Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 38

Несколько понятнее, когда подобный стиль отношений культивируется в рамках узкого кружка единомышленников, собутыльников: здесь естественна подогреваемая соперничеством бравада.

Но нашедшая общий язык молодежь вовсе не желает таиться, она выставляет сокровенное напоказ, делает свое поведение демонстративным.

Пушкин обращает браваду в свое оружие, имея успех:

Пушкин упивается своими победами, в согласии с представлениями о цикличности жизни он оставляет за юностью все права на бесшабашные удовольствия; понимая, что юность не вечна, он спешит наполнить ее годы до отказа. О будущем он не думает, дозволяя ему прийти в свой черед. Поэт захлестнут впечатлениями бытия.

Разумеется, многозвучие жизни нельзя свести к одному тону, но не приходится колебаться в определении пушкинских приоритетов.

На поверку выясняется, что крылатое дитя празднует именины едва ли не ежедневно.

Большинство приведенных фрагментов в силу их конкретности воистину могут быть восприняты страницами пушкинского дневника. Эти страницы обладают некоторыми свойствами типизации, поскольку передают не только личный опыт, но и стиль кружкового приятельского общения. Сравнительно реже встречаются стихи, где обобщенность включена в природу жанра.

Данный портрет несколько отличается от портретов «жриц наслажденья»: тона и краски здесь несколько приглушены; в героине отмечены стыдливость (хоть и робкая) и непритворность; отношения именуются любовью; наконец, поэт говорит об индивидуальном чувстве, исключая наличие соперников. Правда, последнее основано лишь на вере, а поэт верит лишь потому, что «нужно верить». Возможно, известную мягкость деталей уместно объяснить простым предположеньем: предназначенностью данного стихотворения к печати. Суть отношений вполне типологична: в их основе – «желаний томный жар»; все остальное – чтобы не мешало им, а подогревало их.





Еще полнее, невзирая на погружение в мир античных образов и картин, соответствует пушкинскому мировосприятию и в частности отношению к женщине «Торжество Вакха». В подтверждение привожу описание вакханок и финальное обращение:

Последний призыв особенно показателен. Стихотворение начинается картиной явления Бахуса-Вакха празднично разодетым поселянам: читательское восприятие настраивается на стилизацию в жанре идиллии, столь характерной для Дельвига. Финальное обращение поэта переносит действие в современность, и акт этот можно понимать двояко: либо и «торжество Вакха» надо воспринимать как современный карнавальный праздник, либо авторское обращение просто перечеркивает многовековую дистанцию времен и слитно дает две картины – торжество Вакха и торжество (без карнавальных одежд) в честь Вакха. Обращение к античным образам предназначено подтвердить устойчивость исповедуемого образа жизни.

В черновом отрывке 1818 года удивляет какая-то неадекватная реакция.

Если «сладостно», то почему «опасно»? Если выделено «блаженство» и «счастье», то почему это понадобилось ненавидеть? В контексте стихов периода картина проясняется: поэт сердится на себя, что некие отношения принимают серьезный характер, выходят за рамки отмеренного и дозированного (вбирают элемент духовного – «огненный, волшебный разговор»). Объективно этому можно было бы радоваться, поэт же предпочитает сдерживать себя.

Та же проблема ставится на ином материале:

Чужой пример, пример художника, постигшего тайну духовной красоты, контрастен принципам поэта – и служит для него доказательством от противного: пример художника вызывает даже и восхищение, только цена духовного прозрения воспринимается слишком высокой, поскольку надламывает силы человека, и логика осторожности, которую исповедует покамест поэт, отвращает его от этого примера. (Кстати говоря, словоряд стихотворения уже нечто сулит: «гений», «красоты», «небесные черты». Но пока этот словоряд не схватывается сознанием поэта: его мысль устремлена совсем в другую сторону.)

Та же тенденция просматривается в дружеских посланиях Пушкина, где речь заходит об амурных делах приятелей; наиболее подробно это сделано в послании «Всеволожскому». Поэт воображает себе быт приятеля «в приюте отдаленном», но отнюдь не в одиночестве, а в кругу новых друзей.