Альтернативный обмен

Владимир Тимофеев

Альтернативный обмен

Пролог

Эту историю рассказал мне Шурик. Александр Григорьевич Синицын, доктор физико-математических наук, лауреат, профессор, автор десятков монографий и сотен научных статей.

В канун Нового года мы сидели в одной из лабораторий Курчатовского института и обсуждали перипетии прошедшей осени. Вообще говоря, события, произошедшие с нами, достойны отдельного романа. Возможно, я когда-нибудь его напишу. Название, по крайней мере, уже имеется. «Три кварка». Но сейчас речь не о нем…

— Слушай, Андрюха, — Шурик задумчиво смотрел на меня, помешивая ложечкой чай. — А ведь те эксперименты коснулись не только тебя.

— Вот как?! — заинтересовался я сказанным. — Неужели кто-то еще пострадал?

— Ну, не то чтобы пострадал, но всё-таки… Вася Бойко. Знаешь такого?

— Естественно, знаю. Бригадир, у нас работает. И мужик неплохой.

— Ну да, ну да. Чёрт, я и забыл, что ты главным инженером в «Макстрое». Так вот, слушай. Тут с ним одна история приключилась…

1. Волшебный шкаф (история, рассказанная Александром Синицыным)

Василий Иванович Бойко проработал в компании «Макстрой» около десяти лет. Родился он под Ленинградом, но в середине семидесятых семья перебралась в Рязань и уже там, в областном центре, Вася закончил восьмилетку и ПТУ. Два года срочной в военно-строительном отряде на Дальнем Востоке пролетели для Василия почти незаметно. Домой ефрейтор Бойко вернулся осенью 91-го.

Страну лихорадило, но Василий полагал, что перемены ему только на руку, ведь сколотить небольшую строительную бригаду под маркой кооператива казалось ему тогда перспективной идеей. Радужные мечты разбились о суровые реалии девяностых. Проработав несколько лет в местной ПМК, несостоявшийся кооператор отправился искать счастья в столицу. Московская эпопея продлилась недолго. Череда взлетов и падений неудачливого предпринимателя закончилась так же печально, как и у большинства пытавшихся разбогатеть в «лихие девяностые»: начальный капитал растаял как прошлогодний снег.

Помыкавшись по Москве, Василий Иванович вернулся в Рязань и, как принято говорить, взялся за ум: остепенился, завел семью, снова устроился на работу в родимую мехколонну… Увы — денег на жизнь все равно не хватало, и, в конце концов, он все же поддался на уговоры знакомого вновь поработать в первопрестольной. В «Макстрое» рязанский на-все-руки-мастер пришелся ко двору, выбился в бригадиры и в настоящий момент зарабатывал за вахту тысяч по тридцать. Не бог весть какие деньги для столичного града, но подобная жизнь, размеренная и спокойная, Бойко вполне устраивала.

В середине сентября фирма, где трудился Василий, вошла в новый проект, а сам бригадир впервые попал на территорию Курчатовского института. Здание, в котором пришлось работать, мало чем отличалось от таких же, разбросанных по стране лабораторий «чего-то заумно мудреного». Работа была знакомой, обычная реконструкция — сначала ломаем, потом строим точно такое же, но дороже. Срок стандартный — успеть до конца текущего года.

Сегодня Руслан Амирханов, прораб и непосредственный начальник Василия, разметил на стенах шурфы и гнезда для балок и, снабдив бригадира ценными указаниями, уединился в бытовке с прибывшим на объект инженером-конструктором.

Василий привычно расставил по этажам бойцов, после чего, прихватив «болгарку», спустился в подвал. Подойдя к ближайшему из отмеченных Амирхановым мест, включил инструмент и с легким нажимом повел крутящийся диск вдоль меловой черты. Через десяток секунд «болгарка» неожиданно дрогнула, по ушам ударил противный визг, а из-под отрезного круга полетели яркие искры.

«Вот ведь, блин! Металл под раствором», — взяв молоток, бригадир основательно простучал стену. Штукатурка скрывала под собой два неровных стальных листа, приваренных к едва просматривающимся уголкам. С помощью лома и известной матери лист, который поуже, удалось оторвать. За листом виднелась какая-то ниша. «Пожарный шкаф, — сообразил бригадир и, посмотрев на имеющийся у него инструмент, грустно вздохнул. — Диск алмазный, для стали не подойдёт. Работать начну, запорю на раз-два. Надо идти брать другой».

