ведь, Даниил Сергеевич, за себя стыдно было. Всё… (осекается). Да что уж там, давайте начистоту? Стыдно ей было, что она, которая всю жизнь о всех нас заботилась, вдруг такой… обузой стала. Оно, конечно, не так, не обуза, но разве ж переубедишь? Неловко ей было, что к своим страданиям и нас, получается, подтягивает.
Е – Да (улыбается), шутила всё по этому поводу, сначала… А потом уже просила…
Елизавета замолкает, не зная, как продолжить.
Н – Не могла она на себя руки наложить, вот и просила, чтобы ей помогли. Маму просила. Последнее время, когда обезболивающие совсем помогать перестали, очень часто просила.
Е – Нет, Настя…
Н – Я слышала, мама, не отпирайся. И я не вижу в этом ничего зазорного.
Даниил немного удивляется.
Д – Прямо сама просила?
Елизавета неуверенно кивает.
Е – Да.
Д – Так может это, когда приступы были, в беспамятстве…
Е – Нет, в такие моменты как раз не просила. Вернее просила, но редко. Мама у меня очень рассудительной была и просто так, на эмоциях, никогда ничего не говорила. Она спрашивалась разрешения серьёзно поговорить и просила… Говорила, что я ей самый близкий человек и от кого же ещё, если не от меня, смерть принять?
Д – Что-то я не понимаю…
Владимир принимается разливать коньяк.
В – Да что тут понимать, Даниил Сергеевич? Тяжело ей было, а о спасении и речи уже не было. Как ещё прекратить страдания? Вот и просила… помочь.
Д – Не понимаю я, как можно просить, чтобы меня самого убили?
А – А почему нет? Такие случаи…
Д – Но это же жизнь! И второй жизни не будет. Всё. Тебя нет. Как можно просить, чтобы тебя не стало? Ерунда какая-то.
Е – Зря вы не верите, я сама…
Д – Да, не верю! Нет, я понимаю, в пылу горячки просить, тут я могу понять, но чтобы вот так, на серьёзный разговор…
А – Вы просто не видели, как всё это было. Да даже и не в том дело, что болеет человек, а что любящие кругом, они через тебя болеют, им от того может и ещё хуже. Чего и не попросишь только.
Д – Тем более, как у любящего тебя человека просить, чтобы он тебя убил?
А – А кто ещё? Кто ещё поможет? Если не любящий тебя. Кого попало с улицы не попросишь, вряд ли, что поможет.
Д – Вы так говорите, помощь… Что значит «помочь убить»? Помогите мне, обворуйте, а то я нищим стать не могу. Ведь то же самое. Да даже и больше того, жизнь – это не вещь, жизнь уже точно не вернёшь.
К – Нет, это вы о разных вещах говорите. Вернее, нет, не о разных, но в вашем смысле всё-таки о разных. Помощь – это когда от твоих действий человеку будет лучше. Если бабушка считала, что там, в том мире, ей будет лучше, чем здесь, то просьба переправить её в тот мир – это именно призыв помочь, помощь.
Д – Да какой мир… (Даниил начинает злиться)
А – Тут не в мире дело, Кирилл вам не то сказать хочет; дело в том, что лучше, а что хуже.
Д – И что?
А – Вот и получается, что если со смертью бабушке стало бы лучше…
Д – Да как хоть лучше?
А – Вот так и лучше. И правда, ей стало действительно лучше. Ведь не больно уже?
Д – Ей никак.
Е – Вот вы, Даниил Сергеевич, что предпочтёте: просидеть сутки на иглах, да что б родные ваши видели, или просидеть на обычной кровати, которая не вызывает абсолютно никаких эмоций?
Д – Это разные вещи.
Е – В том ваша проблема и заключается, что для вас это разные вещи. А оно всё одно.
Д – Ну как одно? Как? Жизнь, повторяю – это не вещь, здесь нельзя судить так же.
Е – Как, так же? Со стороны? Нельзя. Потому только любящие, близкие люди могут судить о жизни другого человека.
Д – И вы рассудили? (к Елизавете)
Е – В каком смысле?
Д – В буквальном, ведь можно… оказать помощь?
Елизавета обижается.
Е – Я вам даже больше скажу, Даниил Сергеевич, она мне и способы предлагала, и как сокрыть, что её убили…
Д – Вот как…
Е – Да, она обо мне беспокоилась, так же, как и я о ней; я тоже ей только лучшего желала, всегда так было.
Д – Лучшее, я так понял, это смерть?
В – Ну хватит вам уже спорить, помиритесь.
Владимир поднимает рюмку.
В – Вы знаете, Даниил Сергеевич, как у нас все споры любят? Одни философы, не иначе. Вы уж простите, не принимайте близко к сердцу. Любим мы это дело, что поделать? Да и вы, не наседайте, видите, неприятно человеку (пауза). Давайте лучше с вами выпьем.
Даниил вздыхает.
Д – Да уж… Давайте… За согласие (пытаясь изобразить улыбку).
Все чокаются.
Сцена 4
Обстановка: дом, вечер.
Действующие лица: Даниил, Настя
Та же беседка на заднем дворе. Солнце уже почти село. Даниил сидит один, что-то изучая в телефоне. Подходит Настя.
Н – Для вас всё готово, идите в дом.
Даниил откладывает телефон.
Д – Хорошо тут у вас, дом, природа… Ничего, что я ночевать остаюсь? Честно говоря, неудобно как-то.
Настя садится напротив.
Н – Ничего неудобного. А вот с мамой у вас и, правда, неудобно получилось, она очень расстроена.
Д – В смысле?
Н – Вы же так намекнули, что это она бабушку… Да ещё и прикрывается философией. Ведь так вы подумали?
Даниил некоторое время молчит.
Д – Так.
Настя говорит уверенно, даже жёстко.
Н – Вы понятия не имеете, что для мамы значила бабушка. И сколько мама для неё сделала в последнее время. И как она плакала ночи напролёт, после этих бабушкиных просьб. Вы же про это не подумали, правда?
Даниил молчит.
Н – У меня у самой сердце кровью обливалось, когда я на маму смотрела; как же было жаль мою бедную маму… А вы такие вещи говорите. Это… Это просто подло, Даниил Сергеевич.
Д – Да-а (вздыхает).
Н – Вас бы тогда, в то время, на место мамы на день поместить, хотя бы на день, или на место бабушки, да или хотя б на моё место. Вы бы уже так не говорили. И не утверждали бы того, о чём никогда даже не думали толком.