Страница 19 из 25
Обозначение истины
Речь пойдёт о различного рода лингвистически-семантических барьерах в обозначении истины и о приближённом к этому субъективном идеализме. На это я скажу следующее: какой бы корявый и ржавый ни был знак, обозначающий перекресток, перекресток за ним всё равно есть. Теперь подробнее.
Я ни в коем случае не отрицаю, что лингвистические преграды существуют, и что они мешают как в поиске, так и в обозначении истины (или вообще любого знания). Но о чём это говорит? Только о сложностях и ни о чём больше. Здесь нужно уяснить одну достаточно простую вещь. Есть мир «вещей-в-себе» и мир «вещей-для-нас»; они относятся друг к другу как предмет к имени. Мы оперируем не предметами (в голове у нас нет ни стульев, ни столов), а именами, т.е. знаками. Преобразование предмет → знак, конечно, несет в себе какую-то ошибку (об этом я уже говорил неоднократно), но разве можно утверждать, что если неточен знак, то и сам предмет «неточен»? А ведь так и утверждается. Утверждается, что все наши теории не идут далее знаков (слов), за ними нет действительности, ибо мы оперируем одними знаками (хотя это – само собой). Следовательно, мы ничего не знаем о действительном мире. Спрашивается, ну и что, что мы оперируем знаками? Знаки же есть не совершенно особенный, изолированный мир, а мир, строящийся на мире «вещей-в-себе» и являющийся его, по сути, отражением (пусть и несколько искаженным) в иной форме. Если же мы утверждаем, что «щи отдельно, а мухи отдельно», что кроме знаков никакого мира нет, то это уже просто-напросто субъективный идеализм, который, как я уже говорил, совершенно несостоятелен. Последовательный же субъективный идеализм может привести только к солипсизму и тогда вообще нельзя говорить ни о какой истинности или неистинности. Таким образом, из того, что у нас в голове не стул, а образ стула, нельзя утверждать, что тем самым самого стула нет или, тем более, что он, тем самым, уже не имеет ничего общего со стулом как «вещью-в-себе».
Но что здесь ещё более интересно, так это лингвистическое обозначение какого-то положения. «А откуда мы знаем, что 2+3 = 5?»; «А откуда мы знаем, что рост Ивана Ивановича 1 м 82 см, а не 27,5 «ы»?» И т.д. Спрашивается, какая разница, как что назвать? Ну давайте будем измерять всё не в метрах, а в папуасских локтях, что от этого изменится? Только циферки. Давайте числа переобзовем, и что из этого? Это всего лишь имена, знаки. Какой знак не поставь: круглый, треугольный или квадратный с нарисованной в нём стрелочкой вправо – поворот за ним всё равно будет именно направо. Спрашивается, почему, например, вещества с упорядоченной кристаллической решеткой, в узлах которой находятся атомы со свойствами восстановителей, называются металлами? Это что же, придумали название такое «металл» и подогнали под этот знак действительность? Вот вам и сознание определило бытие. Но что здесь первично? Первичен не знак, а уже потом что-то там под него, а действительность, которую лишь обозначили словом «металл». Сам металл от этого не появился и не исчез, это знак появился, который обозначил такого рода вещество. Так что всё верно, бытие определило знак, а не наоборот. В конце концов, основа основ – математика – есть полностью абстрактная наука; в природе нет ни двоек, ни интегралов, как «вещей-в-себе»; это всё знаки; два стула, пять ножек есть, а вот просто два и пять – это вам в Древнюю Грецию надо. Я это к тому говорю, что совершенно неважно, какие знаки мы используем, главное, соответствуют они действительности или нет. И оперируя знаками, мы подразумеваем за ними действительность; действительность определяет и знаки, и их взаимодействие, если, конечно, мы говорим объективно. Хотя здесь уже и в самом деле возникает проблема.