Положив отрезной круг на полку проема, бригадир поплелся наверх. Дойдя до «Прорабской» и постучав для приличия в дверь, вошел внутрь бытовки. Посередине вагончика за фанерным столом мирно чаевничали прораб и конструктор. Конструктора звали Борис Маркович Кацнельсон.

— Руслан Александрович, мне бы диск по металлу на двести сорок.

— На кой? Там же одни кирпичи, — прораб оторвался от кружки и уставился на вошедшего.

— Так лист под раствором. Приварен, не оторвешь, — развел руками Василий Иванович.

— Елки-палки, нет у меня этих дисков. Петро твой по дурости выбросил их вчера. Всю коробку. Тысяч на десять ущерба. Так что… И не надо тут звуки возмущенные издавать, — прораб решительным жестом прервал вскинувшегося было Василия. — В заднице ты, Иваныч, вместе с бригадой.

— Работа ж стоит. Какие, к матери, звуки? — оправдывался бригадир.

— А какие могут быть звуки из м-м… того самого места? — рассмеялся вклинившийся в разговор Кацнельсон. — Да будет тебе, Руслан, — конструктор повернулся к прорабу, — найди ты ему эти диски. Не кувалдой же стеночку околачивать.

— Диски, диски, — пробурчал прораб, роясь в тумбочке. — Как будто у меня тут ящик волшебный. Иди потом, доказывай финансистам, что я ими не торгую… На, Иваныч, от сердца отрываю — последний остался.

Смущенный бригадир вернулся в подвал, споро насадил драгоценный диск на «болгарку» и, уже собравшись приступить к резке, вдруг вспомнил про опрометчиво оставленный в нише алмазный круг. «Надо прибрать, а то ведь забуду. Потеряется — накажут еще на тысячу», — с этими мыслями Василий Иванович протянул руку к проему и… остановился в недоумении.

Диск отсутствовал. Вместо него на пыльной поверхности стояла бутылка. Плоская, со смутно знакомой этикеткой. Взяв в руки заполненную наполовину емкость, бригадир с удивлением прочитал: «Коньяк Московский». Машинально открутил пробку, понюхал. Действительно, коньяк или что-то похожее.

«Да ерш твою медь. Какая сволочь шутить надумала? Найду, блин, башку оторву нахрен», — мысли Иваныча стремительно раскручивались в направлении всевозможных кар, должных обрушиться на голову неведомого шутника. «Найду гада», — твердо решил бригадир и, вновь повернувшись к проему, пораженно замер.

Теперь в нише стоял стакан. Обыкновенный граненый стакан, слегка заляпанный, но вполне реальный. Повертев в руках нежданный подарок и поморщившись от запаха алкоголя (если кто-то не верит — на стройке сейчас действительно сухой закон), Василий Иванович задумался. Если что-то где-то появляется, значит, что-то где-то исчезает. Логично? Логично.

Бригадир осторожно положил в «пожарный шкаф» молоток. Молоток окутался легким сиянием и… исчез. «А зачем я это сделал? Ёшкин кот! Это ж мой личный молоток! Нахрена я его туда запихнул? Так… ладно, посмотрим, что дальше. Сыпанем-ка сюда саморезов».

Горсть саморезов перекочевала из кармана в нишу и так же благополучно исчезла. Минут пять не происходило ничего, затем в знакомом сиянии появились две вяленые рыбины, завернутые в газету, а через пару мгновений — треугольный молочный пакет, который, как помнилось Василию Ивановичу, был в ходу в далеких восьмидесятых. «Интересный набор. А молоко вроде свежее, — подумал Василий, отхлебнув из пакета. — И рыба на вид вполне себе ничего. А что за газета? Ого. Социалистическая индустрия. Вторник, 21 сентября, 1982 год. Хм, а у нас пятница. И что теперь?»

Картина вырисовывалась интересная. То ли какие-то странные непонятки, то ли — офигеть, не встать — привет из прошлого.

Бригадир немного поразмышлял, а затем лицо его осветилось пониманием и задором. «Посмотрим сейчас, что вы за фрукты», — мысленно ухмыльнулся строитель и, достав из внутреннего кармана спецовки купленный накануне еженедельник с яркими и весьма фривольными иллюстрациями, торжественно возложил сомнительное издание на кирпичную полку. Десять минут возбужденного ожидания были вознаграждены грязноватым листком из ученической тетрадки в клеточку. «Ты кто?» — гласила карандашная надпись.