Сделка

- Вообще-то у меня длинный отпуск. По крайней мере, месяц. И в Чикаго будет наша база - когда мы начнем тур. - Он улыбнулся Кати и сжал ее руку. На ней был алюминиевый браслет, сделанный из обломка японского "Зеро", который Барни подарил ей.

Я спросил:

- Ты помнишь д'Анджело? Он здесь, в городе. Улыбка Барни исчезла.

- Знаю. Я просил Бена пригласить его, но он что-то не пришел.

- Ты знаешь, он потерял ногу?

- Как Уоткинс, - произнес Барни. - Только тот потерял обе ноги.

- Вот черт! Где он?

- В Сан-Диего. Я заходил к нему. Он все еще в больнице, но его дела идут неплохо.

- Дай мне его адрес.

- Конечно. А с двумя солдатиками все в порядке. У меня есть и их адреса, если хочешь.

- А ты не знаешь, у Монока была семья?

Барни покачал головой, и его лицо стало угрюмым.

- Я проверял. У него никого нет. Я просто сидел там. Братья Милз пели "Бумажную куклу". Только, кажется, кто-то уменьшил громкость Барни сказал:

- Я отправлюсь в Кенсингтон повидать д'Анджело как только смогу.

- Ему, знаешь, досталось от газет.

- Нет, я этого не знал, - сказал Барни. Я объяснил ему, что д'Анджело вел любовную переписку с Эстелл Карей. Барни знал об ее убийстве - дело, похоже, достигло размеров национальной трагедии.

- Так они напечатали их любовные письма в этих чертовых газетах? вскричал Барни. - Сволочи поганые!

- Один из виновных в этом находится здесь.

- Ты говоришь о Дэвисе?

- О нем. О человеке с фиолетовым значком храбрости на подбородке.

- Как он его получил?

- Он заработал его.

- Твоих рук дело?

- Тот, кто стал морским пехотинцем, останется им навсегда.

- Скотина, - сказал Барни, поднимаясь со скамьи. Опираясь о свою деревянную трость, он заковылял к Дэвису и стал честить его от "А" до "Я". Смотреть было приятно.

Я пересел к Кати и спросил ее:

- В чем дело, малышка?

- Вы о чем?

- Ты беспокоишься об этом маленьком паршивце, не так ли?

Кати сжала губы, а затем кивнула.

- Почему? - спросил я.

- Он очень болен, Нат. У него бывают ужасные приступы малярии. Начинаются лихорадка и озноб. И он не может уснуть, а когда засыпает, его преследуют кошмары.

Знакомая история.

- Черт! - сказал я. - А выглядит он хорошо. Посмотри на темные круги у меня под глазами. У него и одного нет.

Моя слабая попытка развеселить ее привела к тому, что Кати едва не разрыдалась.

- У него ужасные головные боли, - продолжала она. - Ему так больно. Я хочу, чтобы Барни отложил свою поездку, но он не сделает этого.

- Так вот почему ты отказалась от участия в съемках. Ты хотела быть с ним рядом, когда ему плохо.

Она кивнула.

- Я боюсь за Барни. Я хочу быть рядом с ним, чтобы присматривать. Ему на самом деле нужно шесть месяцев для того, чтобы полностью выздороветь, Нат но он до того упрям, что и слышать об этом не желает.

- Он - хороший боксер, солнышко. Я думал, ты знаешь.

- Он очень высоко тебя ценит, Нат.

- И я высоко его ценю.

- Может, ты поговоришь с ним.

- Может, поговорю.

Она поцеловала меня в щеку.

Потом Кати улыбнулась и сказала:

- А ведь ты считал меня охотницей за золотом, правда?

- Да. Я был не прав, считая тебя охотницей.

Подошла Салли, держа под руку Барни.

- Я поймала его, когда он стращал прессу, - заявила она. - Так себя не ведут в коктейль-баре, согласен?

- Барни, мне за тебя стыдно, - промолвил я. Салли произнесла:

- Конечно, я не виню тебя. Этот мерзавец из газеты выставил на всеобщее обозрение любовную историю бедного солдата, и все пускают теперь слюни. Кстати, как они раздобыли письма? Они настоящие?

- Думаю, да, - произнес я, не вдаваясь в подробности до тех пор, пока позже мы не оказались в ее постели в маленькой, но роскошной комнате в "Дрейке".

- Так ты хочешь сказать, что некий полицейский детектив тайком взял эти письма, снял с них копии и продал той газете, которая дала за них самую высокую цену? Что же это за полицейский?

- Обычный чикагский, - сказал я. - Послушай-ка, что я тебе расскажу.

И я поведал ей о дневнике. О том, как один состоятельный клиент нанял меня для того, чтобы я изъял из дневника некие скользкие записи о нем. А также о том, как я договорился с одним сержантом полиции который за две тысячи долларов, данных моим клиентом, передал мне дневник, ставший ныне моей собственностью.

- Ты обманываешь меня, - сказала она. - Дневник Эстелл Карей у тебя?

- Он был у меня.

- Что ты хочешь сказать? Ты имеешь в виду, что передал его своему богатому клиенту?

- Не совсем.

- Тогда Друри?

- И не ему.

- Так где же он?

- Я его сжег.

- Что?

- Я сжег его. Прочитав его, я понял, что там нет никаких новых имен. Кроме тех, которые они уже встречали в записной книжке Эстелл или в других местах. Там не было никаких новых версий, ничего из того, что могло бы помочь расследованию - по моему мнению. Но чего там было в избытке - так это страстные описания мисс Карей и ее любовных похождений. Кто что с ней делал, чем, как долго, и как долго продолжались те вещи, которые были вызваны длительностью действия других, и тому подобное.

- Почему она все это описывала, как ты думаешь? Для возможного шантажа?

- Нет. Это было не в ее духе. Она была жадной, но честной по-своему. Она была грязной девчонкой в лучшем смысле этого слова. Она любила секс. Ей нравилось им заниматься. И, судя по тому, что я сегодня прочел, ей нравилось об этом писать.

- Так значит, ты сжег его.

- Я сжег проклятую вещь. Это лучше, чем увидеть его напечатанным в газетах, где они постараются представить ее еще большей шлюхой, чем она была на самом деле. К тому же жизнь десятков мужчин и женщин, которые имели несчастье понравиться ей, оказалась бы разбитой.

- Я правильно думаю, что в более ранние времена в дневнике была бы глава о Нате Геллере? - Вполне возможно. А сейчас я вполне могу поставить себя на место моего обрученного богатого клиента. Я все знаю о чарах Эстелл Карей. Поэтому я сжег эту чертовщину. Что вы думаете об этом, мисс Рэнд?

- Для тебя - Элен, - ответила она, прижимаясь ко мне. - И все, что я думаю, - это ура! Нату Геллеру. И давай посмотрим, можешь ли ты сделать со мной что-то такое, о чем стоило бы написать; после...