Страница 32 из 38
При троекратном возвращении к описанию переживаний Руслана никак нельзя сказать, что эти переживания разнообразны; жених поглощен одним ожиданием. Поэт идет герою на помощь: он подробно описывает то, чего герою больше всего и хочется.
Сюжет поэмы удивительно соответствует авторской установке на изображение прикрытой эротики. Вот и описано все, что можно было описать, и поставлено многоточие, далее которого поэту ходить не принято. Но запретную черту пересекать не пришлось: сюжетное «вдруг» позволяет переключиться на новую тему повествования. Впрочем, острота ситуации еще тревожит воображение поэта, и – остывая, набирая дыхания для дальнейшего рассказа – он возвращается к прерванному эпизоду хотя бы с авторским комментарием.
Живописуя доступные подробности брачной ночи, поэт уже реализует творческий принцип, который будет прямо провозглашен несколько позже:
(Замечу в скобках, что сцена свадебного пира подтверждает: и молодому поэту никакие уголки жизни не запретны и досягаемы.)
Против того, что милее, возражений нет. Но далее возникает новый поворот проблемы: дело не в самом предмете изображения, но в характере отношения к нему, в тех ассоциациях и чувствах, которые сопровождают изображение, если угодно – в самой цели изображения.
Если смотреть на изображение драматически прерванной брачной ночи под таким углом зрения, то естествен вывод. Несмотря на то, что главный эмоциональный нерв сцены – нетерпеливая плотская страсть Руслана (и только!), сцена остается нравственно чистой и светлой. Имеет свое значение прикрытие интимностей супружескими отношениями. Поэт и далее в поэме не будет углубляться в духовную сферу любви, но он показывает союз добровольный, равный и потому естественный и привлекательный. Роль начала велика: оно задает тон, который помнится и настраивает восприятие на дальнейшее. Что-то и в дальнейшем подкрепляет эту линию, поскольку супруги верны друг другу и стремятся к воссоединению. Но в авторском повествовании – и дальше больше – целомудрие оттесняется фривольностью.
Поэту понадобилось вернуться к описанию брачной ночи.
Повод к напоминанию эпизода есть: поэт обращается к описанию злоключений Людмилы и делает это от той же точки отсчета. Но нет сюжетной обязательности в ассоциативной вставке, которая нужна исключительно автору и характеризует его мировосприятие.
Ассоциативный перифраз отправного сюжетного события существенно понижает его. Пусть и вначале преобладала плотская страсть – она была возвышенной. Теперь она заземлена, обытовлена, задета иронически. Такова устойчивая грань авторской позиции.
Поэт делает полемический выпад против критика, задавшего вопрос, который якобы ставит автора в тупик:
Неожиданная и тайная цель автора – под видом полемики обратить внимание читателя на некоторое пикантное обстоятельство, которое, не будь этого акцента, могло бы пройти мимо сознания читателя. Прецедент значим – и повторен в «Евгении Онегине». К строкам описания сна Татьяны:
– делается авторское примечание: «Один из наших критиков, кажется, находит в этих стихах непонятную для нас неблагопристойность». На самом деле цель примечания – вовсе не радение за благопристойность. Вопросы, для чего Онегин кладет девушку на скамью, что он дальше собирался делать, – могли возникнуть в сознании читателя, но они не обязательны: кто-то недогадлив, кто-то увлечен совсем иным. После авторского примечания подумать над поставленными вопросами придется каждому. Вновь под видом полемики автор сам старается, чтобы пикантное обстоятельство было непременно замечено.
В «Онегине» остается рецидив на уровне шутки, в «Руслане» поэт резвится во всю силу. Попробуем уточнить, какую же цель ставит перед собой сам творец?
Возьмем на заметку два фрагмента. Первый – «Посвящение».