Наши образы по большей части крайне неточны. Что такое красный цвет? Все его себе прекрасно представляют, но определить его точно можно будет только в том случае, когда мы будем знать все цифры в обозначении соответствующей длины волны; мы же этого пока не знаем и говорим о данном (да и о любом другом) цвете лишь с какой-то погрешностью. Что уж говорить о предметах гуманитарных наук: что такое сознание, строй, родина? Это определить очень и очень сложно. Но сложно, во-первых, не значит невозможно, а во-вторых, совсем уж не значит, что тем самым мы вообще говорим непонятно что. Вся эта неточность в определениях есть опять же не что иное, как некая лингвистическая погрешность (не скрою, как её оценивать – не знаю), а значит всякое определение само по себе уже относительно, хотя порою этой относительностью можно и пренебречь (достаточно точно можно определить такие «вещи-в-себе», как металл, птица, человечество…).
Эта относительность понятий особенно проявляет себя при обмене информацией людей с разной культурой или хотя бы с разной системой ценностей. Достаточно трудно, наверное, объяснить папуасу, что такое, хотя бы, тумбочка; он будет представлять себе всё что угодно, но наверняка его тумбочка, при всем вашем искусстве рассказчика, мало будет похожа на вашу. Эти лингвистические барьеры, конечно, вещь не очень приятная, но исправимая.
Любому человеку (если у него, конечно, достаточно мозгов, чтобы понять объясняемые вещи) можно замечательно объяснить такие понятия, например, как человечество, число, рука… или даже сложнее: электрон (частица с зарядом 1,6ּ10-19 Кл, а Кулон – это…), атом, ДНК и т.д. Т.е. все те понятия, которыми уверенно пользуются естественные науки. Почему? Потому что они определены достаточно точно; додуматься здесь до каких-то «извращеньев» – это ещё постараться надо. Другое дело «жиденькие» гуманитарные понятия. Тут самому себе-то, зачастую, не объяснишь, что уж говорить о ком-то другом. Почему – так же очевидно: понятия крайне неточны, т.е. обладают внутренне достаточно высокой погрешностью. Но точность-то – дело наживное; сегодня лингвистический барьер едва ли не непреодолим, а завтра и понятия-то такого не будет. Так почему же тогда на этом барьере строятся выводы аж о непознаваемости мира? Неверные это выводы.
В итоге, я скажу следующее: «вещь-для-нас» (как знак), конечно, имеет внутреннюю погрешность, но это всего лишь отклонение от истины, а не её перечеркивание. Нужно искать не оправдания «различности» своих понятий в языках, культуре и глобальном устройстве бытия, а искать точность и лаконичность; тогда-то вас и поймут.
Истина абсолютная и относительная
Абсолютная истина – это исчерпывающее, не требующее дополнений знание о каком-либо факте (законе, явлении) действительности.
Относительная истина – это такое знание о мире, которое может быть дополнено (уточнено).
Это, в общем-то, общепринятые определения абсолютной и относительной истин. Но на настоящий момент бытует мнение, что никакой абсолютной истины быть не может; всякая истина относительна. Я же скажу, что это не так. Абсолютных истин несметное количество. Я не говорю о такой «истине», как Cogito ergo sum; в кавычках же, потому что это только я «соgito», истина же должна быть всеобща; не говорю я и об абстрактных истинах, вроде 2х2 = 4 или х/х = 1, ибо в природе цифр нет. Я говорю о самых настоящих абсолютных истинах – фактах окружающей действительности. Например: напротив моего дома сегодня есть лес. Кто я – известно, где я живу – известно, когда это сегодня – тоже известно. И даже если весь мир сегодня придет к моему подъезду, всячески психически здоровый человек увидит лес. Требует ли такая формулировка факта дополнений? Нет. Это положение, которое не может быть дополнено или как-то уточнено. Вот и абсолютная истина. «Иван Иванович сегодня разговаривал с Иваном Петровичем», «У Людмилы Николаевны на прошлой неделе в квартире, где она прописана, наличествовала кровать» и т.д. И такие истины встречаются на каждом шагу.